Я сосредоточиваюсь на своем дыхании, слыша, как мои балетки стучат по полу. Я одна дома. В квартире горит лишь пара ламп, и только сейчас осознаю, что пока я разрывалась между сборами и собственными переживаниями, зашло солнце.

Я открываю дверь, он там — руки в карманах, одетый в темные джинсы, черную футболку с длинными рукавами, которая дает прекрасный обзор за его широкие плечи и обтягивает бицепсы. Странно, но комок нервов в моем животе расслабляется. Сент смотрит на меня своими зелеными глазами. Его квадратная челюсть плотно сжата, а глаза оглядывают меня от кончиков пальцев до румянца на щеках.

Он прочищает горло прежде, чем заговорить, и, клянусь богом, я была готова расплакаться от того, как сильно мне хотелось его услышать. Невероятно то, как сильно я скучала по его голосу. Как его грудь будто бы вибрирует при этом. Как я практически чувствую исходящее от него тепло, когда Сент стоит там, и все, чего я хочу, чтобы меня притянуло в его силовое поле.

Малкольм подходит ближе, я смотрю на него, он сверху вниз на меня, и просто произносит:

— Ты прекрасно выглядишь.

Я даже не могу ничего ответить. Мои нервы сильнее меня. Это наше второе официальное свидание — после той ночи, что я осталась у него.

— М-м-м, — говорит он, опуская голову, его губы касаются моей шеи. — Пахнешь тоже превосходно.

Клянусь, я таю. И, будто бы не зная этого, этот ублюдок выпрямляется и одаривает меня одной из своих фирменных улыбок.

— Готова идти? Иначе опоздаем.

— Да, — я делаю глубокий вдох. Бросаю быстрый взгляд на квартиру, выключаю свет и беру сумочку с тумбы у двери.

***

Из колонок раздается «Talking Body» в исполнении Tove Lo. Из вип-ложи, где мы сейчас находимся и к которой примыкают несколько рядов сидений, открывается прекрасный обзор на поле. Когда мы входим туда, золотистый свет заполняет все вокруг. Черные кожаные диваны, плазмы, бильярд — это то, что бросается в глаза в первую очередь. Затем я вижу огромное окно, выходящее на освещенное бейсбольное поле. Я практически чувствую запах арахиса и пива. Мы находимся на самой высокой точке стадиона, в «стеклянной коробке».

Мы хватаем выпивку и усаживаемся на один из диванов, глядя прямо в огромное окно. Мы уже в восторге от этой игры.

— Черт, беги, Риццо! — голос Малкольма такой глубокий, когда он ревет или кричит. — Да, бляяя, — он запрокидывает голову назад и стонет, а затем возвращает взгляд на поле. Он делает глоток пино нуар.

Я пытаюсь подавить смешок, делая глоток своего коктейля. Это очень напряженный матч, и мы практически слетаем с катушек, предвкушая победу. Мне следовало бы уделять больше внимания игре, но я в самом деле наслаждаюсь «спортгазмами», которые получает Сент, смотря матчи. Я обожаю то, как спокойно, расслабленно и сдержанно он сидит в один момент, а в другой уже кричит и сжимает кулаки, когда все идет так, как надо. И мне нравится то, что какая-то часть моего мозга отключается, когда он обнимает меня и медленно проводит ладонью по моей руке.

Сейчас Сент выглядит абсолютно довольным, попивая вино, его рука обнимает меня, мы сидим в его величественном стеклянном кубе, открывающим вид на весь стадион. С таким же успехом это мог быть его стадион — он сидит здесь словно хозяин этого места. Между тем, я наслаждаюсь матчем в живую, ранее не посещав ничего подобного. Джина говорит, что это все потому, что в моей жизни не было мужчин — ни отца, ни братьев, ни парней. Может, она и права. Мне нравится, как потрескивает воздух над стадионом, и как он трещит сейчас, рядом с Сентом.

— Дело в шляпе, я, блядь, чувствую это, — слышу как, как рядом бормочет Малкольм. Его лицо максимально сосредоточено.

Меня это ужасно забавляет.

— Ну, если ты так думаешь.

Он пристально смотри на меня, потом сжимает челюсть и на долю секунды зажмуривается. Если бы я не смотрела на него, то даже ничего не заметила. Он наклоняется ближе.

— Да, я так говорю. Мы их закопаем.

