Но через день Драко увидел, как утром болгарин склонился над ней и поцеловал её с таким выражением лица, будто в девчонке заключалось всё самое прекрасное в этом мире. Грейнджер смущённо улыбнулась, робко отвечая, и, когда завтрак встал слизеринцу поперёк горла, он осознал: она не шутила. Они правда начали встречаться. Драко почувствовал, будто кто-то выдрал его лёгкие, окунул в чан с солью и засунул обратно, зашив тупой ржавой иглой.

Об этом гудела вся школа, несмотря на то, что только слепой не видел, как Крам таскался за ней ещё с осени, подобно побитому щеночку. Об этом разговаривали картины, Драко слышал, как сплетничают учителя, как все, кому не лень, обсасывают эту новость, а она даже не смотрела в его сторону. Грейнджер оставалась собой. Она обещала себе дать Краму шанс и посвятила этому решению всю себя. Никаких переглядываний, никакой двусмысленности. На двух лабораторных по зельям, которые должны были исполняться в группах по четыре человека, она мгновенно упорхнула к гриффиндорцам.

Поттер и Уизел ходили по школе с такими лицами, будто они породнятся с болгарином со дня на день. От этого хотелось просто согнуться над унитазом. Много раз.

— Малфой, чё за хрень? — возмутился Забини, тряся головой от действия заклинания. Драко знал, что оно не удалось, и сжал зубы.

— Ничего, — буркнул он, опуская палочку.

— Ты не концентрируешься.

— Я концентрируюсь! — рявкнул Драко в ответ, и Блейз поднял брови, но не отступил.

— Недостаточно, значит! — он тоже повысил голос. — Это сложное дерьмо, в чём твоя проблема? Вот будет умора, если ты просто задохнешься на дне сраного озера! О чём ты всё время думаешь?

— Ни о чём, я просто... — Малфой сел на стул в пустом классе, протерев пальцами глаза. Драко перенёс занятия сюда уже неделю назад, аргументируя это тем, что тут им никто не помешает, но правда была в том, что он знал: этот класс облюбовала грязнокровка. Точно так же, как и он. Парень видел пару раз, как раньше Грейнджер выходила из него со своими свёртками пергаментов и книгами. — Просто волнуюсь по поводу второго тура.

Выражение лица Забини вмиг смягчилось, Драко практически стало стыдно за свою ложь. Разве это было не дико? Врать о волнении перед Турниром, в котором люди умирали. Умирали, Малфой. Но даже прислушавшись к себе, Драко не чувствовал волнения. Он не чувствовал ничего. Ответ был прост: парень воспринимал Турнир, как очередное задание, как палку, которую ему приказали принести. «Фас, Драко, сделай это, потому что так нужно». И он не думает о том, что это дохера бесполезное занятие — приносить палку. Парень просто её несёт. «Давай, Драко, отработай выдержку к болезненному заклинанию!» И каждое утро он даже не чувствует тошноты перед тем, как отправиться на очередной такой урок. Драко просто идёт. Потому что это ещё одна ступенька, ещё одна задача, которая должна быть сделана. Драко давно перестал воспринимать себя человеком в этой игре. Он был лишь одной из пешек, которая внесёт свою лепту, чтобы партия состоялась. Поэтому Драко не ощущал волнения, не чувствовал страха. У парня не было никаких человеческих эмоций. Была лишь цель.

— Чувак, всё будет нормально, тебе удавалось это уже дважды, — спокойно сказал Забини, смотря на него.

— Не сюсюкайся со мной, — огрызнулся Драко сразу же, как понял, что друг пытается его приободрить в той раздражающей манере, которая очень сильно походила на посиделки девочек, когда одну из них кинул парень: «О, милая, он того не стоит, он всё равно тебе никогда не подходил». — Давай ещё раз.

Малфой ненавидел это. Ненавидел, что каждый раз, переводя взгляд за гриффиндорский стол, он наблюдал, как Грейнджер смеется, кивает на какие-то вопросы, перечитывает собственные записи, делает отдельные вещи с постоянной улыбкой на лице, которая, впрочем, никогда не меняла своего характера и почему-то не показывала эту её ямочку. Но девчонка улыбалась, а потом позволяла этому кретину склониться над собой и обслюнявить свои губы, прежде чем вернуть внимание очередной книге.

Это тупой собственнический инстинкт. Драко нравилось знать, что грязнокровка каким-то образом от него зависима. Это был такой оксюморон: мисс я-всё-контролирую, которая подконтрольна ему. В этом заключалось своего рода извращённое удовольствие: знать, что ему стоит только надавить на нужные точки, приблизиться к ней достаточно, чтобы она перестала всё анализировать, и вот, делай с ней что хочешь, Грейнджер податливая и отдающая. Такой и должна была остаться.

Драко бесило, что она пошла дальше. Выскользнула из зоны его контроля, исключила все пространства, где они могли бы пересечься. Стала ещё дальше сидеть на уроках, ещё равнодушнее. Сука. Она будто втянула Драко в невидимую игру и выиграла, оставив его ни с чем. Это просто собственничество, как с игрушкой, которая тебе не нужна, но никто больше не мог с ней играть. Это помогало — повторение такой догмы. Но ненадолго.

Ещё помогали сигареты. Это хреновое лекарство, но когда куришь, мир делает «щёлк», и всё останавливается, кроме клубков дыма. И ты ни о чём не думаешь. Малфой стал часто прибегать к этому способу. Однажды Снейп остановил его за плечо и сказал, что если он не перестанет курить на территории школы, тот напишет целую грамоту на имя Люциуса. Будто отцу было не насрать.

Малфой задерживался в слизеринских гостиных так долго, насколько это вообще возможно. А когда выходил, это почти всегда заканчивалось чем-то достаточно неприличным. Потом он гладил одежду заклинанием и отмывался в душе от запаха женских духов, которые всегда оказывались такими прилипчивыми, будто на флакончики применяли какие-то особые чары.

Не должно быть так хреново. Это иррациональная вещь, которая абсолютно не имела смысла. Которая не должна ощущаться так, будто ему по лёгким проходятся осколочным крошевом. Почему это всегда именно лёгкие? Будто там находится ещё что-то, кроме чёртова дыхательного механизма. Господи.

Драко прислонил голову к душевой плитке, чувствуя, как вода постепенно становится прохладной. В квиддичных раздевалках всегда была эта проблема — недостаток тёплой воды, хотя сейчас он находился здесь один. Впервые в жизни ему вдруг захотелось стать кем-то другим. Кем-то, у кого достаточно мозгов, чтобы разобраться в происходящем, кем-то, у кого внутри органы, а не ебаная мясорубка. Парень сплюнул воду, выдыхая.

Возможно, это действительно волнение перед испытанием. Просто запоздалое. Просто хорошо замаскированное. Просто он не понял сразу. Потому что других причин нет. В его жизни ничего не изменилось. Стабильность. Такая же стабильность, как у человека в коме. Стабильно хреновое состояние. Но уж как есть.

Драко не хватало квиддича, духа состязания, потому что сегодня снитч словно издевался над ним и специально ластился к руке. Секс, разговоры, занятия с Забини. Всё было пресным и заплесневелым, как полежавший хлеб, и Драко не мог понять, какого хрена не так.

Кулак впечатался в дверцу, и та затряслась, будто напоминая о своей хлипкости. Боль едва заметная, будто даже она успела отсыреть внутри него. Или же ему нужна хорошая взбучка. Возможно, он смог бы довести какого-то гриффиндорца до достаточного исступления, чтобы тот вышел из себя и начал драку. При мысли об этом у Драко по спине прошлась волна приятного напряжения. Это было бы то, что нужно. Если бы Забини не контролировал его, как сумасшедшая мамаша свою пятилетку.

Забини. Он начал замечать. Малфой всё чаще ловил на себе его обеспокоенные взгляды. Блейза было не провести показушным весельем на слизеринских посиделках или рассказами о недавнем хорошем сексе, которые приводили Крэбба с Гойлом в восторг и давали Нотту поводы для идиотских шуточек.

Каким-то образом Драко просто скатился вниз. То, что давала ему Грейнджер чисто на подсознательном уровне, исчезло, заставив его столкнуться со всем, что накопилось у него внутри. Исчезло чувство власти над ней, и теперь он молча стоял в душевой кабине в холодной воде, покрываясь мурашками. У него не было власти даже над грязнокровкой. До чего ты докатился, Малфой?