Он старается не плакать — да и выплакал уже. Но слезы наворачиваются на глаза и становятся неконтролируемыми после слов врача:

–…П-пациенту лучше, но это может значить, что его ждет резкое ухудшение, которое п-приведет к летальному исходу.

Алоис кивает. Сердце бьется так медленно, что ему кажется, что он сам сейчас в коме. Почти неживой.

— Можете п-побыть, но недолго. Мои соболезнования, по-попрощайтесь.

Хлопок двери за спиной Алоис воспринимает как болезненный выстрел в голову. В висках снова невыносимо болит, но боль эта и близко не сравнима с внутренне-душевной.

«Я не верю», — он подходит ближе, к изголовью кровати. Осторожно приседает, вытирая влагу с глаз дрожащей рукой. Долго смотрит на мокрый след на коже, а грудь сдавливает — не вдохнуть.

— Все хорошо, правда? — спрашивает тихо, то ли себя, то ли Фреда. — Все хорошо, — он разглаживает складки покрывала, но улыбка на губах горчит. — Хорошо, — сквозь ком в горле. — Скажи же мне, что хорошо, прошу тебя. Пожалуйста, Фред, — а в ответ молчаливый писк аппарата.

Он выдыхает. Сильно жмуриться, чтобы прогнать слезы. Он должен быть сильным. Не сдаваться. Даже сейчас, когда прогнозы неутешительны, а слово «шанс» меркнет на выдохе. Раньше Алоис понятия не имел, что терять родных — так больно. Он думал, это его не коснется. Думал, родители будут жить вечно, как и братья, друзья, все-все любимые люди.

Как другие двигаются дальше после потери близких? Где находят силы подняться, смириться и идти?

Почему именно Фред?..

— Живи, пожалуйста, — на грани слышимости. — Выживи. Кем я буду без тебя? Я же не выдержу, правда-правда не выдержу, и ты знаешь это, а я знаю, что ты меня слышишь, Фред, — быстрым потоком. — Обещай мне, что проснешься. Мне… мне сложно представить, что тебя не будет рядом. А что я скажу нашим котикам? Они тоже по тебе грустят, не играют даже, свили гнездо из твоего шарфа под нашей кроватью и спят там. Представляешь? Мы же собирались с тобой создать приют для бездомных животных. Без тебя я не смогу… ничего не смогу. Может… да, да, я не замечал доброй половины того, что ты для меня делал. Но обещаю, что впредь буду заботиться о тебе вдвое больше, чем ты обо мне. А ты обещай… обещай, что проснешься.

Слова переходят в глухие рыдания. Алоис цепляется руками за белое покрывало и сидит так, пока не успокаивается под равномерный писк аппарата.

Он должен сделать. Достать эти проклятые деньги.

Никакие гордость и обида не станут преградой. Даже если придется унижаться, если придется сотню раз переступить себя — он готов. Алоис поднимается резковато — в глазах темнеет, а виски простреливает привычной уже болью. Ничего. Не важно. Все не важно, кроме жизни самого дорогого человека.

«Мои соболезнования, попрощайтесь», — слова врача эхом.

«Нет, я не прощаюсь, — Алоис оборачивается в дверях на Фреда. — Мы еще встретимся. И если не в этой жизни… то в следующей».

***

Он догадывается, что его не пустят и в этот раз. Но внутренняя решимость не гаснет. Он снова рассматривает двухметровый забор. Алоис упорно ищет место, где можно бы перелезть, однако вскоре замечает приближающегося омегу с коляской. Хью. А за ним два громилы-охранника.

Хью сразу узнает его, видно по реакции. И Алоис узнает. Замечает только, что омега заметно похудел и остриг волосы. Алоис иронично усмехается и видит в нем себя самого: он тоже когда-то делал то же самое для Яра. Не ел ничего сутками, чтобы соответствовать стандартам красоты, дурак. Схоже, что новый «любимый» Яра идет тем же путем. Путем потери самого себя ради того, кто и гроша не стоит.

Хью приближается, но не игнорирует его, как предчувствовал Алоис. Останавливается поблизости, красиво одетый в летний комбинезон, с выкрашенными в яркий губами и в темных очках. Сразу видно, омега «не дешевый».

Но Алоис не чувствует ревности. У него нет сил что-либо чувствовать, кроме желания спасти своего альфу.

Хью окидывает его взглядом с головы до ног, наверняка подмечая небрежный вид, но не произносит ни слова.

