— Недурная мысль, — кивнул разведчик. — Есть, правда, мелочь, которую вы, сир, упускаете из виду. Я о барокарах.

— О ком?

— Барокарами в народе прозвали чужестранных фригольдеров, служивших в имперской армии за землю. В последние годы таких завозили в Гердонез очень активно. Сейчас это несколько тысяч умелых, сплоченных битвами солдат. Сам проверял.

— О наезжих фригольдерах я слышал, — произнес в задумчивости Риз. — Однако зачем же им встревать в чужую войну? Свою плату от мелонгов они уже получили, на что рассчитывают теперь?

— В том-то и состоит, сир, мое предложение к принцу. На сей раз, барокары будут сражаться не за хозяев, которых явно недолюбливают, а за собственное выживание. Они обоснованно опасаются, что при смене власти разбушевавшийся окрестный люд начнет резать их семьи, а господа — отнимать пожалованную землю. Вот если бы принц Демион… пообещал им сохранить наделы и оберечь от расправ…

— Что тогда?

— Я бы попробовал договориться с их старшинами. На нашей стороне они выступят едва ли, но вроде бы готовы остаться глухими к призывам мелонгов и не участвовать в войне.

— Ну, и в чем же дело, сударь? — Герцог улыбнулся и хлопнул Шагалана по плечу: — Какие сомнения, если такой малостью мы выиграем так много? Не скупитесь на любые посулы.

Юноша хмыкнул.

— Я предпочел бы тоже надеяться, что эти посулы не окажутся пустым звуком, сир. Там ведь, очевидно, не простаки, которые сразу верят байкам незнакомых бродяг.

— Не поверят на слово? Черт с ними, вручите бумагу по полной форме. Прямо здесь состряпаем грамоту и обвешаем всеми мыслимыми печатями. Для вящей убедительности.

— Так бесхитростно? И принц подпишет подобный документ?

— Ни мгновения не колеблясь! — Риз понизил голос, хотя вокруг на десятки шагов не было ни души. — Вас бы шокировало, сударь, доведись услышать, сколько обещаний и клятв вынужден давать брат в последнее время. Позарез надобны согласные оказать поддержку. Страждущих и обиженных Империя наплодила на обоих берегах пролива массу, однако для поднятия боевого духа каждому требуется что-нибудь посулить. Обещаем безостановочно! Церкви — возвращение земель и привилегий, дворянам — ленные владения и титулы, горожанам — свободы, разбойникам — прощение… Всего и не упомнить. Эти чистосердечные рвачи сами изумились бы, узрев целиком гору накопившихся обязательств. Возможно, тогда бы они чуть умерили пыл, сообразив, что на претворение такого в жизнь не достанет и трех Гердонезов! А что еще прикажете делать, сударь? Никакие сокровища предков не оплатят столь грандиозное предприятие. Да к тому же после десяти лет изгнания.

— Неужели его высочество в реальности не намерен исполнять решительно ничего?

— Господь с вами, друг мой. Мы, разумеется, не осилим все, не хватит страны. Но должны будем выполнить многое, дабы не развязать всеобщую внутреннюю войну и смуту. Подлинное искусство — пройти по этой грани.

— И принц — в роли ярмарочного канатоходца? — усмехнулся Шагалан.

Риз совершенно не обиделся.

— Если кто-то из прежней знати и способен на подобное, то исключительно он. Уж что-что, а в людях Демион разбирается отменно. Убежден, он и вас, господа, сейчас мысленно встраивает в какую-нибудь хитроумную систему. Впечатление вы на него произвели глубокое, а значит, и место в будущем готовится заметное.

— Дело за ерундой, — пожал плечами юноша. — Переиграть Гонсета, вышвырнуть варваров и вернуть трон.

— Получив в вашем лице союзников, верю в это все тверже. — Риз снял перчатку и протянул ему узкую ладонь. — Так мы условились? Спустя два месяца атакуем. Высаживаемся порознь, но с единым стремлением. И буду молить Творца даровать-таки мне бой плечом к плечу с вами, сударь. Там, на родной земле.

