— Тиен…

— Простите, отец, — я низко поклонился, и смотрел несколько секунд лишь на то, как на дорогой ковер падают крупные капли из моих глаз.

— Простите, но я больше не могу здесь находиться. А поскольку мои документы подделаны с самого рождения, то и брак с госпожой Напрхри теряет силу в тот самый момент, как адвокат предоставит мне новые документы.

— Ты потеряешь всё!!! Ты понимаешь, что ты останешься ни с чем?! — я знал, что он выйдет из себя.

Такой человек, как мой названный отец, не просто хамелеон, он настоящий хладнокровный ящер, который взрастил во мне лишь пустоту, пока я рос в этих стенах. Мне с самого детства прививали только одно — весь мир должен тебе, но ты ничего не должен никому!

— Прощайте, абуджи*(отец)!

— Чон Тиен!!! Остановись немедленно! Стой, иначе я силой заставлю тебя вразумить!

— Это не поможет! Если вы попытаетесь это сделать, я в этот же момент свяжусь с господином Ли, и мы обнародуем документы, которые лежат перед вами! — холодным тоном осёк отца, и опять поклонился, чтобы развернуться к выходу.

— А как же твоя карьера, Тиен? Как же то, что вы святые и непогрешимые артисты с правильными моральными принципами?

Я замер и тяжело выдохнул, произнося:

— Подобные люди погибли в тот самый день, когда убили нашего наставника. С этой минуты… — я повернулся в пол оборота и уверенно закончил, — …грех перестанет быть чем-то эфемерным и для нас. С вашего позволения, господин Чон!

"Если ты нашел в себе силы, чтобы предать свою семью и прийти сюда, найдешь чтобы уйти…"

Вера в то, что впереди меня ждёт нечто лучше, чем то, что передо мной было сейчас оказалась слишком слабой, чтобы поднять хотя бы голову, когда я собирал вещи и покидал ещё один дом.

Сколько мест человек может назвать действительно настоящим домом? Никогда не задавался этим вопросом, а нужно было бы, потому что чем больше мест ты считаешь таковым, тем меньше их может стать настоящим — и вправду ТВОИМ домом. Очевидно свой дом, такой как я, ещё не обрёл. Ведь если человек чувствует свой очаг, он никогда не позволит никому войти в его стены, и разбить даже чашку на простом кухонном столе. Потому что дом — это часть человека, его подлинный идентификатор. Не даты и дни рождения, не имена и не лица. Именно дом — зеркало того, каков человек на самом деле.

— Ты совсем потерял стыд, или ты был ублюдком с самого начала?

Я ждал этой встречи с того самого момента, как вернулся обратно в Сеул из Пхукета. Ожидал всего, и готовился даже к форменной женской истерике. Однако Амина́ меня удивила ещё больше. Она просто встала посреди спальни и буравила меня взглядом полным надменной ненависти.

— Если ты выйдешь из этого дома, Чон Тиен, и бросишь меня, считай что ты подписал приговор. Травля, которую устроили вашему агентству, в сравнении с тем, что сделаю я, покажется тебе детской забавой, дорогой супруг.

"Усталость… Я чувствую усталость. Знаю это ощущение очень хорошо, потому что был уставшим много раз и много лет, чтобы стать кем-то, кроме отпрыска семьи Чон. Но теперь эта усталость стала будто патологической. Я постоянно чувствую, что разбит, что мне хреново, и подобное дерьмо, никак не способствует тому, чтобы начать действительно отвечать за свою жизнь!"

— Я хочу тебе кое-что сказать, Амина́, - открывая сейф, я доставал оттуда самые важные для меня вещи, и аккуратно складывал этот скудный багаж в один из карманов сумки.

Это были два предмета, помимо нескольких пачек денег, которые так и останутся в стальной коробке. Первый предмет — ключ-карта от репетиционного зала Сонбэ, а второй… Странно, но это маска. Та самая маска, которая была на Терезе в Пусане, и которая так и осталась в кармане моего пальто. Я помешался на этой женщине, если обычную черную тряпку хранил в сейфе, как наивысшую ценность? Очевидно, да.

— И что ты можешь сказать, после того, как опозорил меня и сбежал в первую брачную ночь, как последняя тварь?

Оборачиваясь снова, я уже не смотрел на эту женщину, как на ничтожество. Я понял одну вещь — если этот человек тебе не подходит, если он вызывает в тебе отвращение, то не следует думать, что он такой же и в глазах других людей. То, что эта девочка купила меня, как свою куклу на потеху, я понял сразу, как раскусил её дешёвые игры. Однако и Амина́ имела полное право быть любимой. По-настоящему, так чтобы её глаза не горели похотью, а отдавали нежностью во взгляде.

Я не знаю, что такое любовь. До сих пор мне не ведомо, как это любить кого-то, но тот факт, что в моей сумке лежит простая тряпка, лишь потому что к ней прикасалась женщина, которая мне нравится, уже говорит о чем-то. Возможно, так я воспринимаю любовь. И для меня она стала не только готовностью отдать жизнь за другого человека и убить, чтобы отомстить за него, но и черной повязкой, которая пахнет точно так же маняще, как губы и кожа Терезы.

— Я не люблю тебя, Амина́! — произношу ровно и тихо, в попытке донести до этой девушки, что не стану жить с женщиной, которую не просто не хочу, я не чувствую её, мне не хочется к ней прикасаться, смотреть на неё и даже ощущать аромат её духов. Потому что и он мне не нравится.

Смени Амина́ парфюм, ничего бы не поменялось, потому что оболочка и внешность это не человек.

Человек — то, что внутри. А в этой девочке я не вижу ничего, что могло бы мне дать и сотую долю той стужи, в которой я нуждался. Я страстно желал только одного — согреть свой холод. А он — Тереза. И если для этого придется замёрзнуть самому, то так и быть. Я отдам всё, чтобы она не дрожала от холода внутри себя больше никогда.

— Не любишь, значит? И чем я тебе не угодила? Чем она..! Чем она лучше, чем я? — на пол упали снимки.

Те самые снимки, которые всего час назад мне показывал мой липовый отец.

— Ничем, Амина́. Она ничем не лучше тебя, — спокойно ответил, и опустился на корточки, чтобы поднять фото.

На них был момент, когда Тереза выбегает из машины и прыгает в воду за мной. На её лице испуг, и даже через обычную, мертвую и безжизненную бумагу, на которой отпечаталось её лицо, я чувствую что Тери и правда была напугана. А что сделал я? Что сделал Тиен, чтобы не попасть в такую ситуацию? Ведь знал, что мне угрожает опасность, но ничего не предпринял. Тереза была права. Я пустое место, которое ждало, что его спасут, ждало, что за ним придут.

Всю жизнь Чон Тиен считал, что его должны любить, должны поддерживать, должны наставлять и помогать ему. Но что он сделал для того, чтобы состояться.

— В этот день… — я посмотрел на девушку, стоящую передо мной, и горько усмехнулся поднимаясь.

В горле опять встал ком, но я поборол это и продолжил, смотря на то, как красиво выглядит сила Терезы даже на простом снимке.

— В этот день, Амина́, я умер. Вернее, умер бы! Если бы не тот, кто отдал за меня слишком много. И мне… — я смотрел прямо в глаза Амины́ и продолжал, — … и тысячи жизней не хватит, чтобы расплатиться за то, что ещё живу и дышу с тобой одним воздухом.