— А знаешь, у твоего сына недавно родился брат, — Алоис заглядывает в коляску на спящего маленького омежку с погремушкой в руках.

— Так ты правда был беременным от него? — тихо, чтобы не разбудить сына, произносит Хью и кривит при этом губы. — Он говорил мне другое… но теперь я ему мало верю.

При этом омега отворачивается и кивает охранникам на ворота.

«Я все еще помню, как Яр за глаза обзывал его жирным уродом. Не верится, что ради денег он ведет себя с ним ласково. А если и ведет… то через года он точно проявит характер», — Алоису становится жаль Хью, ведь, скорее всего, слепо влюбленный омега не подозревает, что его муж — настоящий домашний тиран.

Алоис вспоминает о своей давней неприязни к Хью. Он так сильно хотел устранить соперника, считая, что омега желает разлучить его с Яром, что практически его ненавидел. А сейчас… сейчас сочувствует.

— Яр дома? — спрашивает он, оглядываясь на открывающиеся ворота.

Омега кивает ему, но молчит.

— Пошли, — неожиданно приглашает его Хью, взмахнув рукой на открытый проход во двор, когда Алоис уже было собирался просить.

Он идет следом за омегой и все не может понять, почему хозяин дома так легко пустил его в свои владения. Разве Хью не должен чувствовать к нему, как минимум, неприязнь? Впрочем, нет времени на размышления. Он тут с одной-единственной целью.

Хью останавливается у дома и берет ребенка на руки, мягко ему улыбаясь. Кажется, малыш похож на папу: пухлощекий, а из-под головного убора виднеются светлые волосы. Алоис замечает движение со стороны: к ним подходит омега в строгом одеянии и тянет руки к ребенку со словами:

— Время вышло, давайте его сюда, больше нельзя. Хозяин увидят, несдобровать всем.

Хью кривится и нехотя отдает сына, по всей видимости, воспитателю. Алоис же хмурится, недопонимая, что именно значат услышанные слова.

— Не уноси, дай, я еще посмотрю на него, — просит Хью, подходя ближе.

— Простите, но приказ есть приказ. Иначе меня уволят, как предыдущих, — работник уходит, а за ним двое охранников.

Хью вздыхает, поворачивается и вздрагивает. Видно, забыл, что провел с собой Алоиса.

— Тут редко бывают гости, — говорит омега и указывает головой в сторону беседки в саду среди роз, а после направляется туда. — Пошли. У меня есть к тебе… некоторые вопросы.

Алоис идет следом за Хью, садясь в удобное кресло напротив. Думает, с чего начать.

— Почему у тебя забрали сына? — спрашивает он первое, что приходит в голову.

— С рождением моего Рюи я начал посвящать все время ему. Но Яр говорит, что я забросил себя, и поэтому мне можно видеться с Рюи не больше двух часов в день, а в остальное время нужно заниматься собой. За Рюи следят воспитатели, как и положено для детей его происхождения, — заметно, как Хью старается создавать вид равнодушия, но у него не получается. — Яр альфа и он глава нашей с ним семьи. И так и должно быть.

— Ха, — выдыхает кратко Алоис.

«Ничего не напоминает? — шепчет подсознание. — Похоже, со стороны я выглядел таким же слепцом. Получается, этот ублю… альфа прибрал к рукам его наследство, особняк и должность в фирме его отца? Неплохо устроился. Только я одного не понимаю. Почему Хью его слушается? Я вижу, что он хочет проводить с сыном больше времени, но приказа «хозяина» не нарушает. Его любовь настолько велика, что он позволяет по себе топтаться? Хотя… я тоже через это проходил».

— Скажи, каким он был с тобой? — спрашивает Хью. — Он… хорошо к тебе относился?

Алоис хмыкает и тянется к лицу собеседника, снимая его очки, чтобы подтвердить догадки. И подтверждает. Под глазом у омеги налитый, свежий еще синяк. Хью нервно отворачивается, но очки обратно не надевает.

— Он относился ко мне так же, как к тебе, — отвечает Алоис, ощущая, как в груди разгорается злость. Ладно еще его, выходца из бедной семьи, унижал. Но Хью, который дал Яру и должность, и дом, и деньги?.. — Знаешь, сначала он казался нормальным. Перспективный красавец, и на его обложку велся не я один. Но со временем обложка отодвинулась и показалось внутреннее содержимое, — Алоис начинает рассказывать.