Все это было похоже на палату.

Элвис понял, что полулежит на больничной кровати. Оттого часы высоко на стене с такой настойчивостью оказываются прямо перед глазами. Все тело с десятком прикрепленных датчиков на тонких проводах ощущалось до неподвижности слабым. А точнее, настолько расслабленным, что не хотелось даже пошевелиться. Было словно лень, как после глубокого сна.

Одним легким движением чьи-то руки сдернули пару пластинок с его висков – и Элвис рефлекторно повернул голову следом. Люди в белом, выстроившись почти в линию, снимали показания со стойки приборов, которые он видел лишь краем глаза почти за головой слева от своей кровати, и аккуратно вносили пометки в бланки, закрепленные на планшетах. Поочередно они произносили отдельные слова и лаконичные фразы на чужом и незнакомом Элвису языке. Было похоже на доклад. Вероятно, старшему, который стоял у остальных за спиной и тоже фиксировал что-то на бумаге. Элвис бездумно наблюдал за ними с минуту, но на него самого никто не обращал внимания.

Сознание было ясным, но каким-то бесчувственным и отстраненным. Элвис попытался вспомнить. Где он. Почему здесь. Что было до.

И натолкнулся на барьер. Это не был провал в памяти или что-то такое. Скорее нежелание. Сильное нежелание думать о чем бы то ни было в прошлом. Но осознание этого не удивило. И вообще не вызвало никаких эмоций. Потому что все его существо – теперь Элвис отметил и это – заполняло спокойствие. Настолько глубокое и непоколебимое, что само по себе должно было взволновать. Но… не волновало.

Один из шестерых у окна повернулся и, сделав несколько шагов до постели, снял с шеи Элвиса еще два датчика. Едва он отошел, другие четверо по очереди избавили от оставшейся полудюжины пластинок – с груди и чуть ниже. Вновь приподнимая Элвису безвольные руки и укрывая его. При этом никто, хотя бы мельком, не посмотрел ему в глаза, словно нарочно избегая встретиться. Высвободив заполненные листы из своих планшетов, они сдали бумаги старшему и в ожидании выстроились чуть поодаль. Бегло просмотрев записи, тот пересек палату и отдал папку одному из людей, стоявших у двери. За те краткие несколько секунд, пока незнакомец сосредоточенно просматривал отчеты, скоро перекладывая лист за листом и бросая поверх на Элвиса такие взгляды, как на предмет неодушевленный, Элвис успел рассмотреть всю пятерку.

Они отличались. Хотя бы уже тем, что их халаты, наброшенные на темное сукно дорогих деловых костюмов, выглядели в сравнении с белыми брюками и короткими куртками униформы не более чем формальностью. Все были старше – по сорок, пятьдесят. И держались с уверенностью начальствующих чинов. Особенно тот, кто читал документы. Изучив последний лист, он произнес несколько слов, не предназначенных никому конкретно, – и в палате остались только эти пятеро.

Все произошло довольно быстро. Кажется, между тем, как Элвис с усилием открыл глаза, и щелкнувшей теперь дверью, не было и пяти минут.

Обращаясь к остальным, незнакомец объяснил им что-то, видимо, не предполагающее вопросов. А затем повернулся к Элвису и посмотрел на него. На этот раз прямо в глаза. И так, словно удостоверяясь, что человек перед ним – действительно в сознании. Едва уловимая перемена в лице незнакомца подтвердила, что сомнений зрительный диалог не оставил.

Он пересек палату, взял у стены пластиковое кресло и, поставив рядом с кроватью, сел перед Элвисом. В свободной позе закинув ногу на ногу и положив закрытую папку на колено. Он коротко полуулыбнулся, но одними губами. И тон хотя был учтивым, прозвучал почти официально:

– Здравствуйте, господин Пресли. Меня зовут Михайлов Григорий Львович. Я директор Московского научно-исследовательского центра. Вы вполне понимаете меня? – обратился он к Элвису по-английски, без заметного акцента.