В какой-то момент некоторые знакомые у ложи начинают выкрикивать его имя, и мы выходим к рядам сидений, примыкающим к ложе.

— Сент! Ты долбанная звезда среди всех звезд, — кричит один из парней, а затем спрашивает, нахально глядя на меня, может ли его компания подойти.

Сент просто отвечает:

— Нет, — и показывает им средний палец. Он берет меня за руку и ведет к местам снаружи, садится рядом и прижимает к себе, пока мы продолжаем смотреть игру.

В перерывах мы смотрим на видеодисплей. Я смеюсь, видя, как люди чмокают друг друга, когда их лица появляются на экране. Появляется изображение молодого темноволосого мужчины. Мое тело чисто по-женски вздрагивает от одного его вида. На экране он один, когда я — как и остальные зрители — осознаем, кто он, камера слегка смещается, показывая... меня... и в этот момент я чувствую, как пальцы Сента скользят в мои волосы, притягивают меня к себе, и его губы касаются моих.

Я слышу радостные возгласы, но, ошеломленная, не могу вновь взглянуть на экран. Я окружена вкусом рта Сента, который только что поцеловал меня.

Его глаза сияют, когда он притягивает меня ближе для еще одного поцелуя, который будет только для него, только для его глаз. Очень горячих мужественных глаз.

Он кажется очень спокойным и умиротворенным, когда камера отправляется на поиски новых жертв.

Спустя три иннинга, я все еще смущаюсь, словно подросток. Но Грешник вновь полностью погрузился в игру. Идет середина девятого иннинга, игра почти завершилась. Один страйк и «Чикаго Кабс» проиграют «Кардиналам». Наши «Кабс». Бита в руках у Свини, у него уже было несколько хоум-ранов в этом году. Все еще есть шанс, что наши парни победят.

— А вот теперь посмотрим, кто кого. Базы готовы, — говорит он, хлопая в ладоши, а потом приподнимает брови, указывая мне на три базы, образовывающие идеальную стрелу перед нами.

Мои губы дрожат в попытке сдержать улыбку. Я почти забыла, насколько он любит любые состязания. Это вызывает внутри меня покалывание, когда я вижу страсть, вспыхивающую в его глазах.

Мне вдруг ужасно хочется поиграть с ним.

— Держу пари, ты был экспертом по базам в том, что касалось девушек, как бы по-детски это ни звучало, — я приподнимаю бровь. Интересно, когда все это началось, любопытство подтолкнуло спросить. Желание узнать хотя бы такую мелочь — как он стал самым желанным человеком в Чикаго. Я ни капли не удивлюсь, если все началось еще в начальной школе. Новость о его рождении вышла отдельным заголовком, и впредь весь его жизненный путь был в свете софитов.

— Был? — отшучивается он. — Все еще эксперт. — Он наклоняет голову и проводит кончиком носа у моего виска. — Я все еще знаю пару ходов, — он легонько целует меня в месте, где еще недавно касался носом.

— Мне ли не знать. Ты настолько профессиональный игрок, что судья должен быть здесь, следя за тобой.

Он не смеется, как я того ожидала. Его глаза темнеют, будто ему не понравилось, что я назвала его игроком, даже чувствуется, что его энергетика только что изменилась.

Я смотрю на Сента, пока он изучает мою ладонь, скользя большим пальцем от запястья до кончиков пальцев. Ток пробегает сквозь мою кожу, пузырясь в венах. Он предельно сконцентрирован, будто бы увидел что-то, что прежде не замечал. Будто бы и в самом деле играет с игрушкой, интереса к которой не ожидал. Он смотрит на меня сквозь опущенные ресницы. Мгновенный проблеск сокрушающего жара в его взгляде вынуждает меня опустить глаза на наши руки, мой живот нервно сжимается.

Сент приподнимает наши руки и целует костяшки моих пальцев. Когда он опускает их, я почти задыхаюсь. Сент улыбается мне, а я ему — отпуская меня, он задерживается всего на секунду.

— Ты заводишь меня так, как ничто другое, — шепчет он.

Малкольм целует меня нежно и коротко. Затем резко отодвигается и возвращается к матчу, где игрок находится на домашней базе. Мяч подлетает в воздухе, и — благодаря стуку я понимаю, что бьющий попал по нему — летит куда-то в центр поля.