– Водички принеси-ка, – вновь озадачивал офицер солдата, а сам, продолжая успокаивать собаку, уже расправлял брезент на обочине.

«Что это он хочет? Зачем это всё?» – присматриваясь к действиям человека, не понимал Рэк. Неожиданно появился солдат с фляжкой в руке, послышалось бульканье воды. Всё внимание Рэка перешло на фляжку.

– Ну вот, – закончил офицер и, приняв фляжку из рук солдата, налил воды в свою широкую, чашей образованную ладонь.

– На вот, попей, малыш-дружище, – подставляя ладонь, обратился он к страдавшему жаждой овчару.

Рэки никогда ещё не пил воду из рук человека, но в тот момент жажда оказалась сильнее некоторых его привычек.

– Умница… молодец… хороший… малыш-дружище, – повторял ласково человек и подливал воду в ладонь.

Немного утолив томившую его жажду, Рэки почувствовал себя гораздо лучше. Теперь он уже не сомневался, – эти люди не причинят ему зла. Когда они аккуратно взяли его, чтобы перенести на брезент, Рэки уже не проявлял беспокойства, он лишь, терпя боль, слегка поскуливал.

Ровная дорога почти не трясла. Рэк тихо лежал в фургоне с откинутым пологом и думал о своих хозяевах. Он не знал почему, но согласился покинуть то место, где потерял их. Возможно, люди, взявшие его с собой, помогут ему отыскать их. А если не получится, то всегда можно вернуться на прежнее место и ждать, пока они не найдут его сами. Примерно такие мысли крутились в голове Рэка. И всё же с каждой минутой он всё больше волновался: а вдруг они уже вернулись, а его нет на месте, – тогда хозяева уедут снова, и он снова останется один. Хуже подобной мысли не могло возникнуть в его сознании. Рэки попытался привстать, – его встревожила последняя мысль. Но уже ничего нельзя было сделать. Скорость машины и высокий борт фургона не позволили бы ему выпрыгнуть даже тогда, когда он был совершенно здоров. И Рэки вновь смирился. Теперь он ни о чём не думал, он хотел лишь одного, чтобы машина скорее остановилась, и, выбравшись из неё, вернуться обратно, на прежнее место. И лишь в этом заключалась его особая, собачья сущность: преданность и верность.

По прибытии в воинскую часть люди отнесли Рэка в медпункт гарнизона. Там военный фельдшер, оценив благородство кровей породистого пса, оказал ему необходимую и возможную помощь.

Перебинтованный, с загипсованной лапой, Рэки тихо лежал на мягком подстиле в углу одной из комнат огромного помещения. Всюду пахло йодом, спиртом и лекарствами. Резкие запахи неприятно раздражали собачий нос, но терпеливый пёс старался не обращать на это внимания. К тому же после двух уколов человека в белом Рэки почувствовал себя гораздо легче – жгуче-саднящая боль постепенно затихала, и он понемногу успокаивался. Глотнув ещё немного водицы из миски напротив и уложив перебинтованную голову на пахнущие гипсом лапы, Рэк впервые успокоенно погружался в сон.

Вдруг резко вспыхивает ярко-белый свет, и его подбрасывает кверху. Свет ослепляет, и Рэки ничего не видит, словно молочная пелена застилает глаза и обволакивает тело. Его сковывает тягучая и липкая белая слизь. Рэки пытается отскрести её лапами. Но вдруг что-то цепляется в одну из них и начинает тащить за собой. Он не видит – кто это, но чувствует его тяжесть. С каждым мгновением становится всё меньше сил сопротивляться ему. Рэк прикладывает все усилия, чтобы избавиться от него. Но «оно» вдруг резко обрывается вниз и тянет Рэка за собой. Уже стремительно летя вниз, он ударяется обо что-то твёрдое и крепкое, и наступает мрак. Затем вновь резкая вспышка, и он опять в мутно-белом тумане. Но Рэк уже может видеть: он видит среди расступившегося тумана своих хозяев. Они движутся ему навстречу. Он рад, что вновь увидел их, и бежит к ним. Вдруг хозяева исчезают, но тут же появляются снова: теперь они уже в красном. Это пугает Рэка, и он останавливается. Хозяева начинают звать его. Они зовут и манят неестественно длинными руками к себе. Рэк устремляется вперёд. Но тут опять «это» цепляется в его лапу и мешает бежать. Хозяева продолжают звать и постепенно удаляются. Он уже перестаёт распознавать их, но продолжает слышать их голоса. Рэки рвётся к ним. И снова неизвестное «это», продолжая сдерживать, уже резко оттаскивает его в сторону. Рэка охватывает ужас, – он должен бежать к хозяевам, но «оно» не даёт, «оно» мешает ему. С остервенением Рэки набрасывается на «это» и начинает рвать и грызть его. «Оно» не поддаётся: его оторванные куски притягиваются и вновь срастаются. Ужас и отчаяние приводят Рэка в бешенство, и тогда он набрасывается на собственную плоть: он пытается оторвать уже свою ногу вместе с вцепившимся в неё непонятным, страшным существом. Вгрызаясь, он рвёт и мечет. Ему нисколько не жалко собственную ногу, ведь она лишает его возможности бежать. И вот он уже почти перегрыз её, осталось совсем немного, лишь на одной жилке, но очень крепкой, держится его лапа, свисая вместе с тяжкой ношей. Остаётся порвать её, и вот она – свобода. Но Рэк не успевает, – он пробуждается и чувствует, как зажимает в зубах свою загипсованную лапу. Отчаяние переходит в бессилие, и Рэки вновь погружается в тяжёлый сон.

