Когда к нам пришел начальником отдела Леонид Максимович, то, узнав, что я окончила в институте факультет русского языка и литературы, попросил меня вести уроки русского языка для сотрудников нашего отдела. Поэтому после того, как я сдавала свои донесения, я писала с ними диктанты, разбирала ошибки и вообще учила, как писать донесения. Когда же у нас появились выходные дни, то Збраилов сказал мне, что каждый месяц я должна организовывать экскурсии в литературные музеи, на выставки, посещать театры, читать лекции на литературные темы. Еще на первом комсомольском собрании меня избрали председателем культсовета, и я отвечала за всю культурно-массовую работу. С того времени все сорок лет, что я проработала в органах, всегда была ответственной за культурно-массовую работу, являлась членом комсомольского бюро, затем партийного.
Тогда же решили выпускать стенную газету, где я была корректором редколлегии. Газета была очень острой, с карикатурами, но просуществовала она месяцев пять, так как всех членов редколлегии постепенно перевели в другие отделы. В последнем номере стенгазеты нарисовали всех членов редколлегии наподобие знаменитой картины Репина «Запорожцы пишут иисьмо турецкому султану», где вставили подлинные наши фото. Потом каждый вырезал из этой картины себя, и у меня хранится часть этой картины, где я — писарь.
Мы проводили вечера самодеятельности, как же там было весело! Однажды кто-то из выступающих был занят по работе, и пришлось выступать мне с «лезгинкой». Мой танец сфотографировали, снимок поместили в стенгазете, но вскоре кто-то сорвал фото, таким же манером украли еще несколько моих фотографий. Считали, что там я была хороша.
Збраилов часто повторял, что мы, сотрудники органов, всегда должны быть на голову выше других, в курсе всего, что делается в стране. И наш рабочий день начинался с политинформации.
В конце 1943 года к нам в отдел пришло пополнение из Московской контрразведывательной школы, курсанты которой были главным образом из пограничных и внутренних войск. Среди них были Вадим Казанский, Александр Гречанинов, Лука Лукашов и другие. Самым культурным, интеллигентным человеком из них являлся Вадим. Вел себя спокойно, старался не выделяться, в общении был очень прост, интересовался литературой, театром, хорошо знал Москву, много рассказывал о старой Москве, и мы любили его слушать. Он часто рассказывал о своей невесте, впоследствии жене, которую боготворил, ни на кого из наших девчат не обращал внимания. Это был очень порядочный, честный человек, старался помочь всем окружающим, чем только мог. Как-то он вспомнил, что однажды летом, еще до войны, он с товарищами катался на лодке на Пионерских прудах (так тогда именовались Патриаршие пруды), и они защитили девушек, чью лодку пытались перевернуть какие-то два парня. Их задержали и отвели в отделение милиции. Поблагодарив ребят, дежурный стал разбираться с нарушителями порядка, один из которых назвал фамилию другого (Скрябин) и просил позвонить по телефону, где ответили: «Приемная Вячеслава Михайловича Молотова[17]». Милиционер рассказал о том, что произошло, и ему ответили, что сейчас доложат Молотову; через несколько минут передали, что пусть задержанный посидит в КПЗ. Только вечером за парнями пришла машина, один из них оказался племянником Вячеслава Михайловича и жил в его семье. Жители района хвалили Молотова, что он не стал сразу же защищать родственника и наказал хулиганов.
Главное внимание в работе мы уделяли борьбе со шпионажем, поиску и обезвреживанию вражеских агентов, выявлению дезертиров. В 1942–1944 годах несколько раз нас срочно вывозили в лес под Москвой, куда сбрасывали десанты немецких агентов. Впереди нас шли солдаты с ружьями наизготовку, а за ними мы с палками, обшаривали кусты, нет ли там парашютов, рации или каких-то других подозрительных предметов. Об этом хорошо написал Богомолов в своей книге «Момент истины (В августе 44-го…)».
Наш отдел обслуживал в оперативном отношении все военные городки, военные дома, военные гостиницы, находящиеся в Москве и Московской области, и по возможности всех военнослужащих, приезжающих в Москву. Когда проходили военные парады, мы делали «установки» на всех гостей, которых приглашали на трибуны Мавзолея, обеспечивали государственную безопасность. Когда работала в «установке», все праздники я или дежурила в отделе, или находилась на чердаке одного из домов, из окон которого была видна вся Красная площадь. И за все время никаких неприятностей у нас не было.
