Тут уж князь не скрипел зубами и не качал головой, а только вздохнул. Отца не помнил почти, единственный родной человек – мама, души не чаявшая в единственном же сыночке. Вот оно и вышло, что бабка делала как Москве лучше, мать – чтобы ее сыночку не обижали, а как взяли его в полон, так мать в монастырь и законопатили враз. Ну, по княжескому повелению, конечно. Да и среди друзей, что десять лет назад вместе детьми бегали, часть даже к Москве за князем не поехала, дескать, это их княжии дела, нам ли в них лезть, заранее признав, по сути, власть Москвы над Рязанью. Хотя надо сказать, что и среди друзей по семьям прошла трещина размером с хороший овраг. Семен Коробьин уговорил, по сути заманил, князя ехать в Москву, а Федор Коробьин поперек двоюродного брата пошел и Ивана не оставил. Димитрий Сунбулов отговорить от побега пытался, да когда все прошло, к побегу присоединился и не отказался вперед в Рязань, где наместник Москвы Иван Хабаров уже вовсю распоряжался, поехать верных людей собрать. Хитрован Гридя Кобяков, что и затеял и провернул сам побег, в суматохе московской от вестей о подходе войска Мехмет-Гирея с юга, вообще против Кобяковых пошел, больше никто из всей этой большой семьи открыто против Москвы не выступил. Семен Глебов вроде и из тех, что только сабелькой помахать горазды, а прорыв из Москвы двумя ватагами с отвлечением стражи организовал немногими своими людьми.
Да, остались верные люди, вот только толку во всем этом оказалось мало, ибо встретил их после заполошной трехдневной скачки почти у самой Рязани верный человек, посланный на всякий случай Гридей вдогонку Сунбулову отдельно, да и рассказал дела невеселые: Сунбулова бояре сразу выдали Хабарову, и письма все при нем нашли, Хабаров с верными Москве войсками пришел, почитай, с целым полком, всю боярскую головку заставил крест целовать, что не встанут бояре за Ивана и не отдадут Рязань татарам, так как Мехмет-Гирей действительно подступает к городу, и уже видели его разъезды. Конец осени, дни короткие, решено было на ночь отправить человека этого к тем, кто хоть крест Хабару и целовал, но про кого точно было известно, что стоит за Рязанского князя. А пока встали на отдых, пополнили и перепаковали поклажу для заводных коней, ибо из Москвы ускакали почти безо всего, и легли спать.
Рассвет спокойствия не принес. Человек Гриди то ли попался, то ли сдали его москвичам, в общем, сам не вернулся, однако по людям пройти успел, хоть и по немногим. Добавились Федор Коробьин, да не один, а с тремя людьми и частью казны княжеской, которой в отсутствие Ивана заведовал (удача), да Ефим Олтуфьев, тоже товарищ игр детских, который опять-таки поперек семьи пошел, тоже власть Москвы признавшей. Федор и предложил, пока нет ясности ни с погоней из Москвы, ни с Хабаровым, ни с татарами, уйти на север, к самой границе княжества в одну из его деревень, там передохнуть и уже после решать, что делать. Так и с татарской дороги уйдут, и погоню с пути сбросят. А чтобы лишних ушей и глаз избежать, порешили уйти малым числом, при этом отпустить часть людей в Рязань с наказом сидеть им там пока тихо, слух же через них пустить, что пойдет князь по Оке к Мехмету. В таком разе и Хабаров, и московская погоня за ними не пойдут. Поснедали, чем бог послал, оседлали коней и поехали.
Да на выходе уже Коробьин вытащил небольшой тючок и негромко посоветовал князю и друзьям надеть легкие кольчуги, которые он с собой прихватил, так как с таким разладом в боярах ожидать можно чего угодно с любой стороны. Потратили пять минут, скрытно вздев кольчуги. Вот и выехала в девятом часу утра не вскачь, но поспешая, группа в десять человек: князь Иван, да Федор Коробьин, да Семен Глебов, да Гридя Кобяков, да Ефим Олтуфьев, да пятеро воев – двое из коробьинских и трое из кобяковских, да коней заводных двое. Проехали на случай дальнего пригляда версты три по Оке вниз, вроде как туда и собирались, сторожась, но не особо скрываясь, а потом в удобном овражистом лесочке свернули на север. Немного проехав лесом, кружным путем вышли на северную же дорогу, что тянулась вдоль него на расстоянии полета стрелы, и двинулись на север уже неспешной рысью. Выстроились походным порядком: впереди дозор из троих воинов, далее князь, рядом с ним Федор и Семен. Здесь же, но чуть позади – Гридя и Ефим, и замыкали колонну двое воинов с заводными лошадьми, везущими самое нужное в небольших тюках.
