Далек путь от Невы до средней Волги, но дорога домой не в тягость. Много дней и ночей добирался отставной солдат до своих дремучих лесов. По плохим дорогам конь обезножил. Оставил его Никита на попечение одиноким старикам под Симбирском, А другого коня не стал покупать, решил, что в лесу сподручнее идти пешком.

И вот уже шагает Никита неторопливо по знакомому косогору по берегу речки Темрязанка заросшему ивой, ольхой и крапивой. Саму речку не видно, слышно ее журчание.

Скоро появится на горизонте плешь Лысой горы из-под которой она вытекает. Там и родное село Сосновка в котором ждут не дождутся со службы: его мама, дед и невеста.

Приятно идти по знакомым с детства местам. Не так далеко от сюда, здесь в низине, есть живописное место старица, названная Черной речкой, любимое место отдыха всей округи. И солдату Никите вспомнилась эта Черная речка в пути, как он в этой старице мальчишкой с друзьями – пацанами их села ловил бреднем большущих щук, вьюнов и налимов. На высоком берегу, на ветерке, где было меньше комаров, ребятня варила вкуснейшую уху. Перед сном у костра рассказывали друг другу сказки про леших, про хвостатых русалок. Такое всегда запоминается надолго.

Никита шел в лаптях, солдатские ботфорты за спиной нес. Берег он их. Дома будет обувать по праздникам. Привычен солдат к походам, а умаялся, и жажда мучила все больше и больше. Но пить теплую речную воду не хотелось. Он все родник высматривал. И вот он под бугром среди берез. На одной из которых был вырублен староверский крест.

–Наш крест кулугурский! – громко сказал Никита и лицо его засветилось, как при встрече с хорошим человеком.

Сбросил солдат ношу с натруженных плеч на рядом лежащую плаху, перекрестился двумя перстами и приблизился к роднику, интересуясь его сооружением.

Песчаное дно лесного зеркала колыхалось, как живое, пропуская через себя звенящую от чистоты воду, которая скапливалась в нише плотно выложенной крупным гранитным камнем, и стекала по дубовому желобу в ложбину, заросшую осокой, и дальше в озеро.

Никита с волнением взялся за ручку ковша, висевшого на сучке березы. Осторожно, чтобы не поднять песок со дна, наполнил он берестяную посудинку, сел на каменную стенку родника, перекрестился, сделал первый глоток, еще, и еще.... Вода плескалась ему на лицо, текла по бороде, лилась за воротник.... Никита смеялся, радуясь живительной прохладе. Напившись, он с благоговением смотрел в зеркало родника, стараясь постичь тайну рождения этого лесного чуда, смотрел долго и не мог оторвать зачарованного взгляда от такого расточительного изобилия. «Бог щедр». С молитвой зачерпнул Никита еще один ковш воды, распрямился во весь богатырский рост, и пил уже маленькими глотками, наслаждаясь и осматриваясь вокруг. Помолодел богатырь от живой воды, показалось, что и лес вокруг весело помолодел, даже солнце, вроде бы ярче заиграло.... Щебетали на березах птахи, гудели в далеком бору верхушки столетних сосен, плескалась рыба в озере. Кукушка пророчила ему долгие годы, крупные, белые ромашки кивали ему головами, улыбались позолоченные цветки зверобоя, голубые цветочки приглашали отведать сочной медуницы, воздушные шарики одуванчиков, разросшиеся на поляне сплошным ковром, призывали прилечь, отдохнуть, а над всем этим разнотравьем порхали нарядные бабочки, хлопотливо кружились пчелы, ветерок с поляны доносил замах душицы и меда....

–Красота-то какая, как у деда на пасеке. И откуда здесь столько пчел? Посмотреть надо! – Думал Никита, вновь собираясь в дорогу.

Чуть приметная тропинка повела его в сосновый бор к шалашу, покрытому камышом. Солдат приоткрыл плетеный из липовых дранок полог и заглянул внутрь. В шалаше было просторно и уютно, на стенах висели березовые веники, пучки зверобоя, чабреца и мяты. Посередине стоял грубо сколоченный из липовых плах стол. Около стенки на полу была устроена лежанка из толстых сосновых жердей, выстланная игольником вперемежку с полынью и застланная старой дерюгой. У входа стоял закопченный котел, а рядом лежали трут, огниво и камень. Около дальней стенки на перекладине висел холщовый мешочек с сухарями, а ниже на полке стояла старая плетеная корзина, доверху наполненная сухими пчелиными сотами. Вверху, в камышовой крыше жужжали трудолюбивые шмели. Воздух был настоян на травах и меде.

