Ну, конечно, когда она заканчивала смену и ехала в электричке к себе в деревню, она часто вспоминала девочку, которая повесилась. Нина была дружна с ней. Девочка была веселая, исполнительная. И кубинцы, которые приехали стажироваться, понравились всем. А с одним из них у нее была любовь. Он ей рассказывал, как Кастро всем обещал, что при коммунизме на их острове Свободы любовь останется любовью. Все получат хорошую медицинскую помощь, если что. Обещал ей, что они поедут на остров Свободы, что он её не обманет. Но население так расперло – ишь, с каким-то иностранцем! – плевали, обзывали нехорошими словами и довели её до самоубийства. Потом плакали, говорили – так ей и надо, раз не со своим связалась. Режим своих девушек не жалел. Еще до его отъезда ей отказали в выезде и росписи с ним, потому что она на военном заводе. Она терпела свое население и надеялась на мудрость государства. А получив отказ, из чувства протеста повесилась. Ей сказали: сначала вы должны были ознакомиться с нашего государства законами, а потом влюбляться. А вы сделали наоборот. Так в нашем государстве невозможно. Мы тут не виноваты.

У Нины-то всё было по-другому, а кончилось плохо. Он – обеспеченный сын большого партработника еще из тех времен, когда они с Мао-дзэ-дуном встречались, и он дарил активисткам комдвижения свою книжку. У матери-партработника был большой дом в соседней деревне. А когда она с политработы пошла на пенсию, её в деревне поставили директором клуба. Читай – идеологическим работником. Да, у Нины так было: пришла на танцы в соседнюю деревню. Церковь-то в нашей деревне была, а клуб – в той. Церковь была закрыта, а дом культуры работал. Старики не ходили в церковь, а молодежь ходила в ДК. И конечно, сын председательши, избалованный да верхогляд, понравился ей. Выйдя за пределы деревни, она почувствовала, что с ним получится. А он почувствовал, что она дерзкая, веселая.

Продолжая в какой-то степени путь матери, он пошел в школу милиции. И закончил школу, и на хорошую работу был направлен – гастроном «Новоарбатский» охранять. Милиция при гастрономе была. Как мальчик избалованный, кончая смену, он брал на карман бутылку с прилавка (продавщицы молчали) и ехал к себе домой. Но это каждую смену. Попривык. А тут лето разыгралось, компании. Озеро хорошее у нас было. Ну поспорили мужики – кто после выпивки искупается. Ну и что ж, что жена, ребенок? Как он может, если поспорил, – не нырнуть? Ну и с бельевого мостика нырнул. Ну а бельевые мостки в деревне – это только с виду у них колышки наверху. Мостки поправляют, переносят в другое место десятилетиями. И сколько их под водой – никто не знает. А когда нырнул – нет его и нет. Мужики не сразу, но спохватились. Что такое? А уж красные пятна по воде пошли. А когда вытащили – распорото было так, что не о чем говорить.

Бравый демобилизованный солдат предстал перед сестрой со своей смеющейся улыбкой молодости в ожидании дальнейших распоряжений. Это она любила и одновременно недолюбливала. «Ну никак не может без императрицы», – сказала она сама себе, а ему – как старшая сестра – дипломатично:

– Ну что? Отслужил?

^— Да.

– Что теперь делать надумал?

– Не решил еще.

– Знаем мы вас – «не решил». Словом – вот тебе адрес. Езжай к своей невесте. Тут недалеко. И жду от тебя приглашения на свадьбу. Всё. И без глупостей. Ступай!

– Ну я же к тебе приехал! Давно не видел. Посидеть хотел, поговорить.

– Вот там и посидишь, и поговоришь, и наговоришься. А заодно и судьбу свою устроишь.

А когда брат ушел – она раздумалась. И ведь не первый раз я его выручаю. В восьмом классе. «Кончил школу? – говорю. Так куда идешь? – Не знаю, говорит. – Ну как же, говорю, ты не знаешь? Все уходят из деревни после восьмого, а ты не знаешь? В первом классе тебя спросили: «Кем ты, мальчик, хочешь быть? Ты браво так ответил: «Продавцом». Весь класс покатился со смеху – это же девчачья профессия – продавец. А теперь говоришь – не знаю?

– Да, не знаю.

– Ну, хорошо. Тогда я знаю. Давай паспорт. Я тебя сама устрою.

Через два дня – ему: «Так. Поедешь в Крапивну. Это наш райцентр, если ты забыл. Пойдешь в строительное училище на отделение каменщиков.

– Понял?

– Да.

– Ну ступай, учись!