Князь с ближниками все же стали снова обсуждать, что дальше делать. Вариант уйти под руку Москвы уже даже не рассматривался, вариант с налету захватить Рязань, на который, честно говоря, особо рассчитывал князь, провалился из-за прямой измены или нежелания воевать по серьезному у рязанских бояр. Можно было, действительно, уйти к Мехмету. Можно было уйти в Литву. Примут и там, и там, как дорогого гостя, но и тот, и тот случай делал князя Ивана игрушкой в руках настоящих правителей больших стран, с деньгами и армиями, а не его огрызка княжества, которые будут использовать его только для давления на Василия Московского. Некоторые возможности появлялись, если Мехмет захватит Рязань или Москву, что было вполне вероятно, так как пока никаких точных данных о количестве его войск не было. Еще одним вариантом было вернуться, если московские войска, которых привел с собой Хабар, уйдут из Рязани в ходе ожидаемых боевых действий с Мехметом.
Было что обсудить, но во время всего этого разговора князь Иван все продолжал прокручивать в голове события последних дней: побег, известия о рязанских боярах, московских войсках наместника и подступивших татарах. Все планы, которые он строил ранее, до поездки в Москву, в плену, во время побега, оказались порушены. Да и немудрено, ведь, как стало окончательно ясно ему, строились они без учета предательства и слабости близких, лжи и коварства московских князей и их приспешников и неверной оценки самим князем своих собственных возможностей. Переспав последнюю ночь с этой печальной мыслью, князь в полной мере смог оценить поговорку «куда ни кинь – всюду клин», да. Из обсуждаемых вариантов на самом деле ни один князю не нравился, так как под ними не было прочного, надежного основания, которое позволило бы князю проводить любые действия, чувствуя свою правоту.
И даже его никем не оспариваемый великокняжеский титул, о котором ему говорили с почтением с самого детства, которым он владел, безусловно, по полному праву, без поддержки бояр оказался… пустым. Типа ярмарочного «Владыки земель заморских», как скоморохи называют куклу в блестящих богатых одежках. Стало тоскливо на душе, горько во рту, пора было делать привал, и хотя бы заесть и запить эту горечь. Проехали они с утра уже верст 15, до нужной деревни было еще примерно столько же, так что пора перекусить в укромном месте, лучше в лесу, и до вечера, глядишь, доедут.
Однако, подняв взгляд на дозорных и собираясь дать им команду на привал, князь вдруг увидел, что один из троих резко сует в спину второму нож или кинжал, причем несколько раз, после чего оставшиеся двое отрываются от основной группы еще саженей на 10 и начинают разворачивать коней, доставая сабли. «Измена?!» – успел подумать князь, толкнуть рукой едущего справа Семена, ногой – едущего слева Федора, да крикнуть что-то невнятное, привлекая внимание задних, и потянуться к сабле. И тут в них полетели стрелы, а из кустарника, растущего справа по краю леса, выскочили еще два конника, направляясь к замыкающим. Дальше для князя все как-то смешалось. Стрелы из леса летели редко, но куда-то попадали, судя по чмокающим звукам. Два предателя спереди особо не приближались, видимо, боясь попасть под них, и он рванулся к ним в припадке бешеной ярости, желая разрубить на множество кусков это зримое воплощение предательства, занимающего все его мысли. Очередная стрела клюнула его в спину, но попав под углом в кольчугу, вреда не принесла. Рывка его хватило на правого предателя, после мгновенного обмена первыми ударами с которым князь на силе отбил его саблю и рубанул наискосок чуть не через пол тела. В это же время конь князя начал оседать, поскольку основная часть стрел все-таки досталась именно ему. Налетевший слева с бешеным лицом на второго изменника (и так же на раненом коне) Федор в три удара смог выдернуть его саблю кистенем, и ударить сначала по ребрам, а потом по голове. Сзади слышались крики, хотя Семена видно не было, его конь рухнул сразу. «Они бьют по лошадям» – подумал князь, соскакивая с уже совсем падающего коня, и тут стрела воткнулась ему в бедро правой ноги. Боль от нагрузки на раненую ногу была такова, что в глазах у него помутнело, и он опустился на землю.