Как-то раз, это было в 1942 или 1943 году, нас всех по телефону срочно вызвали на Арбат. Оказалось, что по Арбату только что проехал И.В. Сталин; его, как обычно, сопровождали еще две машины. Когда проехала первая из них, то перед машиной Сталина раздался взрыв. Конечно, поднялся шум, прибыло все начальство службы безопасности и правоохранительных органов. Но выяснилось, что это вылетела крышка люка: скопившийся в коллекторе газ сдетонировал при наезде на люк колеса машины. Сталин, когда ему доложили, сказал, что надо предупредить ответственных лиц, чтоб они все проверили, но никого не наказывать.
Летом 1943 года запеленговали рацию в доме на Рождественке. Мне было приказано установить, в какой квартире эта рация и кто на ней работает. Тщательно проверила весь дом, выяснила, что в одной из квартир остановился офицер, приехавший в командировку с фронта. Поселился у своей сестры, которая работала на заводе и часто отсутствовала по нескольку дней. Соседи же уехали в эвакуацию, и этот офицер фактически жил в квартире один. Установили за ним слежку, проверили документы. Все в порядке. И вдруг он передает по рации, что в такой-то день и час он выходит из дома и тогда-то будет переходить линию фронта. Наш отдел приготовился. Я должна была находиться в подъезде и, увидев, что офицер вышел из квартиры, махнуть белым платком в окошко повыше того этажа (стекло из форточки наши ребята заранее выставили). Прибыла я рано, вошла в подъезд и вдруг вижу, что этот офицер уже спускается вниз. Увидев меня, остановился, пропустил, и боковым зрением я замечаю, что он смотрит мне вслед. Прохожу один этаж, второй, третий — он все стоит! Дошла до последнего этажа, стучу в квартиру, захожу и прошу стакан воды. Когда старушка пошла за водой, быстренько выскакиваю обратно и, сняв туфли, спускаюсь к окну. Выдавливаю стекло из форточки, порезав при этом руку (я ведь была на другом этаже), и машу окровавленным платочком. Когда увидела, что со всех сторон к подъезду пошли пары наших сотрудников, то села на ступеньку лестницы и… заплакала. После мне рассказали, что к объекту подошли Антропов и Булеха, наша группа обыска и ареста, заломили руки за спину и втолкнули в подъехавшую машину. Сделано все было молниеносно, так что прохожие не успели даже сообразить, что произошло. Абакумов и Збраилов стояли на углу у Архитектурного института, Абакумов направился вслед за машиной — на Лубянку, а Збраилов подошел к нам, похвалил за четкую работу. Старший группы «наружки» поинтересовался у Збраилова, кто стоял с ним рядом. Когда услышал, что Абакумов, растерялся, что не узнал его, и сказал, что тот все время интересовался, как идут дела, а он послал его на три буквы. «Что теперь мне будет?» — загоревал он. Збраилов засмеялся и ответил, что ничего не будет, так как Абакумов и сам нервничал. Абакумов и Збраилов часто присутствовали при задержании особо опасных преступников.
В 1943 году стал создаваться «ядерный проект» — институт, который тогда именовался «лабораторией № 2 Академии наук СССР» и находился на территории Щукинского военного городка. Ныне это институт имени Курчатова. Вскоре там был установлен атомный реактор. Многие из жителей городка стали устраиваться туда на работу, и я каждый день здесь бывала, делала «установки» на желающих работать на этом объекте. Одна из женщин, к которой я пришла побеседовать (она работала горничной в гостинице на территории военного городка), заподозрила меня в шпионаже. Стала расспрашивать, как меня найти, если она еще что-то о ком-то вспомнит. Я ей рассказала и обещала прийти на следующий день. После моего ухода она побежала в уголовный розыск отделения милиции, поведала о нашем разговоре, и там сказали, чтобы она сразу же сообщила о моем появлении. А я, возвратившись в отдел и рассказав о беседе с этой женщиной, решила вновь к ней зайти, чтобы закрепить наше знакомство, так как получила от нее интересную информацию про многих ее соседей по дому.
