– Какого чёрта? – он наконец увидел своих противников. – Нэш, какой же ты ублюдок, – Фукуда оскалился и сплюнул в сторону этого напыщенного блондина, стирая со лба пот вперемешку с кровью и крошевом битого стекла, но не спускал глаз с биты в руках Сильвера.

Дайчи видел, что они что-то говорили, но слышал только звон – наверное, это из-за удара по голове, – и с лёгкостью увернулся от удара деревяшкой. Его неожиданно занесло в сторону и он схватился за голову, его затошнило. Удар по голове вышел слишком сильным, поэтому Фукуда с трудом поднялся, чтобы тут же снова упасть на землю. Он услышал хруст внутри себя, и сердце пропустило удар, когда боль накатила волной, накрывая с головой – его нога была сломана, а Сильвер продолжал бить по колену, превращая его в кровавое месиво. Дайчи, кажется, кричал, но он не понимал: он не слышал, практически не видел, а глаза испуганно искали что-то по сторонам, кого-то, кто поможет, но натыкались лишь на уродливую ухмылку Нэша.

– Нэш, это же та японская обезьяна! – с насмешкой бросил парень, на ходу снимая с себя форменную спортивную куртку. Эта груда мышц явно не ожидала увидеть тут одного из игроков, что когда-то обыграли их команду. Те, что считались непобедимыми, проиграли какой-то кучке низкорослых япошек. Тот позор долго преследовал их, и в итоге им пришлось расформировать команду.

– И впрямь. Давно не виделись, обезьянка. А сможешь ли победить меня и Сильвера без своих дружков? – бросил Нэш, подойдя к Дайчи практически вплотную. Он и его напарник очень любили опаздывать на игры, давая противникам мнимое чувство превосходства, а потом уничтожали соперников без возможности отыграться. Эти двое были самыми настоящими засранцами, но они были действительно сильны.

– Опять вы? Вам одного раза мало было? – баскетболист даже остановился, чтобы поприветствовать их лично. – На вас двоих и меня хватит.

Дайчи ни за что бы не сдал позиции. Теперь-то он понял, почему тренер предупреждал о сложности игры. Да, эти двое были очень способные, и тогда, ещё в школе, им пришлось изрядно попотеть, чтобы выиграть. И сегодня он ни за что не проиграет. Дайчи бросил надменный взгляд на противников и вернулся к игре. Сегодня он выжмет из себя все, но победит.

Очередной удар пришелся прямо в висок – оглушительный и не последний. Дайчи безвольной куклой упал на асфальт: сломанной, уже наверняка непригодной, разодранной в клочья изнутри. Больно. Было невыносимо больно и жалко – ему впервые стало жалко себя – до ненависти ко всему, до скрипа песка на зубах. Он был так жалок. Следующий удар пришёлся в грудь: с глухим хрустом, с тупой болью и болезненным вскриком.

– Теперь ты не такой крутой, да? Ты не в своей Японии. У нас тут совсем другие законы. Ну, что скажешь? Будешь ещё мешать нам? – Фукуда подняли с земли за волосы, но ему уже было всё равно: в голове кричали синицы, надоедливо вопили, отрывали по кусочку. Потому что колено не слушалось – оно уже сломано, выгнуто в другую сторону. Потому что он слышал, как битое стекло звенело и разрезало кожу. Потому что сам он уже не чувствовал.

– Алё?!

Дайчи толкнули в стену, и он не сопротивлялся. Ещё минуту назад он бился, он смеялся и надменно смотрел, ещё минуту назад он был жив.

– Подержи его, я ему врежу.

Фукуда не ориентировался в пространстве, больно опираясь на руки, царапаясь о стекло, пытался открыть глаза. Но всё вдруг помутнело, и он повалился обратно на землю, запоздало ощущая острую боль в спине, будто ему в спину вогнали нож. Будто уже не должно быть так больно, потому что больше и не будет ничего. Бита со звоном упала на асфальт, и Дайчи свернулся тут же, рядом с ней. Он не знал, отключился ли он, где он, дышал ли ещё. Через адскую боль закрыл живот и лицо руками, стараясь спрятаться от следующего удара под дых. Он думал только о том, что это больно, потому что эта самая боль не давала думать ни о чём другом.

