– Мрау, мрау, мрау, – начала рассказывать свои сказки Горошинка.

– Что? Что мы сделаем? Намажем ему стул клеем, чтобы он не мог отодрать от него свой жирный зад? – спросила я, отметив, что зад у Радова всё же был отнюдь не жирный. – Или запустим ему в кабинет огромного таракана с длиннющими усами? Пускай повизжит, – размечталась я, прекрасно понимая, что моя на редкость правильная совесть ни за какие плюшки не позволит мне пакостить. Да и Радов не станет визжать. Только нахмурит брови, а серые глаза станут ещё темнее.

Больше всего я боялась именно взгляда своего начальника. Когда в моих отчётах Радов замечал ошибку или ему что-то не нравилось, больше всего сводило с ума не то, что он мог повысить голос, а его взгляд. Под взглядом Радова я начинала чувствовать себя виноватой за всё, вплоть до греха Евы. Этот взгляд пробирал меня до мурашек. Глаза, которые видят насквозь. Глаза, которые заглядывают в душу и говорят: «Мне ничего от тебя не нужно. И ты мне не нужна, так что даже не пытайся себя предложить».

Чуть высокомерный, чуть презрительный. Вот это чуть… Нет, Радов не презирал людей в открытую. Но казалось, что только до поры до времени. Именно об этом говорил его взгляд, что всё до поры до времени. Девчонки на работе жаловались, что босс слишком нелюдим и не задерживается на корпоративах, лишая их возможности соблазнить себя. Да если бы Радов решил оставаться на всяких подобных сборищах до конца, то наши сотрудницы не то что в штабеля бы укладывались, а лежали бы уже с пачкой презервативов наготове. На корпоративах Радов говорил стандартные поздравления, и тут же сматывался. Меня это вполне устраивало – под взглядом своего шефа я бы и глотка шампанского не смогла сделать – и весь вечер простояла бы по стойке смирно.

От размышлений о Радове меня перервал свистящий чайник.

– Ну, Горошинка, давай завтракать, – опустила я кошечку на пол и потянулась за чайником.

Я поцеловал подставленную Кристиной щёку и уже собирался надеть пальто и выйти из квартиры, когда услышал, как на улице взвыла сигнализация моей машины.

Кто-то захотел с утра поиграть с ней в футбол? На ходу надевая пальто, я, не дожидаясь лифта, побежал вниз по ступенькам, чтобы прочесть лекцию утреннему недотёпе.

«Недотёпой» оказалась скукоженная бабка в потрёпанном пальто неопределённого цвета, которая одной рукой придерживала свою тележку, а другой колотила клюкой по колесу моей машины.

– Эй, бабуля, потише! Не надо портить чужое имущество, – сказал я, подходя к машине.

– А ты чего своё имущество на общественный тротуар поставил? – бабка погрозила мне палкой, а потом пнула ногой по колесу. – Нашёлся тут умный!

– Моя машина, куда хочу, туда и ставлю. Могла и обойти, – спокойно ответил я, нащупывая в кармане ключи от авто.

– Не видишь что ль? Везде лёд, скользко, я с тележкой иду, а твой драндулет на пути стоит. Думаешь, на тебя управы нет? Если деньги есть, считаешь, всё купить можно? Убери, говорю, свой драндулет!

– Да ты сама драндулет, пионерка совковых времён! – не выдержал уже я. Неужели этим бабкам обязательно нужно портить всем настроение?

– Это я пионерка совковых времён?! Да я тебе покажу, как пенсионеров обижать! – глазки бабки под густыми бровями сузились и недобро посмотрели на меня.

– Путину жаловаться будешь? – хмыкнул я, усаживаясь в машину.

– Да на что мне Путин! Я и без него справлюсь!

Бабка ещё что-то говорила и трясла клюкой, но я её уже не слышал. Мне пора было работать, а не с пенсионерами разбираться, у которых и было делов, провоцировать потасовки.

Вот только доехать до работы мне не удалось. Не успел я проехать и пары километров, как почувствовал удар в зад. Не в свой, а моей Ауди. И от этого удар был ещё более ощутимым и болезненным.

Чертыхнувшись, я вылез из машины. Да уж, удачное начало дня!

Из зелёного Матиза, врезавшегося в мою машину, выползла женщина.

