Вика Гочияева появилась в квартире через полтора месяца после катастрофы. Она, якобы, выписалась из больницы. Одетая в черный строгий костюм и шляпу с черной вуалью, сидела в кабинете мужа и обзванивала всех партнеров Рамзана. Любопытство заставило абхазцев «клюнуть» и приехать. Убитая горем вдова произвела неизгладимое впечатление. Многие поняли, почему Гочияев скрывал жену. Те, кто помоложе, подумали – не молодой Рамзан боялся, что ее «уведут». Вика подняла густую вуаль, и золотистая прядь выглянула из-под шляпы. Женщина оглядела собравшихся большими зелеными глазами и тихо поблагодарила:
– Огромное спасибо, что вы откликнулись на мою просьбу. Рамзан никогда не говорил о своих делах, но всегда повторял, что вы честные люди и поможете, если что случится. У меня есть просьба: продайте эту квартиру. Не хочу жить в этих стенах, где так недолго была счастлива…
Женщина заплакала и отвернулась. Мужчины переглянулись. Один из них, рослый, полный и уже не молодой абхазец с благородной сединой на висках, подошел и положил женщине руку на плечо:
– Не плачь. Рамзан был счастливым человеком, имея такую жену. Мы сделаем, как ты скажешь. Но где ты будешь жить? Может, купить другую квартиру? В другом районе? Мы сделаем для жены друга все!
Мнимая вдова стерла слезы со щек кружевным платочком. Несколько раз судорожно вздохнула. Подняла заплаканные глаза и посмотрела в лицо абхазца:
– Я перееду на дачу. Мне там спокойнее…
– А как же дело Рамзана? Кто станет управлять им?
Мужчина отошел к своим и что-то быстро спросил. Она беспомощно обвела взглядом собравшихся мужчин и снова заплакала. Сквозь всхлипы раздалось:
– Я же в этом ничего не понимаю и даже не представляю, как буду жить. Я ничего не умею! Рамзан все решал сам. Мне было так хорошо и спокойно с ним. Мне даже не к кому обратиться, кроме вас. Я сирота…
Женщина уткнулась в ладони лицом и зарыдала. Шляпа упала на пол, открыв взорам туго свернутый пучок гладко зачесанных золотистых волос на затылке и розовый шрам на виске. Абхазцы переглянулись и быстро заговорили на своем языке. Марина практически все понимала, но продолжала рыдать. Все тот же не молодой абхазец подошел к ней, присел и прижал к себе, поглаживая по вздрагивающим плечам. Тихо сказал:
– Если не возражаешь, мы возьмем дело Рамзана в свои руки и продолжим его за тебя, пока ты не научишься управлять сама. Ты не будешь нуждаться и станешь жить, как жила. Мы поможем.
Она подняла заплаканное лицо и с надеждой посмотрела на мужчину:
– Вы, правда, поможете? Я была бы очень признательна, так как сейчас нахожусь не в том состоянии, чтобы что-то делать. Мне даже двигаться трудно, раны еще плохо зажили… – Абхазцы начали вставать и прощаться. Вика устало поднялась из-за стола. Вновь надела шляпу и опустила вуаль на лицо. Пояснила удивленно глядевшим мужчинам: – Не хочу быть здесь. Тяжело. Моя машина внизу. Я еду на дачу.
Вместе с ними спустилась на лифте вниз. Молодые абхазцы переглядывались и еле слышно цокали языками – женщина им нравилась. Пожилые старались их приструнить короткими репликами. Степанова все понимала в их разговоре. Попрощалась с бизнесменами на крылечке у подъезда и направилась к маленькому «Мерседесу».
Из машины выскочил шофер лет сорока пяти в форменной фуражке и коротко остриженными волосами. По движениям было видно, что он тренирован и является по совместительству еще и охранником. Открыл дверцу перед хозяйкой. Женщина под взглядами бизнесменов устало села на заднее сиденье. Шофер захлопнул дверцу и, быстро обойдя автомобиль, сел за руль. Последнее, что видели абхазцы – женщина подняла руку с платком к глазам и вновь вытирала слезы. Горцев это несколько растрогало.
Шергун, ставший шофером и связным у Марины, вел машину профессионально. Для этого ему пришлось целые сутки тренироваться у профессионального гонщика. Зато теперь он легко лавировал в потоке. Не оборачиваясь спросил:
– Как прошло?
