— Хочешь пойти со мной? — вкрадчивый мягкий голос обволакивал душу.

— Нет! Я знаю, вы поцелуете меня, и я забуду всё, и у меня будет ледяное сердце, — отшутился Саша.

Она покачала головой, смотрела пристально, серьезно, шутку проигнорировала.

— Глупый мальчик! Нет, всё не так. Я не та Снежная Королева, которую ты вспомнил. Не холод и забвение. Я не разум, не здравый смысл, я ни мужчина и ни женщина, я — фантазия и мечта. А моё королевство не на Северном Полюсе, оно везде и нигде. Разве ты можешь сейчас узнать ненавистный городишко, в котором родился и живёшь? А грязный вокзал? А вон тот уродливый забор? Нет, всё выглядит иначе. Это другой мир. И всё в нём — и холод, и жар, и лёд, и огонь, и солнце, и мрак — создано из ничего и превращается в ничто по мановению твоей руки Алекс.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Моей руки? — удивился он.

— Да. Ты много раз создавал и уничтожал миры. Разве нет?

— Вы про игры?

— И про игры тоже, но не только. И ты хорошо знаешь меня, Алекс. Я то, во что невозможно поверить, но я есть. Идём со мной, не бойся. Я сделаю тебя счастливым. Ты можешь меня оживить, если захочешь, а можешь просто не обращать на меня внимания, и я исчезну.

— Постой! — крикнул Саша и удивился звуку собственного голоса. Оказывается, до этого момента они говорили в полной тишине…

Как только он позвал — видение исчезло. Только вихрь позёмки взметнулся вверх и облако снега слетело с крыши вокзала. Саше показалось, что своим криком он спугнул чудо.

Но она тут же появилась — теперь внутри картины в массивной раме, составленной из кристаллов алмаза и хрусталя. Там же, в картине, блестел и снежный лес.

Вьюга закружила, улеглась, и лес стал бесконечной равниной, по которой во весь опор нёсся всадник в средневековых доспехах. Казалось, он скачет прямо на Сашу — вот уже неумолимо поднимаются над Сашиной головой копыта белого жеребца. Но снова мелькает лицо красавицы. Оно так близко, что черты расплываются, и Саша видит только её глаза — широко открытые, ясные и холодные.

— Кто ты? — шепчет он в восторге. — Кто?

А сам всё больше цепенеет под её взглядом в блаженной истоме. Холод обволакивает его, лишает воли, он не в силах пошевелиться, стряхнуть наваждение, разорвать эту связь, покоряется ей и полностью отдаётся новым ощущениям. Биение сердца становится всё реже, дыхание слабеет, он перестаёт чувствовать своё тело, парит в неземном бесконечном пространстве, возносясь всё выше, выше, но никак не может достичь чего-то, к чему стремится. Он слышит её голос.

— Я — Ничто. Ни женщина, ни мужчина, ни жизнь, ни смерть. Я — твоя мечта.

Высоко в ледяном чертоге проходит он длинную прозрачную колоннаду и останавливается перед троном.

Навстречу ему поднимается Рыцарь. Он похож на Королеву, но лицо его печально, а губы плотно сжаты. Ослепительно блестят его доспехи — невозможно смотреть, навершие шлема искрится алмазами. Плащ рыцаря расшит тем же узором, что и заиндевевшее окно. Из снежного облака появляется белый конь. Сбруя усыпана жемчугом и мерцает серебром.

Рыцарь берётся за повод, оборачивается к Саше и манит рукой в латной перчатке. Но Саша отступает. Рыцарь ставит ногу в стремя, садится на коня и исчезает в снежном вихре.

— Постой, — кричит ему вслед Саша, забывая, что так это странное существо не удержать.

— У меня нет имени, — слышит он голос женщины, — но ты можешь назвать меня, как тебе нравится. Идём со мной, идём.

— Идём, — отвечает он словно во сне и прижимает ладонь к стеклу.

Женщина сейчас же появляется с другой стороны, вот она вынула руку из пушистой муфты и приложила её к ладони Саши.

Пальцы их как будто соединяются через холодную прозрачную поверхность стекла, и цветы белого ледяного сада уже вокруг него.

Деревья ветвями касаются его щёк, но уколов ледяных игл Саша не чувствует. Цветы и деревья не снег и не лёд — просто воздух, голограмма.

