Но Рэк, не обращая внимания на её укусы, лишь более наполняясь неистовой силой, с каждым разом всё увереннее вцеплялся в горло волка. Яростное дыхание зверя, постепенно задыхаясь, захлёбывалось в своём бурлящем клокотании.

Всё это наблюдал с дороги старый волк. Но сам не лез. Его залитая кровью морда, и глаза, и нос не могли точно определить, кто и где был в этой смертной схватке. И всё ж одним ухом волк мог слышать уже приглушённое клокотание крепко сдавленного горла своего собрата. Он слышал и яростное набрасывание волчицы. Но на помощь им почему-то не спешил. Возможно, старый волк доверял своей сестре-волчице и был уверен, что домашнему псу, одному, не выстоять против двух его диких собратьев и смерть пса будет неизбежна. Но шло время, а бой всё не стихал, лишь хрипы сдавленной Рэком глотки молодого волка с каждым мгновением становились всё тише.

И тут, не выдержав злобы и уже пренебрегая своим исконным инстинктом, волчица накинулась на Рэка сверху и вцепилась ему в загривок. Если бы в этот момент Рэк не отпустил задыхающегося волка, то жизнь его, наверняка уже закончилась бы.

В один рывок, резко вскочив с волчицей на спине, Рэк бросился спиной о камень, по случаю торчавший рядом из земли. Волчица, взвизгнув от острой боли в позвоночнике, на мгновение ослабила хватку, и уже в следующее мгновение Рэк перехватил её горло.

Тем временем, почувствовав открывшееся свободное дыхание, чуть было не придушенный молодой волк успел вскочить с земли, но не успел и не смог так же решительно наброситься вновь. Этого момента хватило Рэку, чтобы резко рвануть горло поверженной волчицы: её предсмертные хрипы раздались в тишине ночи. И в ту же секунду Рэк снова готов был к драке.

Но волк, уже потеряв достаточно сил и не испытывая первичной ярости, и ощущая при этом каждой клеткой ослабевшего организма превосходящую силу своего врага, осознавал неминуемость поражения. И всё же, сделав несколько шагов в сторону Рэка и тяжёло дыша, зверь снова кинулся в бой, возможно, последний свой бой.

Вновь сцепившись с овчаром, волк тут же захлебнулся в бессильной злобе; с каждым мгновением силы покидали его. И лишь Рэк не чувствовал ни усталости, ни боли в порванных мышцах, – правда жизни неизменно оставалась на его стороне и придавала ему неиссякаемый поток энергии. Рэки отстаивал свою жизнь, совсем не собираясь погибать: у него были дела куда важнее, и, возможно, ещё и поэтому пёс оказался сильнее дикого собрата.

Старого волка уже не было видно на дороге, – он понял, что им не одолеть молодого и неизвестной силы огромного овчара. Внезапно заслышав смерть своей сестры-волчицы, старый братец поспешил покинуть место.

Уходя к темнеющей опушке леса, старый волк ещё слышал доносящиеся звуки смертельного поединка. Но уже у края поля всё затихло. Остановившись, волк долго принюхивался и прислушивался одним ухом к тишине ночи. Он всё ещё надеялся услышать голос своего серого брата или хотя бы учуять его живой дух. Но шло время, а духа его он не улавливал, и старый понял, что чудом сам остался жив. И тут, как бы в подтверждение, до него донёсся далёкий и слабый дух живого пса. Зачуяв его, уже в бессильном гневе волк начал рвать кусты и мочалить зубами ветки: его серое сердце, наливаясь неистовой злобой, переполнялось ещё более глубокой ненавистью к этому чёрно-рыжему псу.

Истерзанный, но живой, Рэк с трудом выбрался на трассу. В придорожной канаве остались лежать волк с волчицей. Им уже не суждено будет вырастить своё нынешнее потомство; их волчата уже никогда не станут взрослыми волками. Но Рэки ничего не знал об этом, он просто отстаивал своё право на жизнь и ничего не имел против жизни волков. Измождённый и обескровленный, Рэк тихо лежал на прежнем месте.

Чёрное влажное небо тугими тучами прижимало ночной мир к земле. Ещё сырее стал воздух. Где-то вдали блеснула молния, осветив на мгновение землю. Но Рэки даже не отреагировал. Боль по всему телу нарастала сильнее, чем гром, раздавшийся следом. Первые крупные капли, разбиваясь мелкими брызгами, застучали по поверхности дороги. Несколько капель упали и на Рэка, попав в рваную рану на спине. От мгновенной и резкой боли пёс неожиданно дёрнулся и приоткрыл глаза. Увидев лишь черноту вокруг, Рэк снова прикрыл веки. Он не пытался встать, чтобы спрятаться куда-нибудь. Крупные холодные капли дождя, попадая в его глубокие раны, хоть и причиняли кратковременную и дополнительную боль, но всё же несли облегчение, остужая их и оживляя истерзанную плоть.

