Пожилую даму терзало любопытство. Что это за неизвестный ей рецепт? И неужели её девочки всерьёз собрались подавать это на стол? А если кто-нибудь отравится? Нет уж, она сперва попробует - и, если что, добавит пряностей. Несколько горошин перца, веточка базилика и добрая щепоть корицы всё делают лучше.

   Быстро раздав указания слугам, почтенная Контессина проворно достала кувшин и вылила всё, что там было, в кубок. Он едва наполнился: напитка было очень мало. Зачем готовить такими крошечными порциями? Уловив знакомый винный запах и приятный аромат трав, она, не долго думая, решила не рисковать желудками гостей и домочадцев - и с удовольствием опустошила кубок.

   Напиток действительно взбодрил её. Контессина ощутила прилив веселья, какой обычно сообщает добрый штоф вина. Она вновь почувствовала себя молодой, способной радоваться жизни и любить...

   - На первый год я снижу пошлину, - говорил Иоганн, не отрываясь от бумаг. Он читал устав банка. - Но на второй - возьму третью часть прибыли...

   - Третью? - переспросил Пьетро.

   - Именно. Мне нужно содержать армию, а времена неспокойные, вашим людям ведь тоже понадобится защита. Так что таким образом вы позаботитесь и о себе.

   - Благодарим, но мы располагаем собственной охраной.

   - Которая не знает местности и местных нравов. По той же причине я желаю, чтобы управляющим был саарландец.

   - Палец в рот не клади, - беззвучно шепнул сыновьям Козимо, а вслух сказал: - Значит, мы можем положиться на вас и вашу армию?

   Иоганн кивнул. Смотрел он не очень доверчиво.

   - Во имя нашего общего благополучия - осмелюсь обратиться к вам за помощью, - Козимо наклонился вперёд, налегая на стол и положив руки перед собой. - Грехи и добродетели для всех едины, не так ли, Ваше высочество? И нашему сословию тоже знакомы грехи лжи, предательства и убийства. И кровная вражда как таковая. Наверняка вам известно, какой это неиссякаемый источник горестей, - старик помолчал, точно тщательно подбирал слова. - Вы оказали бы неоценимую услугу, если бы помогли нам пресечь вражду. Наши соперники заручились поддержкой венецианских наёмников, а это сильная армия. Если бы мы могли надеяться на вашу?

   - То есть вы предлагаете нам стать наёмниками на вашей стороне, - сказал Иоганн.

   - Если вам угодно так выразиться.

   - Отчего же вы не спросите, велико ли моё войско? - вскинулся герцог. Гвардейцы за его спиной переглянулись.

   - Я полагаю, не меньше, чем у дожа, - Козимо соединил пальцы в замок.

   Руки Иоганна также находились на столе. На изящных пальцах сверкали под огнём свечей два перстня.

   На жилистых, морщинистых руках Козимо - шесть перстней.

   - Пять тысяч вместе с пехотинцами.

   - Каждый получит годовое жалованье. И столько же вам в казну, - Козимо что-то записал на чистом листе и покусал перо. - Какое жалованье у ваших всадников и пехотинцев?

   Иоганн назвал.

   - Два годовых, - поднял глаза Козимо. - И взнос в казну удвоится тоже.

   Зелёные глаза Иоганна округлились.

   - Проверь, пожалуйста, расчёты, - Козимо передал бумагу старшему сыну.

   "Саарбрюккены не богаты и никогда не были. Естественно, они хотят денег. Уступим им эту пошлину, а при случае скупим весь Саарланд с потрохами", - прочитал Пьетро. И возвратил записку:

   - Всё верно, отец.

   - Что ж, если мы договорились? - вновь посмотрел на герцога Козимо - на сей раз вопросительно.

   Иоганн вскинул брови:

   - Деньги - всего лишь металл. Союз и поддержка гораздо важнее, не так ли?

   Записка вспыхнула прямо в руках у синьора Медичи - и рассыпалась пеплом.

   - Дьявол! - выругался он.

   Джованни перекрестился.

   - А я говорил, - шепнул Пьетро.

   - Да что за чертовщина! - ударил по столу Козимо.

   Свечи в обоих подсвечниках разом погасли.

   - Что ж, - нерешительно проговорил Иоганн, в темноте наблюдая, как свечи дружно испускают жалобный дымок, - я думаю, мы сможем договориться. Только нельзя ли снова зажечь свет?

   Слуга явился уж слишком быстро. И даже не явился, а влетел. И забился зачем-то под стол. И затих.

   Следом вбежал ещё кто-то и принялся рыскать впотьмах.

   Когда явился настоящий слуга и зажёг-таки свечи, все обнаружили, что Джованни держит за шлейф родную мать, а под столом сидит Бенвенуто - приятель Лоренцо.

   - Я только попить зашёл! Честное слово! А она на меня набросилась!

   - Любовь моя! - вопила Контессина, простирая руки к юноше.

   Её плечи были обнажены, а лицо наскоро нарумянено.

   - Какая любовь! - воскликнул Джованни. - Опомнись, мама! Тебе восьмой десяток!

   Контессина рвалась к Бенвенуто так ревностно, что её с трудом держали Джованни, гвардейцы герцога и сам герцог. Они уже подумали, что конец настал Бенвенуто, как дама вдруг зевнула, обмякла у них в руках и с наслаждением захрапела.