«Хорош шалаш, в непогоду укроет, от голодного зверя защитит».

Никита снял с потолка мешочек, нащупал маленький сухарик и положил в рот. Вкус ржаного хлеба напомнил ему о доме. Мысль, что он завтра будет дома, радовала его.

После сухарика Никита ощутил голод. Он расстелил на столе холстину и выложил на нее из сумки продукты, какие остались от утренней трапезы: краюху хлеба, кусок жареной баранины, очищенную луковицу. Откусывая от того и другого понемногу, солдат не торопясь, жевал, продляя удовольствие.

Снаружи шалаша послышался шорох и повизгивание, как вроде бы собака скребла полог. Никита с кусками в руках поднялся из-за стола, выглянул наружу и увидел около шалаша огромного худого волка с ободранными боками. Волк отскочил шага на четыре и остался стоять на тропе, его взгляд был жалкий, просящий, как у старой дворняги.

Никита сначала испугался, а потом понял, что перед ним старый немощный волк, которому уже не под силу живая добыча, вот и канючит у шалаша, подачку ждет. Видимо он и раньше не один раз приходил к шалашу за подачками, может даже живет здесь на пару с хозяином шалаша. Никита заинтересовался поведением волка, ему понравился его собачий взгляд без тревоги и зла и он бросил волку оставшийся поджаристый кусок баранины.

–Лопай зверюга и гуляй отсюда!

Волк схватил налету подачку и не жуя, сглотнул.

–Во циркач, насобачился куски налету хватать, приученный видать.

Никита продолжал смотреть в глаза волка, а тот, облизываясь, смотрел с не меньшим интересом на человека.

-Не наелся?

–Спросил солдат волка и бросил ему оставшийся кусок хлеба.

Волк поймал пастью хлеб и вытянув поленом хвост, развернулся и нырнул в густой орешник.

Только солдат проводил взглядом сбежавшего старого волка, как перед ним почти у самых ног объявилась пушистая белочка. Она смело села на тропу, опершись на свой красный хвост. И выставив грациозно напоказ свою белую грудку, посмотрела на солдата большими главами, навострив ушки.

–А тебе, красавица, тоже гостинец требуется? Что же тебе дать? Может сухарик? Сейчас дам!

Никита протянул руку к перекладине, пальцами и через проруху вытащил из мешочка большой сухарь и положил его на тропу перед очаровательной гостьей. Белка в мгновение ока схватила цепкими лапками сухарь, сунула в рот, показав острые зубки, и припустилась по стволу высокой сосны вверх к дуплу.

–Деткам понесла, – засмеялся Никита, – им, конечно, пить дать. Мать – есть мать.

Развеселили солдата волк с белкой, навели на мысль о хозяине этого уютного шалаша.

«Что же за старец-кудесник живет здесь в лесу, в безлюдном урочище? Волк старый и немощный к нему запросто обедать ходит, рядом с ним над шалашом белка с бельчатами в дупле живет. И его ружья не боится. А может здесь в Колдыбани мой дед промышляет?…».

Никита задумался, вспомнил и мать, потом прилег на лежанку и уснул, но спать ему не дали комары. Налетело их в шалаш тьма. Солдат, чертыхаясь и махая руками, вышел из шалаша и пошел к краю леса на ветерок. Усевшись на поваленную бурей сосну, он стал любоваться видом, открывшимся с бугра.

Вечерело над долиной. За дальним лесом догорала вечерняя заря. По широкой пойме говорливой речки покрывалом стлался туман. Местность солдату понравилась. Все здесь было для жизни человеку охочему до работы. По косогору проглядывались большие поляны с черной плодородной землей. До самого горизонта виделся лес с непуганным зверьем. Вдоль речки зеленели луга, кусты смородины, калины. В бору вокруг болот спела черника, костяника, брусника. А в тени трех берез бьет ключом живой родник с целебной водой. И тут же под бугром чистое озеро с крупной рыбой, рыбачь, не ленись.