Но Грейс умерла.

Никки открыла глаза, и пение оборвалось. Как бы сильно ей ни хотелось верить в обратное, но Грейс ушла, и все ее песни ушли вместе с ней. Пусть так, но на долю секунды Никки удалось убедить себя, что все было иначе.

Она закрыла глаза, пытаясь снова найти Грейс – желая найти ее сильнее, чем чего бы то ни было, – но она ушла навсегда. Никки сдержала всхлипывание, затем вытерла глаза и открыла их. Сон превратился в кошмар. С другой стороны, так многое в ее жизни теперь было подобно кошмару наяву. Такое происходит, когда умирает твой ребенок. Становится почти невозможно найти радость в чем-либо, потому что любой новый опыт омрачается воспоминанием о трагедии. Она скучала по Грейс каждый миг каждого дня, но бывали такие моменты, как сейчас, когда чувство утраты наносило удар с такой силой, что просто не хватало слез.

Никки повернулась к Итану, чтобы проверить, спит ли он. Она не видела его в темноте, но слышала его тихое дыхание. Как бы там ни было, а смарт-стекло работало исправно. Темнота была чернее дегтя, как если бы они застряли в самой глубокой шахте. Может, дело было в том, что это их первая ночь здесь, может, в ее сне, но какова бы ни была причина, темнота сейчас давила на Никки так же, как в детстве.

Она достала из-под подушки телефон и засунула его под покрывало прежде, чем включить, чтобы не разбудить Итана. Был уже почти час ночи, а она никогда не чувствовала себя более проснувшейся. Она выключила телефон, выбралась из-под покрывала и некоторое время просто лежала, глядя в темноту, слушая, как Итан мягко дышит рядом.

Помимо его дыхания в комнате не было ни звука: тройной стеклопакет не впускал шум города. В их старом доме было иначе. Двойной стеклопакет отрезал большую часть звуков извне, однако отдаленный рокот машин и низкое жужжание пролетающих над домом самолетов все равно были слышны. Теперь ей не хватало этих старых привычных звуков, не хватало старого дома, не хватало той жизни, которой они жили вчетвером…

Не хватало Грейс.

Никки закрыла глаза, но сон был от нее далек как никогда. Она выждала еще пару минут, прежде чем признать свое поражение, потом тихо выбралась из-под одеяла. На один миг кратный замиранию сердца ритм дыхания Итана изменился, и она была уверена, что разбудила его. Она застыла на месте, а он тем временем перевернулся на другой бок, устраиваясь поудобнее. Даже после того, как он улегся, Никки оставалась неподвижна на несколько лишних секунд, чтобы убедиться, что он спит.

Дверь бесшумно отъехала, когда Никки подошла к ней на цыпочках, и потом снова закрылась за ней. На краткий момент ее окутала темнота, потом включился свет. Он был тусклее, чем обычно, но его хватало, чтобы отыскать путь в комнату Беллы. Дверь была закрыта, когда она подошла к ней. Дверь осталась закрытой, когда Никки остановилась перед ней.

– Открой дверь, – прошептала она.

Дверь не сдвинулась ни на миллиметр.

– Открой дверь, – повторила она чуть громче.

По-прежнему закрыта.

– Открывай немедленно!

Дверь скользнула в сторону.

– В чем проблема, Элис? – пошептала она со злостью, с испугом. – Почему ты не открывала дверь, когда я просила?

– Я заметила изменения в биометрических показаниях Беллы и не хотела будить ее, Никки, – Элис говорила на пониженном звуке, как если бы она тоже перешла на шепот. – Наблюдая за твоим поведением, я сделала вывод, что ты хотела бы этого избежать.

Это звучало логично. Кончено, так оно и было. Элис была компьютерной программой. Логика была в ее ДНК. Но это не помешало Никки выйти из себя. Ее взбесило это даже сильнее, когда она поняла, что Элис пытается опекать Беллу.

– Если я хочу, чтобы ты открыла эту дверь, ты ее открываешь, – сказала она. – Никаких исключений. Даже если это ее разбудит, ты все равно открываешь дверь. Вообще-то, давай даже пойдем дальше. Какова бы ни была причина, какова бы ни была ситуация, если я хочу войти, ты открываешь чертову дверь, хорошо?

