Он замотал головой.

   -- Нет? Поздно, малыш, раньше надо было думать, когда плёткой размахивал. А кстати где она? Ты же вроде погорячее любишь?

   Орудие будущего возмездия нашлось под кроватью. Рукоятка из тёмного дерева была заточена под мужскую широкую ладонь, но я справилась. Сначала кожаные ремешки погладили спину, опустились в ложбинку между ягодиц. Первый лёгкий взмах, пара пристрелочных ударов, дабы размять руку.

   Серия резких взмахов на грани моих нынешних физических возможностей, и юнец замычал что-то в подушку, сжал ягодицы: а это он зря, лучше бы расслабился. Передохнула и вдарила ещё раз. Молодая кожа покраснела -- то, что надо, я же не из любви к садизму, а чисто в воспитательных целях. Чтоб неповадно было.

   Отдышалась. На прикроватном столике заметила детскую бутылочку с молоком и... зажимы, щипцы, ремни. А он основательно подготовился, я посмотрела на несостоявшегося насильника с осуждением. Сама далеко не святая, но всегда была против откровенной жестокости.

   Пора было осмотреть трофей с лицевой стороны. Но как? С ногами всё просто, там простынь -- перекручу, а наручники? Совсем отстегнуть? Он сильнее меня, боюсь, потом не справлюсь.

   Вооружившись большими щипцами, пробралась к изголовью кровати. Парень повернул голову в мою сторону и заметил инструмент. Не знаю, что он подумал в эти мгновенья, но испуг был нешуточным:

   -- Нет, нет! Так не правильно, так не надо!

   -- А маленьких и слабых обижать правильно? Надо?

   -- Я не знаю, -- попытался прикинуться валенком юнец, -- меня так учили.

   -- Сначала с тобой разберусь. "Учителя" подождут, -- пропыхтела я, орудуя щипцами как рычагом. Резко перебросив цепь наручников с одной загогулины кровати на другую, получилось дать возможность жертве моего произвола перевернуться на спину.

   Когда щипцы вернулись на место, паренёк немного успокоился: перестал вращать глазами и судорожно дёргаться, даже спокойно отреагировал на дальнейший осмотр и то, как я убирала с его лица отросшие каштановые волосы.

   Похоже, что про учителей с садистскими наклонностями он не врал. Сам бы до такого не додумался. Серо-голубые глаза глядели настороженно, но не враждебно и даже как-то... наивно. Над верхней губой пробивался первый мягкий пушок, и я вполне рефлекторно погладила его по щеке. Он же совсем молодой, чуть старше моего сына. Надеюсь, меня не обвинят в совращении? Но если что, это не я, это всё тело. Оно новое, ещё не обкатанное.

   Кадык несколько раз дёрнулся:

   -- Кто ты?

   -- А кого ты тут собирался насильничать?

   -- Зонайю, -- неуверенно промямлил он непонятное слово.

   -- Значит, я она и есть. Будем знакомы, и... на чём мы там остановились? -- я сделала вид, что выбираю подходящий инструмент.

   -- Нет, нет! Не надо, -- опять задёргался паренёк.

   -- Ладно, обойдёмся без вспомогательных средств, -- проведя ладонью по груди, я почувствовала, как твердеют тёмные горошины сосков. Какой же он весь молоденький, чистенький, мягонький. Кожица словно бархатная. Прелесть! До рези захотелось всё это затискать и защекотать. А кто мне запрещает? -- щекотки боишьь-ся?

   Пальцы скользнули в подмышки, прошлись по рёбрам. Ответом мне были округлившиеся в изумлении глаза. Значит не щекотно, но я не теряла надежды найти слабое место. Оно обнаружилось сразу -- на пятках. И тут уж я оторвалась. На время мне показалась, что я снова дома и это не незнакомый паренёк, а мой сын Ромка. Так щекотала его, пока до слуха не донёсся хрип этого горе-насильника. Лицо посерело, глаза закатились -- ээ... нет, в планах убийства не было. Я несмело похлопала по щекам:

   -- Дыши, миленький. Дыши мой хороший! Что ещё? Искусственное дыхание? А не укусишь?

   Набрав в грудь побольше воздуха я дотянулась до его рта, но сделать выдох не получилось. Его мягкие губы задвигались. Нет, это не был поцелуй, он что-то говорил, просил. В этот момент я была согласна на всё, только бы он жил, дышал, смотрел бы на меня взглядом полным детского недоразумения, или недоумения... без разницы.

   -- Да, да. Что хочешь -- да...

   Я принялась массировать грудь и всё, до чего могла дотянуться.

   -- Лучше? -- под руку попалась детская бутылочка с соской, -- на вот, молочка попей.

   Он сделал всего два глотка и поплыл окончательно. Глаза закатились, тело обмякло. Привести юношу в чувства не получилось, даже после того, как я нашла ключ и отстегнула наручники. Что делать дальше -- не знала. Перемени почему-то не отзывалась, а бежать искать помощь, я не решилась, помня про учителей-садистов. От волнения в горле пересохло, и я сделала несколько глотков из той же детской бутылочки.

   Яркость и острота ощущений сразу поблёкли, сил хватило только на то, чтобы забраться на кровать и прижаться к тёплому боку юноши.

   Перед тем, как экран внутреннего сознания потух окончательно, промелькнуло удивление: что это всё было? Сон или не сон?

   Глава 5. Яу

   Какой страшный сон приснился, как будто я не справилась со своим предназначением, перестала быть избранной, порвала платье инжьёри, а теперь у меня ничего нет, даже тела. Попыталась проснуться - не получилось, попробовала хоть что-то ощутить - НИЧЕГО. Пустота и серая пелена вокруг, хотя что-то всё же происходит. Откуда-то снизу раздавались голоса.

   -- Ульрик, как ты думаешь, у него получится?

   -- Конечно получится, к чему эти сомнения.

   У меня не было ни глаз, ни ушей, но окружающее пространство я как-то воспринимала. Слышала и различала смутные силуэты. Двигаться не могла, хотя пока и не стремилась. Подслушанный диалог становился всё интересней. Ульрик - это же Главный жрец. Мне надо к нему, он поможет. Хотя нет, я опозорилась, не справилась с миссией.