***

– Фукуда Дайчи, – его лечащий врач – Гиббс Коллинз – расслабленно смотрел на хмурого парня, измеряя температуру и проверяя имеющиеся результаты анализов, – поздравляю, с сегодняшнего дня вы можете покинуть больницу. И я повторюсь: вам категорически запрещаются любые физические нагрузки в вертикальном положении. Не перенапрягайте свой организм. Желательно много лежать, питание я вам расписал, а так же не забывайте про комплекс упражнений, необходимый для успешного реабилитационного периода. Мужчина говорил медленно, постукивая ручкой по планшету, чтобы все сказанные слова отложились в голове Дайчи, но тот всё равно не слушал. Он тупо смотрел на белую плитку стен, гладил под одеялом колено, с которого сняли гипс, и изредка поглядывал на костыли у кровати, с помощью которых он и мог передвигаться весь этот месяц.

– Вы меня слышите? – доктор щёлкнул пальцами перед его лицом, привлекая внимание.

– Да, док, слышу, – безразлично выплюнул Фукуда и, наконец, перевёл глаза на него.

– Я знаю таких, как вы, – доктор нахмурился и раздражённо закатил глаза. – Мне не должно быть стыдно перед вами – это не я сломал вам пару десятков костей и жизнь в придачу, но как бы мне было неприятно об этом говорить – про спорт можете забыть.

Дайчи был уверен, что он – не первый пациент, кому это говорят, но также был уверен и в том, что даже после сотого раза непросто говорить людям, что их жизнь кончается в этих стерильных четырёх стенах. Дайчи был уверен – он знал это, он видел, – но до ужаса хотелось кричать, бить его, обвинять во всём. Хотелось, чтобы всё закончилось.

– Но, док, – Фукуда не был таким слабаком, как могли подумать, – есть же те, кто смог вернуться в спорт и с травмами похуже.

– То, что у вас четвёртая степень смещения позвонков, а не пятая, не значит, что Вы встанете на ноги! – было видно, что доктор не хотел вообще говорить об это. – Ваши мышцы и так атрофировались за эти два месяца, один из которых вы даже двигаться не могли!

И Дайчи кивал на каждое слово о том, что он останется инвалидом, что спортом заниматься не просто нежелательно, а запрещено навсегда; что он не приведёт себя в форму; что после тех трёх операций, проведённых на его позвоночнике, выживает лишь чуть больше половины пациентов; что титановые винты в него вкручены не просто так, ведь без них он не сможет двигаться; что его колено собирали по кусочкам; что реабилитация займёт годы. Он вскользь послушал рекомендации по продолжению своего отнюдь не радостного существования, потому что многолетнюю реабилитацию сложно назвать жизнью. Дайчи понимал, но не хотел слышать этого.

Порой Гиббс видел, как Фукуда смотрел на себя в зеркало, ходил туда-сюда, чтобы увидеть свою уродливую походку со сгорбленной спиной, с неестественно выгнутой поясницей. Видел, как он хромал, как сгибался от боли, а потом проводил дрожащими пальцами по впалым щекам и грустно улыбался, потому что плакать не было сил.

– Если это всё, – тихо начал парень, – то я, пожалуй, пойду, – Дайчи с трудом скинул ноги с кровати, надевая тапочки.

– Я бы рекомендовал вам побыть здесь ещё некоторое время, – да, доктор надеялся, что тот останется ещё хотя бы месяца на три, чтобы начать реабилитацию под его присмотром, чтобы всё было правильно и не спеша.

– Моё лечение окончено? – холодно отозвался Фукуда.

– Да, – быстро ответил доктор и протянул бумаги для его подписи, потому что он действительно мог уйти, и док не смог бы его остановить.

Личные вещи Фукуда ещё с прошлого дня лежали сложенными в грязную и испачканную его же кровью спортивную сумку, так что, не дожидаясь продолжения безумно увлекательной беседы, он перекинул кладь через плечо и прошёл к двери, нашаривая телефон в кармане, чтобы вызвать такси. Наличных должно было хватить, чтобы доехать до пляжа, ведь Дайчи и не собирался домой, он не хотел светить свою кредитку – сейчас он просто желал побыть в тишине, просто подумать. Эти два месяца он никогда не оставался один – с ним постоянно сидели, его постоянно караулили. Он мог успеть скрыться во внутреннем дворике, среди деревьев, но Гиббс слишком быстро его находил, и санитары возвращали его в палату, где за ним снова следили.