– Я поняла, Никки. Приношу извинения, если я расстроила тебя.

Никки вошла. Ночник горел, рассеивая по комнате мягкое свечение. Белла крепко спала, раскинувшись в своей постели среди безумной путаницы простыней и одеял. Мистер Счастливчик был там же, его голова торчала из-под руки Беллы. Она выглядела такой безмятежной, как ангел. Единственное, что портило идиллию, это отсутствие второго ангела.

Это был еще один из тех моментов, когда Никки особенно остро ощущала тоску по Грейс. Если прежде ее сердце было целым, сейчас оно было расколото надвое. Одна половинка лежала там, в кровати. Что касается второй, Никки хотела верить, что Грейс отправилась в лучшее место, но это не срабатывало. Не было ни рая, ни ада, ни моста-радуги. Грейс просто скользнула в небытие, когда они выключили аппарат поддержания жизни. Хотя это и казалось невозможным. Грейс была так полна жизни, она была настоящим фейерверком.

Белла заворочалась, когда Никки присела на кровать рядом, но не проснулась. Никки аккуратно заключила ее в объятия и поправила одеяло; выбившийся волосок пощекотал ей нос, когда она поцеловала дочь в макушку. Пусть она и потеряла Грейс, у нее оставалась Белла. Это единственное, что помогло ей пройти через те мрачные дни после аварии. После того как Грейс ушла, Белла нуждалась в поддержке как никогда. Если бы Никки не нужно было заботиться о Белле, вряд ли она сейчас была бы здесь. Она любила Итана всем сердцем, но даже такой любви, пожалуй, было бы недостаточно. Никки прикрыла глаза и замедлила дыхание, пока не начала дышать в унисон с Беллой. Но прошло немало времени, прежде чем она смогла снова погрузиться в сон.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! – прокричала София. – Кто не спрятался, я не виновата.

София открыла глаза, прокралась к дивану, заглянула за него.

– Здесь никого. Где же ты можешь быть, Коразонсито?

Она подошла к креслу и посмотрела за ним.

– Здесь тоже нет.

Никки наблюдала, стоя в дверях. Она точно знала, в какой из коробок пряталась Белла. Прежде чем скрыться в ней, Белла прижала палец к губам, призывая к молчанию. Это, конечно, была лишь часть игры. В гостиной не богато было с местами, где можно было спрятаться, к тому же София слышала, как малышка забирается в одну из пустых коробок. Так что в действительности вопрос был только один: в какой из коробок?

София продолжала разыгрывать шараду еще несколько минут, прежде чем приступила к коробкам, с подчеркнутой тщательностью открывая каждую из них. К тому моменту Белла уже начала ерзать, и было очевидно, в какой коробке она сидит. София театрально распахнула ее, и Белла выскочила наружу, как чертик из табакерки.

– Вот ты где, – весело воскликнула София.

Она сгребла девочку в охапку и вытащила ее из коробки, смеющуюся, улыбающуюся и, определенно, очень довольную собой. Широкая улыбка на лице Беллы сияла, как солнце. Никки любила видеть ее такой. На краткий миг она была просто ребенком, а не ребенком, несущим на себе метку трагедии. Белле так сильно был нужен кто-то вроде Софии. Им обеим был нужен.

Белла стала печатать на планшете:

– Ты сто лет меня искала.

– Это потому что ты так здорово умеешь прятаться.

– Можем еще разок сыграть?

– Может быть, только позже. Мне надо помочь маме распаковывать вещи.

Белла умоляюще посмотрела на Никки, и отказать ей было ужасно сложно. Такой взгляд мог убедить сделать что угодно.

– София права, – сказала Никки. – У нас куча дел. Но ты можешь нам помочь, если хочешь.

Белла некоторое время размышляла, взвешивая, что ей хочется больше – помочь или поиграть во что-нибудь на планшете. Никки не торопила ее, ведь это был один из тех моментов, когда можно было снова обмануть себя и думать, что Белла такая же, как все остальные дети. Она кивнула, а потом набрала на планшете:

– Что мне сделать?

Никки указала на коробки около книжного шкафа: