К счастью, и мать, и отец его любили, но отец не позволял ему проводить много времени с Аль-Зеной. Только после смерти отца он узнал ее поближе, но к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать и он считался взрослым мужчиной. Разумеется, он заметил, что его мать несчастлива. Более того, со временем он понял, что все ее несчастья из-за брака без любви. И тогда он поклялся, что никогда не прикоснется к женщине против ее желания.
Он даже попытался подружиться с матерью, но она вела себя по отношению к нему как собственница, обладающая губительной силой. В результате он решил, что будет исполнять свой сыновний долг, на словах выражая ей почтение, но на деле – не доверяя ничего важного. Он повел себя умно и проявлял о матери столь очевидную заботу, что она в конце концов поверила в свою победу и начала давать ему советы, пытаясь вмешиваться в государственные дела, к чему была совершенно непригодна. Но хуже всего то, что ему не с кем было поговорить откровенно, не с кем разделить эту тяжкую ношу.
Внезапно звук водяных часов, каплями отсчитывавших минуты, напомнил ему, что время уже позднее. Повернувшись, Оденат вошел в свою спальню, лег и вскоре уснул.
Когда в пустыне наступил рассвет, протянув через пески свои пламенные пальцы, окрашивавшие землю в золотые оттенки, из города выехали два всадника, вырисовывавшиеся черными силуэтами на фоне утреннего неба. Оденат выбрал для Зенобии горячую арабскую кобылу – белую, как и его огромный жеребец, – которую только недавно объездили, и Зенобия стала ее первой хозяйкой.
– Как ее зовут? – спросила девушка, когда они выехали за городские ворота.
– У нее еще нет имени, мой цветочек. Называй как захочешь. Ведь это мой первый тебе подарок.
– Она моя? – с восторженным недоверием воскликнула Зенобия.
– Да, твоя, – кивнул Оденат, скользнув взглядом по изящным ногам девушки, выглядывавшим из-под короткого хитона. «С этим придется что-то делать, – промелькнуло у него. – Не хватало еще, чтобы любой мужчина мог пялиться на эти прелестные ножки».
– Я назову ее Аль-Ула, – с улыбкой сказала Зенобия.
Принц улыбнулся в ответ и одобрительно кивнул («аль-ула» по-арабски означало «первая»).
– Хорошее имя. И ты умница, что придумала его, мой цветочек.
– А как зовут твоего жеребца?
– Ашур, то есть «воинственный».
– А он правда воинственный?
– Ужасно. Из-за него я не могу держать в конюшне других жеребцов. Он уже убил двоих. Теперь держу только кобыл и меринов.
– Мой Ястреб, я тебя обгоню! – закричала вдруг Зенобия.
Но принц с улыбкой ответил:
– Не сегодня, мой цветочек. Аль-Улу только недавно объездили, и ей нужно время, чтобы привыкнуть к тебе. Кроме того, я должен побыстрее вернуться: у меня сегодня много дел.
– А можно мне с тобой? Это будет куда интереснее, чем болтать с женщинами. Я не привыкла сидеть и бездельничать, когда только и делаешь, что красишь ногти и отмокаешь в надушенной воде купальни.
Принц сочувственно усмехнулся.
– Когда станешь моей женой, сможешь везде появляться вместе со мной, но не сейчас.
– Проклятье… – проворчала Зенобия. Было ясно, что ей придется остаться на женской половине – между Аль-Зеной и Делицией.
Словно прочитав ее мысли, принц негромко хохотнул и сказал:
– Ах, бедный мой цветочек оказался между осой и бабочкой…
– Откуда ты знаешь, о чем я думаю? – спросила девушка, нахмурившись.
– Выражение твоего лица красноречивее любых слов. Но если ты станешь моей женой, Зенобия… Обещаю, я не запру тебя в гареме. Ты будешь вольна приходить и уходить когда захочешь, ибо я сделаю то, чего еще никогда не делал для своей жены ни один из принцев Пальмиры. Ты станешь равной мне.
– Я вообще не хочу жить на женской половине, – заявила Зенобия. – Если я стану твоей женой, то хочу иметь во дворце свой собственный дом. И я сама выберу себе слуг и куплю рабов. Не желаю иметь в своем доме шпионов. – Она внезапно остановила кобылу и осмотрелась.
Солнце уже взошло, и небо, куда ни кинешь взгляд, было ярко-синим и безоблачным. Оденат остановился и вопросительно взглянул на девушку.