Алекс стоял внутри мерцающего облака и с ужасом понимал, что исчезает, превращается в ничто, в такой же воздух. Он не мог вдохнуть, сердце остановилось, в глазах потемнело, и Саша с головокружительной высоты ринулся вниз. Он падал и возвращался к реальности. Холод стал огнём, Саша судорожно хватал раскалённый воздух, грудь разрывалась от боли, вспыхивали золотые и красные круги. Он ощущал биение крови в висках, в горле, в сонной артерии, пальцы рук и ног онемели, и эта мучительная и постыдная тяжесть внизу живота, разбухший член. Боль.

В ушах плыл непрерывный гул, сердце неровно, с перерывами часто бухало в груди. Томительное неудовлетворённое желание пульсировало судорожными бросками, Саша опустился на пол под окном и скорчился.

Так уже бывало и раньше, но никогда это ощущение тяжести и неудовлетворения не оказывалось сильнее его, не заявляло о себе так настойчиво.

В следующую секунду Саша поднял голову и уставился на экран. Оказывается, он заснул, уткнувшись носом в стол, положил голову на руки и вырубился. Вот что значит пять часов подряд торчать за монитором.

Он не помнил, действительно ли он вставал и подходил к окну, или всё это ему только приснилось. Да какая разница. Это в любом случае — сон.

А на экране опять Санта.

Может, сходить на чат к Полуночникам, отвлечься? Там наверняка сейчас полно народа, всё-таки новогодняя ночь. Нового, конечно, там не услышишь, всё те же шуточки или пустые споры, но хотя бы не будет этого томительного одиночества.

За окном резко свистнул электровоз. Скорый. Как обычно, по расписанию. Этот поезд никогда не опаздывает. Остановка в Петровске на две минуты и дальше в Петербург. Вот бы поехать!

Саша всегда был послушным ребёнком и доставлял мало хлопот родителям. Только один раз, в возрасте пяти лет, он убежал смотреть на поезда. Семья его жила тогда на самом краю города, и до вокзала надо было добираться на автобусе. Мальчик знал дорогу хорошо, потому что они ездили на вокзал встречать папу.

Тогда он еще не называл себя Алексом и не жил в Интернете.

Когда получили новую квартиру, маме и Саше уже не приходилось ездить к поезду — вокзал перед самыми окнами. Только отца с ними уже не было. Он погиб, когда Саше исполнилось двенадцать лет.

Его гибель и теперь казалась необъяснимой и глупой случайностью — автокатастрофа. Отец торопился домой. В новую квартиру они въехали без него.

С высоты шестого этажа можно было целыми днями наблюдать, как проносятся мимо скорые поезда, слушать степенное пыхтение тяжелых составов. Грохот товарных поездов и резкие свистки пригородных электричек плотно вошли в их жизнь.

Сначала мама раздражалась, потом привыкла, а Саше всегда нравилось слушать дробный перестук колёс. Особенно ночью, когда стихали всё остальные звуки, замирало движение машин. Тогда ещё в отдалении можно было услышать поезд, представить себе вагон, длинный ряд ярко освещённых прямоугольников окон, а за ними — пассажиры. Лица, лица…

Почему он не уехал учиться из Петровска куда-нибудь в большой столичный город? Окончив школу с золотой медалью и серьёзные компьютерные курсы, мог бы легко. Но мама… Без Саши она осталась бы совсем одна.

Конечно, она и раньше мирилась с одиночеством. Отец редко появлялся дома, всё больше жил в море. Даже когда приходили в порт, он оставался на корабле. Отец был капитаном дальнего плавания, водил большой пассажирский лайнер в разные страны. Случалось, по три-четыре-пять месяцев его не было, потом возвращался ненадолго и опять в рейс.

А семья жила в тихом захолустном городке. Отец мог бы, но не хотел перебираться ближе к Питеру, хотя корабль был приписан к Петербургскому порту.

«Нечего бегать к пирсу встречать и провожать меня», — говорил он. Петербург откровенно не любил, вообще не любил большие города, может, потому, что родился и вырос в Петровске. Хорошо ему было с семьей, жену и сына обожал, берег, лелеял, делал все, что мог, для их благополучия. Теперь Саша часто задумывался: а стоило ли оно того, сколько времени они могли бы провести вместе, если бы не рейсы?