Она устало откинулась на спинку сиденья и стащила шляпу:
– Нормально. Обещали помочь в бизнесе. Поверили, что я и есть вдова. Как же трудно было выдавить слезы! Квартиру продадут. Завтра едем на могилу «мужа» и в мечеть зайду.
Олег Маркович обернулся на мгновение:
– Ты не торопишь события? Может пару деньков повременить?
– Не думаю. Я ведь только вышла из госпиталя. Муж любимый – мусульманин и мне надо попросить муллу помолиться за него. Чем скорее я появлюсь в мечети, тем больше вероятности, что мне поверят.
Полковник посмотрел в зеркало заднего вида и присвистнул:
– За нами, похоже, следят! – Степанова уткнулась в спинку сиденья лицом, делая вид, что рыдает. Лжешофер протянул ей платок и снова обернулся на мгновение: – Ошибся. Ну, ладно…
Шергун спокойно вел машину до самой дачи. Вынужденная стать актрисой, женщина спала на заднем сиденье, устав от лицедейства. Полковник выскочил из автомобиля перед трехметровыми сплошными воротами. Быстрехонько открыл замок и въехал во двор. Запер ворота изнутри и подъехал к крыльцу. Двадцать минут сидел на ступеньках и ждал, что Марина проснется. Оглядывался по сторонам.
На дворе стоял сентябрь. Желтые листья завивались в кронах двух, стоящих у ворот, старых кленов и огромной березы. На темно-зеленой лужайке яркими пятнами выделялись их багряные, желтые, оранжевые и даже пестрые листья. Солнышко ласково пригревало. Ветер шелестел в кронах деревьев, а небо было бездонно-голубым. Шум с автотрассы практически не доходил сюда. На соседней даче взвыла сигнализация автомобиля и Марина проснулась. Открыла глаза и потянулась. Олег, наполовину в шутку, наполовину всерьез, открыл перед ней дверцу и помог «хозяйке» выбраться из авто. Тут же загнал «Мерседес» во встроенный гараж-подвал.
На следующий день Степанова, в сопровождении Шергуна, съездила на Новодевичье кладбище. Долго стояла перед начавшей зарастать могилой. Затем заехала в мечеть. Минут двадцать разговаривала с муллой. Оставила богатое пожертвование и выразила желание перейти в мусульманство:
– Мой муж был правоверным мусульманином. Раньше я не понимала разницы между верами, но сейчас, когда его нет, я решила перейти в мусульманство и жить по законам шариата. В память о Рамзане…
Женщина заплакала, прижимая платок к глазам. Толстый мулла в белоснежной чалме принялся утешать и долго рассказывал об Аллахе и обычаях мусульман. Марина профессионально заметила, что к ней приглядывается высокий худой парень с густой черной бородой и темными непроницаемыми глазами, слегка поблескивающими в полумраке. Он делал вид, что молится. Искоса бросал взгляды на красивую русскую женщину в черном костюме, отметив в памяти дорогие кольца на пальцах, серьги в ушах и кулон на шее. От тяжелого взгляда не укрылась толстая пачка денег, исчезнувшая в пухлой ручке муллы. Степанова вышла из мечети и направилась к автомобилю. Шергун открыл дверцу, когда к ней подошел тот самый парень с тяжелым взглядом. С сильным акцентом сказал:
– Это хорошо, сестра, что ты не скупишься на пожертвования и хочешь перейти в мусульманство. Но этот мулла старый и он не так трактует Коран. В Коране все по-другому. Ты не хочешь прийти и помолиться в нашей мечети?
Марина сделала вид, что испугалась и оглянулась на охранника. Шофер тотчас закрыл ее собой от парня, с угрозой глядя в черные глаза. Иностранец улыбнулся, обнажив ровные белые зубы:
– Не бойся, сестра! Я не причиню тебе зла. Наша община так и называется «Братья мусульмане». Наш мулла более просвещен, не то, что этот старик. Он учился в Арабских Эмиратах.
Степанова выглянула из-за спины охранника. Настороженно посмотрела на незнакомца и заинтересованно спросила:
– И где находится ваша мечеть?
Парень вытащил из кармана крошечный кусочек картона:
– Здесь все указано. К сожалению, наша мечеть еще только начинает строиться, но по этому адресу мы молимся и изучаем Коран. Приходи и тебе станет легче. Я слышал, как ты плакала и горевала.