Сильнее и громче забарабанил дождь по трассе. Этот шум немного успокаивал Рэка, а холодные и уже упругие небесные струи, остужая его горячее тело, омывали запёкшиеся кровью раны, и боль постепенно стихала.

Лишь к утру измученный Рэки смог погрузиться в дрёму. Дождь, пройдя полосой, опаивал землю где-то уже на горизонте. Сырое и серое утро наступающего дня ничего хорошего не предвещало Рэку. Его мокрое и обессилевшее от непроходящей боли тело почти недвижно лежало у края дороги. Мимо, разбрызгивая мелкие лужи по асфальту, уже промчалось несколько машин, но Рэки не отреагировал на них, он лишь иногда вздрагивал при их приближении. Но когда вдруг один из автомобилей остановился рядом, то он уже не смог не приподнять головы и не повернуть её в сторону вышедшего из машины человека.

Рэки узнал и машину, и хозяина этих стареньких «жигулей». Человек, что ещё вчера оставил Рэка одного, пожелав ему удачи, теперь вновь встретился с ним. С ещё более погрустневшим взглядом, но всё же с лёгким приветствием в глазах встретил Рэк недавнего знакомого.

– Рэк, милок, что же это с тобой случилось? – ещё непонимающе произнёс человек и, склоняясь над ним, уже сочувственно и с жалостью добавил: – Эх-а, Рэк, кто же это тебя так?

«Если б даже я и сказал тебе, дружище, то вряд ли ты поверил бы мне», – читалось в глазах овчара. Пронзительно, но без жалобы смотрел на человека пёс. Вот только сам человек, при виде порванной его спины, не смог уже сдержать своей душевной боли и изумления от столь его глубоких и многочисленных ран.

– Эх, милок, не машина это тебя, точно – не машина. А я уж было подумал, что так оно и есть, – выговаривал человек. – Ну, потерпи ещё чуток… что-нибудь придумаем сейчас, – вздыхая, и с болью в словах, произносил не состоявшийся хозяин Рэка. «Разрывы, видно, от клыков, – неужто волки? – мысленно рассуждал пожилой человек. – Но почему же не загрызли пса? Они бы уж точно его живым не оставили… Ничего не понять… может ещё какие-другие псы? Мало ли их, одичалых, в округе шастает». Человек отошёл к машине. «Да нет – вряд ли псы на такое способны, – продолжал размышлять старый водитель, доставая автоаптечку из багажника и полотенце из своей походной сумки. – Так порвать могли лишь только волки. Странно всё же, не мог он выстоять против них».

– Неужто с серыми дело имел? А, Рэк? – обратился он к израненному псу, накладывая слегка смоченное спиртом полотенце на тело Рэка. – Ну, потерпи чуток, сейчас гораздо легче станет, – ласковым тоном успокаивал человек собаку. – Ну что, полегчало?.. Эх, милок, хочешь ты того или нет, а придётся-таки тебя забирать, вряд ли ты здесь один выдюжишь, – подхватывая снизу, пытался приподнять овчара его спаситель. – Ну и здоров же ты, Рэк, – поднатуживался он, желая не причинять беспокойство ранам пса.

Рэки понимал заботу постороннего человека и потому, претерпевая боль, привстав, сам как бы помогал ему.

С трудом, но без надрыва, человек втащил овчара в салон на заднее сиденье. Вновь очутившись на знакомом ему месте и вновь вспомнив вчерашний день, когда его охватывала радость от возможной встречи с хозяевами, Рэки глубоко вздохнул.

– Ничего, Рэк, оклемаешься ещё. Побегаем с тобой по полюшку, постреляем волков по зиме, – успокаивающе заключил его спаситель.

Человек был не только старым водителем и любителем покопаться в земле на своём садовом участке, но ещё и старым, заядлым охотником-выжлятником: любил он, по сезону, погонять с борзыми по полю зайца-русака, а то и лиса; бывало, и волков постреливал – нынче много их развелось в округе. Порой волки заходили и в сёла, утаскивая бездворовых собак. И охотхозяйства, поощряя облавы на серых, за каждого убитого волка премировали охотников деньгами.