Вот не повезло, так не повезло!.. Вместо нормального мужика или хотя бы симпатичной блондинки, в меня врезалась Женщина! Такая, с неопределенной фигурой, блеклым лицом и паклей вместо волос, с которой и договориться по-нормальному сложно и желания переспать она не вызывает.

– Извините, пожалуйста, дорога скользкая, я не успела вовремя затормозить… – начала она бормотать, приближаясь ко мне.

– Дистанцию нужно соблюдать, а не извиняться, – процедил я, присаживаясь на корточки возле машины и стараясь оценить ущерб, полученный от «поцелуя».

М-да, правая фара была разбита. Эх, а ведь машинка ещё совсем новенькая!

– Мам, ты скоро? – послышалось из видавшей виды Дэушки.

– Сейчас, Вова, иду! Пригляди пока за Верой! – крикнула женщина в сторону своей машины.

– Так ты ещё и с детьми, – вздохнул я, выпрямляясь.

Ну почему эти курицы едва получив права начинают таскать с собой в тазике на колесах весь свой выводок? Ладно, сами в аварию вляпаются, но дети разве виноваты, что дура-мать водить не умеет?

– Я же извинилась. А детей мне в садик везти надо, – женщина озабоченно посмотрела на часы.

– Сначала бы водить научились, прежде чем детей плодить. Если думаешь, что Шумахером родилась, то ты глубоко ошибаешься. Сидела бы дома да щи варила, – высказал я всё, что думал об этих лядях на дорогах.

– Хватит! – моя невольная собеседница повысила голос. – Не надо меня оскорблять – я мать и забочусь о детях! Посмотрела бы я на вас, если бы вы оказались на моём месте!

– На твоём месте? Да никогда! Чтобы оказаться на твоём месте, нужно иметь куриные мозги!

Я не любил детей. Меня в детстве не любили, и я теперь не хотел и не любил детей. Это же закономерно. Никто никого не обязан любить – ни родители своих детей, ни дети своих родителей.

– Что делать будем? – обречённо спросила курица с правами.

– ДПС вызывать, – сказал я и без того очевидную вещь.

Женщина тяжело вздохнула, наконец сообразив, что быстро уехать не получится.

– Хорошо, давайте вызывать ДПС. Меня, кстати, зовут Соня… – начала было она, но я её перебил:

– Совершенно не кстати, мне совершенно без разницы, как тебя зовут!

Я не считал себя обязанным запоминать людские имена – сегодня они рядом с тобой, а завтра неизвестно где, и поминай, как звали. Знаю, как зовут моего начальника, знаю, как зовут женщину, с которой я сплю. А до остальных мне дела нет.

Женщина насупилась, но всё же спросила:

– А долго ждать будем?

– До обеда прождём, не меньше, – ответил я, набирая номер дпсников.

– Я не могу до обеда, мне детей в садик надо. А по-другому нельзя? – с надеждой посмотрела на меня авточерепашка.

– Можно, – сунул я телефон в карман. – В аварии виновата ты – не соблюдала дистанцию. Давай деньги на ремонт, и разъезжаемся.

– Сколько?

– Ну, тысяч восемь, – прикинул я, во сколько обойдётся ремонт.

– У меня восьми нет, только три с половиной, – виновато сказала так называемая «автоледи».

– Три с половиной так три с половиной, мне тоже на работу надо.

Женщина торопливо слазила к себе в машину за сумочкой и протянула мне деньги. Я сунул купюры в бумажник, уселся в Ауди, закинул бумажник в бардачок и надавил на газ.

Разъезжать с битой фарой мне не хотелось – возвращаясь вечером в темноте, чего доброго, ещё и штраф словить можно. Да и битая машинка прилива радости не вызывала. Я свернул в сторону ближайшего автосервиса.

Оставив авто на ремонт, я направился к трамвайной остановке. Придётся добираться на работу на общественном транспорте – пока такси в час пик дождёшься, полдня пройдёт.

Как же я не люблю переполненные трамваи!.. Ну почему, прежде чем добраться до работы нужно обязательно пройти муки трения о чужие бока? Ничего, ещё пара-тройка остановок и я у себя на работе.

– Эй, ты, рыжая! Что у тебя за проезд? – послышался голос кондуктора.

Я не была рыжей, но на всякий случай обернулась.