Свидание с барокарами состоялось еще до конца марта. Данный покойным старостой Волчатника адрес привел к большому и все так же солидно укрепленному поселку. Безвестного бродягу поначалу попытались отогнать от тына копьями, потом грозили угостить стрелой. Услышав имена вожаков, сбавили тон, но долго сомневались, посылать ли за ними. Шагалан переминался в грязи у запертых ворот, щурился на весеннем солнце. Жала копий спрятались, зато сквозь щели частокола за ним пристально наблюдало множество настороженных глаз. Уютней от такого не становилось. Даже засевший неподалеку в лесочке конный отряд Джангеса не опередит разряжаемый в упор арбалет…

По вязкой пашне между сморщившимися грудами снега энергично прыгали вороны, с криком выдирая друг у друга какую-то падаль. Прочая птичья братия предпочитала ковыряться в едва обнажившейся земле… Наконец через стену свесился мрачного вида бородач, прервал задумчивое ожидание.

— Какого беса здесь надобно?

Они малость попререкались, определяя, кто, кому и что должен объяснять. Шагалан настойчиво требовал разговора со старшинами, рассчитывая, по крайней мере, на простое любопытство, которое не позволит от него отмахнуться. По завершении спора барокар смотрелся еще более мрачно, однако своим охранникам команду буркнул. Громыхнули засовы, тяжелая створка калитки чуть отъехала в сторону. Внутри уже собралась толпа — человек десять всяческого возраста. Особо одинокого гостя никто не опасался, хотя оружие имелось у всех и держали его наготове. Самого же Шагалана, наоборот, тотчас обыскали, отобрав сабли с ножами. Без сопротивления он отдал также подписанную принцем грамоту — цель визита тайной отныне не являлась. Лишний раз окинув юношу взглядом, бородач повел его в глубь поселка. Гостя, вдруг превратившегося в пленника, сжала с боков пара дюжих мужиков, остальные, приглушенно переговариваясь, потянулись следом.

Поселок попался просторнее Волчатника, правда застроенный куда бестолковее. Сквозь нагромождение домов, сараев, плетней и навесов пробирались будто по лабиринту. Обычной жизни шествие не нарушало, на незнакомца лишь на миг поднимали глаза и тут же теряли интерес. Вошли в большую добротную избу, в горнице за столом сидели трое. Все пожилые, степенные, украшенные как сединами, так и шрамами. Стол накрыт к обеду, разве что приглашать за него гостя никто не спешил. Один из стариков, самый седой, долго изучал грамоту, шевеля губами и водя по пергаменту заскорузлым пальцем. Потом столь же неторопливо разъяснял прочитанное на ухо каждому из товарищей.

Беседа завязывалась трудно. Пока Шагалан своими словами пересказывал предложения принца, его слушали в угрюмой, враждебной тишине. Первые же отклики оказались полны грубости и издевки. Возможно, здесь не слишком любили мелонгов, но и Демион заметным уважением не пользовался. Какое-то время барокары откровенно потешались над глупыми, самоуверенными изгнанниками. В собственной крепости, а уж в неколебимости Империи тем паче, никто из них не сомневался. Обескураженный Шагалан решился открыть последний козырь, сильный, однако опасный до чрезвычайности.

— Помнится, Огман, староста Волчатника, отнесся к этой идее внимательнее…

Хохоток оборвался, скомкался в прежнюю напряженную мрачность.

— Откуда знаешь Огмана? — скрипучим голосом спросил грамотный. — Нынче он покойник — любую напраслину возводи, из верхнего-то мира не возразит.

— Я с ним толковал еще с живым. Славный был воин и разумный вожак. Даже в предсмертные минуты сумел осознать истинный размах бед, грозящих его людям. И надеялся, что вы окажетесь не менее прозорливыми.

— Хм, что же он такое успел осознать?

— Что нашлись силы, перед которыми спасует и ваш знаменитый строй. И что эти силы уже рядом. Надо либо договариваться с ними, либо приниматься заранее копать себе могилы. Себе, своим близким, всем переселенцам.

— Страх-то какой, — скривился старик. — Чего за силы? Ты, парень, ведаешь, кто сжег Волчатник? Чья шайка отважилась? Так называй сразу. Ты там был?

— Или сам тоже участвовал в разоре? — набычился его сосед.

— Был, — выдохнул юноша. — И участвовал. Сам ломал строй Огмана и знаю теперь, что это осуществимо.