Ранний утренний свет, пробиваясь сквозь обрешётчатое окно, квадратами пятен падал на противоположную стену. Незаметно опускаясь книзу, квадратики света постепенно высвечивали дальний угол комнаты: поднималось солнце. Начинался день. В углу комнаты, на кафельном полу, вытянувшись на старом солдатском бушлате, тихо и смирно лежал пёс: измученный тревожными снами прошедшей ночи, Рэки спал. Он даже не слышал, как в помещение уже вошли люди. И только тогда, когда их шаги приблизились к дверям, Рэк, пробуждённо покрутив ухом, приподнял голову. Внезапно громко раздался голос в полупустой комнате: «Ну, как тут наш малыш?»

Рэки, вздрогнув, узнал твёрдый, но добрый голос человека в форме. Затем появился и он сам.

– Привет, дружище. Как самочувствие? – то ли по-воински, то ли по-дружески обратился он к Рэку, и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Молодец, малыш. Вижу, всё хорошо у тебя, – и сделал несколько шагов к нему.

Не зная почему, но Рэки был рад видеть этого человека. Чуть заметно вильнув кончиком хвоста, он выказал ему своё приветствие и, не отрывая взгляда от его чёрных усов, стал ждать, что тот скажет дальше.

Следом в комнату вошел врач, фельдшер. «А вот и человек в белом. Зачем он так обмотал меня своими белыми лентами, – чуть было не задохнулся», – сразу же подумал Рэк.

– Ну что, малыш, проголодался, наверное? – произнёс майор и вынул из пакета стеклянную литровую банку.

– Какой же он тебе малыш, Петрович? Здоровый пёс, с телёнка будет, а ты его – малыш, – вроде как в шутку удивился человек в белом и тут же продолжил уже серьёзно. – Ты его, Петрович, – обращался он к майору, – пока не корми. Сначала – укольчик, еда потом… Ты, если торопишься, баночку можешь оставить, я сам покормлю.

– Ну уж нет, дружище, я подожду. Твоё дело – лечить, а моё – учить. Хочу, чтоб привыкал ко мне. Поправится – будет служить. Хорошая собака в любом деле пригодится, – отвечал офицер.

– Как знаешь. Есть время – жди.

После укола Рэки вновь почувствовал себя лучше, голод придавал ещё большую бодрость.

– Ну, малыш, давай поедим. – Петрович открыл банку и вывалил содержимое в миску. По комнате разнёсся запах макарон с мясной тушенкой. Рэки едва сдерживался. Благородная привычка и инстинкт не позволили ему начать есть без команды (его хозяин, не желая, чтобы пёс ел из чужих рук или подбирал что-то с земли, приучил Рэка брать пищу по команде). И Рэки ждал. Он ждал определённого слова.

– Смотри-ка, не ест, – удивлённо и растерянно проговорил майор, обращаясь как бы к самому себе, и уже к Рэку: – Ну, что ты, малыш? Бери, ешь… Тебе поправляться надо. Ну… бери… ешь, – уговаривал он овчара.

Рэки, как бы смущаясь и будто пряча глаза, опускал голову, словно ему было совестно за себя.

Из соседней комнаты через распахнутую дверь донёсся голос врача:

– Что? Не ест?

– Слюной исходит, а пищу не берёт, – отвечал майор.