Так и кончил, и всю жизнь проработал каменщиком. И доволен. И чего ему теперь императрица всё время нужна, чтобы жить? Я даже не знаю… И в детстве так же. Там, в детстве, какое было воспитание? Утром родители встали – за порог детей отправили, а там – сами разберетесь. Мы – старшие – играть. А он за нами. Он же младше меня и везде за мной утягивался. Значит и в семье ему нужна императрица, чтоб давала распоряжения и миловала своей милостью.

Поэтому вечером я раздумалась уже в другую сторону. Ах, как хороша моя напарница по работе в горгазе… И хорошо, что я не сосватала её за Василия, инспектора с нашей работы. А ведь хотела, да потом задним умом догадалась: а вдруг братец-то придет из армии да будет невесту у меня спрашивать, а я её уже сосватала? Приберегу-ка я её для себя, а там видно будет. И точно. Пришел-таки и не знает, что ему делать. Другие-то сейчас родителей не спрашивают. Сами по себе находят. А он – нет. Он всё по деревенским правилам хочет: чтобы старшие нашли, чтобы рекомендовали как положительную со всех сторон женщину, чтобы не рисковать понапрасну в таком важном деле и не кусать потом локти. Не так это глупо. А я-то сама так не поступила, умница-разумница. Я рванула по любви, ни с кем не считаясь, никому не говоря. Как же! Любовь – царственное чувство, за ним надо следовать. Ну вот и получила. Рассказывать даже не хочется, лучше я потом об этом расскажу.

Притащилась я со своим суженым в Москву, всё еще любя его. И давай мы оба работать, чтобы квартиру получить. И давай делать детей, чтобы возраст не вышел. А то пока дождешься квартиры – врачи скажут – возраст вышел. Так что он работал за квартиру, я – с детьми сиди… А они болеют. Пришлось искать щадящую работу. И пришла я в горгаз отчетностью заведовать: кто заплатил свои пять копеек тогдашних, кто не заплатил. На всех квитанции заведи, ко всем в дома стучись, объясняйся, пороги обивай. Положим, мне это нетрудно. А зима? Дети болеют. Вот как тут быть? В садик не сдашь. И хорошо напарница – не день, не два, а долгие годы меня выручала. Мы с ней в паре работали. То обойдет мой участок, то заполнит эти квитанции. Словом, обязана я ей была по гроб жизни. Так что сначала смехом, а потом чего-то и по-серьезному стала я подумывать: «А вот я за все твои благодеяния женихом хорошим тебя награжу. Небалованным деревенским братом своим. Вот тем и расплачусь». А здравая женщина, какой и была Нина, всегда цену хорошему жениху знает. И надо же! Всё так и сошлось! Я сама даже удивлена, что в отсутствии родителей (они умерли) на меня легла родительская обязанность женить брата. И я смогла это осуществить. И он поехал (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!) и всё сладится.

Да, а теперь обещанное про мужа. Ха! И как нарочно: телефонные разговоры, буквально вчерашние. Звонит сын. Говорит:

– Ты дома?

Я говорю:

– А что такое?

– Ты знаешь, что отец пропал?

– А что такое?

– Он уехал в Тулу и там пропал. Почему ты сидишь дома и не едешь в Тулу его искать? Он же твой муж!

С тем же звонит и дочь.

– Почему ты дома?

А я им обоим и говорю:

– Прежде всего: вы – его дети. И взрослые. Вот езжайте сами в Тулу и ищите этого пропойцу, если вам это нужно. А по мне – глаза бы мои его не видели. Всю жизнь исковеркал! Сколько слез я пролила!

– Мам, ну он же на квартиру зарабатывал!

– Да, заработал. А жизни в ней не получилось. Зачем она нужна тогда?

– Нет, ты всё-таки должна…

– Нет, это вы должны. А я ничего ему не должна. Никому ничего не должна. Я вас вырастила, свой долг исполнила. Это вы должны.

Обиделись. Не звонят оба. Ну, конечно, я опытная, я всё заранее знала и правильно, что отбрехивалась. Я ведь с ним-то двадцать лет прожила. Сам объявился через некоторое время. У своей зазнобы где-то там, в пригороде Тулы живет. Видимо, пьянствует. Звонит сюда да с пафосом, что у него какие-то тут дела, и он как бы их должен курировать, и мы должны пойти по Москве из-за этих дел. А я знаю, что всё закончено в моей жизни с ним, и всё это его арьергардная болтовня. А если что случится – детям его взрослым ехать его хоронить. Я к человеку, который мне всю жизнь отравил – не поеду. И не мечтайте!