Отвечать не хотелось. Шевельнуть скованным слабостью языком было так же лень, как шелохнуться. Все же Элвис сделал над собой усилие. Он согласно закрыл глаза и, хотя медленно, вдохнул было чуть глубже для первых слов. Но директор опередил его:

– Можете не утруждать себя ответом. Вы сейчас ощущаете слабость… Неприятно, но скоро пройдет. Это последствия психотропного воздействия. Это ненадолго. – И сообщил: – Вы сейчас находитесь в Московском научно-исследовательском центре, в Москве, в России. Сегодня двадцать восьмое марта две тысячи пятьдесят второго года. Вы умерли шестнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят седьмого. В возрасте сорока двух лет. – И почти мягко добавил: – Не выдержало ваше сердце…

Эти слова Элвиса не поразили. Как будто он и так знал. И знал, что это правда. И даже более – что еще предстояло услышать.

– Вас переместили с помощью пространственно-временного преобразователя, – директор продолжал ровным тоном, как если бы и не ожидал от Элвиса бурных проявлений чувств. – Заявку подала Международная музыкальная корпорация. Вам провели импульсно-информационную стимуляцию мозга. Чтобы избежать стрессов. Если проще – мы ввели вам в подсознание запас сведений о вас самом, о современном мире и некоторых исторических процессах. Так вам будет легче воспринимать новую реальность. И, – в глазах промелькнуло некое подобие симпатии, – никаких негативных эмоций. Пока. Что касается вашего тела, вы прошли медикаментозный курс. Так называемая процедура нервно-соматического восстановления. Ваш организм сейчас приведен к оптимальным физиологическим параметрам, которые соответствуют возрасту тридцати лет… – эти слова заставили Элвиса взглянуть на контуры, ясно обрисованные под тонким одеялом.

Новые очертания никак не напоминали о том избыточном весе, с которым он безуспешно боролся в последние годы. Свидетельствовали о перемене и обнаженные руки, сильные и красивые. Элвис прислушался к своим ощущениям. Слабость, похоже, начинала отступать, и взамен его стала наполнять энергия. Не скоро, но равномерно, от кончиков пальцев вверх по ногам, пока директор продолжал:

– Мы за вами немного понаблюдаем, чтобы не было сюрпризов. Но часа через три вы уже сможете уйти. Получите документы: паспорт, номера банковских счетов, страховки и все прочее… Сейчас я не стану вас утомлять длинными объяснениями, еще будет возможность обо всем подробно поговорить. Вас в соседнем зале уже ждут представители музыкальной корпорации. И присоединятся ваши правозащитники и специалисты нашего центра. Так что, – он поднялся на ноги, – приходите в себя, сейчас подойдут наши сотрудники – сделайте, пожалуйста, все, что они скажут. Мы скоро увидимся. До тех пор будут какие-нибудь вопросы?

И опять не ожидая ответа, изогнул губы в улыбке.

– Вот и отлично. Не переживайте, – он похлопал Элвиса по руке, – все будет хорошо.

И повернувшись, позвал остальных за собой. Те четверо, так и не обратившиеся к Элвису ни с единой фразой, покинули палату. Но одиночество не было продолжительным. Тут же появились новые люди в знакомых униформах. Элвису помогли сесть, напоили солоноватого вкуса раствором, от которого внутри стало разливаться приятное покалывающее тепло. Сделали не слишком болезненные инъекции автоматическими шприцами, массировали тело. При этом обращаясь с ним предупредительно, заранее объясняя суть каждой процедуры и спрашивая разрешения. Эти манипуляции хотя и не избавили Элвиса от подавляющего все чувства спокойствия, но заставили превосходно почувствовать себя физически.

Потом его накормили плотным обедом. Элвис съел все до крошки, потому что, едва пришел в себя, обнаружил, как сильно голоден. После ему принесли одежду и деликатно оставили одного: в постели Элвис был полностью обнаженным. Но уже через минуту, когда он, сидя на краю кровати, застегивал пуговицу на манжете хлопковой рубашки, в палату вернулся в сопровождении двух ассистентов один из «темных костюмов». Это было уже немного за полдень.

Вновь вошедший представился заместителем директора. Длинное русское имя не задержалось в памяти, Элвис отметил только фамилию: «Краснов». Более располагающий к себе, чем его руководитель, Краснов подробно расспрашивал Элвиса о самочувствии и предупредил: в середине дня слабость может снова появиться, в последний раз.