– Я не обучена играть в эти игры, Ястреб. Давай будем откровенны друг с другом. Ты хочешь жениться на мне, и мой отец дал свое согласие, но как скоро это случится – зависит от меня. И ты, и мой отец… вы оба понимаете, что мне необходимо привыкнуть к мысли о браке. Отец уверен, что ты самый подходящий для меня мужчина. Из-за великой любви, которую он испытывал к моей матери, он хочет, чтобы я была счастлива. Мне повезло. Мало кто из мужчин понял бы мои чувства. Мне также повезло и в том, что в мужья мне он выбрал именно тебя, ибо и ты понимаешь, что меня нельзя заковать в кандалы. Я должна быть свободной! Ты проявил ко мне доброту, и я думаю, что начинаю любить тебя. То, о чем я прошу тебя, будет не трудно сделать, верно?
– Да, понимаю… – кивнул Оденат. – И ты получишь все, что в моей власти дать тебе, дорогая.
– Ах, Ястреб, ты слишком опрометчиво обещаешь, – с веселой улыбкой заметила Зенобия. – Никогда нельзя соглашаться на что-либо, пока не выяснишь все условия.
– Решила поучить меня, мой цветочек?
– А что, ты не готов учиться у женщины?
– Скажи, ты любишь меня хоть немного? – уже серьезно спросил Оденат.
– А ты любишь меня, Ястреб?
– Думаю, я полюбил тебя в тот день, когда убили твою мать. Ты была так растеряна, озадачена, испугана… Мне очень хотелось обнять тебя… и держать так долго-долго. Но я принц Пальмиры, а ты была всего лишь ребенком, и мне не полагалось утешать тебя. Но поверь, ты уже тогда мне очень понравилась.
Это признание не только удивило Зенобию, но и порадовало. Однако же… Ведь и Тамар, и Баб говорили, что женщина не должна позволять мужчине стать слишком самонадеянным.
– Ястреб, но ты же не хочешь сказать, будто провел три с половиной года после гибели моей матери, тоскуя обо мне? Я в это не поверю…
– Нет-нет, я совершенно забыл про тебя, мой цветочек, – ответил принц и мысленно возликовал, услышав вздох разочарования, вырвавшийся из груди девушки. Маленькая плутовка внезапно сделалась чересчур самоуверенной. А ведь отец предупреждал: нельзя позволять женщине становиться слишком самоуверенной.
– Мой Ястреб, так как же ты можешь говорить, что любишь меня? – пробормотала Зенобия.
– В тот день я влюбился в ребенка, а когда увидел, какой прелестной девушкой тот ребенок стал, влюбился еще раз. Я никогда не буду лгать тебе. Поверь, я тебя люблю, мой цветочек, действительно люблю. Пожалей же бедного принца, готового положить к твоим ногам и свое сердце, и свое царство! Скажи, когда мы поженимся?
– Подожди еще немного! – взмолилась девушка.
– Я не могу ждать долго. Я одинокий мужчина и страстно желаю, чтобы ты была рядом и чтобы я мог любить тебя, беседовать с тобой, делиться с тобой всем, что имею.
Зенобия долго молчала. Наконец тихо проговорила:
– Я выйду за тебя, как только позволят жрецы.
Оденат очень удивился столь внезапному решению, и его брови взлетели вверх. Девушка улыбнулась и добавила:
– Я нужна тебе, мой Ястреб. Разве не это ты только что сказал? И если уж честно, то на самом деле наш брак состоялся в тот момент, когда ты договорился с моим отцом, только дата свадьбы оставалась неизвестной. Но главное… Видишь ли, теперь мне ясно: раз я вчера так расстроилась, подумав, что ты пошел к Делиции, значит, люблю тебя, просто боюсь признаться в этом самой себе.
– О, Зенобия, – пробормотал принц, – хотел бы я знать, в какую женщину ты однажды превратишься…
– Зачем сейчас гадать? – со смехом ответила девушка. – Ведь рано или поздно ты обязательно это увидишь.
Оденат тоже рассмеялся.
– Да, верно, мой цветочек! – Повернув коня в сторону города, он добавил: – Нам пора возвращаться, Зенобия. Я не поскачу с тобой наперегонки, но давай пустим лошадей галопом, чтобы Аль-Ула показала тебе, на что способна.