Шаг за шагом я становилась всё ближе, а лицо Лео совсем побледнело, когда их трос дёрнуло и парней качнуло.

— Госпожа солдат! — глухим голосом выкрикнул парень, а я покачала головой, и наконец, бросила ус Тиену.

Как только он схватил его, тут же замуфтовал карабин к своему, и отстегнулся от Лео.

— Лео, отпускайте! — я ухватилась за свои тросы сильнее, и кивнула парню.

Тиен вяло улыбнулся ему, и тот наконец, отпустил свою систему. В ту же секунду Тиен полетел в мою сторону, и мы вместе и на весу ударились в скалу. Спину прошила вспышка боли. Чувство такое, что в мою кожу вонзили иголки, а из груди выбили весь дух. Уже потом я поняла, что мой затылок что-то держит.

В момент удара, я закрыла глаза, и ощущение в волосах, между их прядями, стало подобно источнику тепла, от которого согревалось всё тело. Приложишь компресс — и нежное тепло разнесется по всей коже.

Плавно открываю глаза и вижу перед собой мужское лицо на фоне невозможно синего неба, которое переливами уходит в невозможно завораживающую гамму кроваво-красного. В волосах Тиена играет ветер, а сам он неотрывно смотрит в мои глаза, пока его ладонь на моем затылке продолжает разгонять тепло по всему телу. Я не могу оторвать взгляд от этого зрелища, потому что мне дико нравится то, что я вижу.

Нет, подобное чувство не связано с чем-то плотским. Оно итак ярко, потому что мы прижаты тросами системы друг к другу настолько тесно, что я чувствую как бьётся сердце мужчины. Мне нравится другое — необычная красота Тиена. Ровные идеальные черты лица, на которых играют блики, потому что лучи заката бьют в его спину, слепят мои глаза, и превращают фигуру и лицо Тиена в пылающую тень. Он словно горит, но при этом его глаза источают такой же свет прямо изнутри.

— Не ударил? Ты… Вы… Не ушиблась? — он что-то говорит, но это неважно, я продолжаю наслаждаться закатом и лицом человека в его лучах.

Рука мягко перемещается с моего затылка на шею, и это первый толчок того, что происходит что-то неправильное, потому что я резко выдыхаю, и жмурюсь от подобного робкого, но нежного мужского прикосновения.

— Ёджя́… *(Женщина…) — внезапно произносит Тиен, и меня это отрезвляет потому что его рука тянется к моей маске.

— Нет! — произношу довольно резко, и пальцы Тиена замирают на самом краю плотной черной ткани.

— Действительно. Это того не стоит.

С этими словами Тиена, обратив внимание что подушка готова, я отцепляю его от своей страховки и с удовольствием наблюдаю, как наглый засранец, наконец-то, получил порцию заслуженного адреналина. Возможно совершив свободный полет в пропасть, Чон Тиен хоть немного научится вести себя адекватнее!

Тиен

Иногда меня пугает то, что происходит вокруг. Кажется, что я не могу совладать с собственной жизнью. Время уплывает, я работаю и ни в чем не нуждаюсь. У Чон Тиена прекрасная, сложившаяся жизнь. Возможно о такой мечтает каждый, но мы слишком часто забываем, что у каждого своя боль на пути. Дорога из неудач, взлетов и стремительных падений. Это как тернистый мост между тем что есть и те чего хочешь ты.

Жаль… Жаль, что моя тропа затоптана слишком многими лишними людьми. Да, это звучит жестоко, но ярчайшей иллюстрацией этого был вечер попойки начала съёмок. Какой-то мудак, который мне никто. Он и моим братьям никто и зовут его никак, посмел срыгнуть своим грязным ртом в сторону Шина.

Я не выдержал. Впервые всё накопленное за недели ожидания, постоянного напряжения, вырвалось наружу. Во мне бурлила река из негодования, страха, боли и усталости. И когда плотину моей реки прорвало, я понял, что происходило с Чон Тиеном до этого момента.

Странно осознавать очевидные вещи в зрелом возрасте, но это произошло. Я понял, что всё это время менялся. И процесс изменения моего сознания и взглядов оказался слишком стремителен. Настолько, что я не заметил, как увидел причину своего состояния.

Я не просто боялся, меня разрывало чувство злости и ярости, потому что привычный уклад вещей вокруг меня нарушили. Посмели влезть в жизнь моих людей, посягнули на тех, кто был мне слишком дорог.

В этом водовороте собственной реки внутри себя, я не заметил и другого. Веры в то, что способен испытывать чувство. Я не умел этого, и говорил подобное неоднократно всем. Любовь для Чон Тиена обычное слово, привязанность — слабость, а семья — кабала и клетка, из которой я смог выбраться только начав свой путь.

И вот… В момент, когда я вымещал всю свою ярость, дубасил подонка, посмевшего раскрыть свою пасть, увидел.

Чувства с первого взгляда? Чушь для романтиков и сопляков. Хотя все мои знакомые мужчины с трепетом и уважением относились к женщинам, и верили, что можно полюбить только нежное создание, которое станет таять, как патока в твоих руках, идиот Тиен завис на моменте, когда и сам парил в воздухе.

Я никогда не видел такой бурлящей реки во взгляде человека. Её река оказалась настолько полноводна, что своими волнами просто снесла меня, и я перестал ощущать что либо, кроме тепла и нежного прикосновения прядей волос незнакомой женщины к своей руке.

Сила… Это мое новое откровение. Сперва я понял, что есть семья и любовь, а теперь осознал, какую женщину всё это время искал. Мне не подходили мнимые и нежные создания. Я смотрел на таких девушек, и всё что испытывал — простой интерес и уважение.

Но сейчас, в момент, когда Тереза смотрела на меня, а солнце заставляло светиться голубые и грозные воды реки в её взгляде, мне впервые оказалось нечем дышать. В грудь, будто камень свалился и не давал делать вдох, а взгляд приник только к глубокой бурлящей бездне напротив. Приник к глазам чужой женщины, в которой была не просто сила. Она была равной мне.

Я продолжал лежать на спасательной подушке и смотреть, как Тереза с лёгкостью поднялась обратно на выступ скалы и скрылась из виду.

— Тиен-ши! Кенчанна?*(Господин Тиен! Вы в порядке?)

Ко мне подбежали работники из стаффа, но я не мог прийти в себя. Как придурок поднялся с подушки, и будто на автомате избавился от страховки и системы. Сбросил с себя все веревки и крепления, чтобы опять "заглянуть в себя". И то, что я там увидел, удивило меня до ужаса. Оно испугало.

Вспомнился недавний вечер и отношение к этой женщине. Мои дикие крики ей в лицо, и мне стало стыдно. Это было третьим откровением этого вечера. Я испытал стыд, и мне хотелось извиниться перед Тери, объяснить, что не хотел оскорблять её и повел себя не достойно, как мужчина.

Однако вскоре, буквально через несколько дней, понял, что мои извинения этой женщине, как увещевания монаха старому аджосси пропойце, о том что нужно меньше пить.

"Дикость… Приди в себя, придурок! Она чужая. Странная, и ужасно раздражает… Даже не смотря на то, что стала тебе слишком интересна!"

Последний день съёмок давался нам особенно трудно. Если сопоставить то, что мы работали почти без перерыва, чтобы быстрее закончить, и вернуться в Сеул, то можно сказать, что темп съёмочного процесса оказался бешенным.