Молчание затягивается настолько, что любопытный взгляд Мэл начинает прожигать в моем лице дыру.

Наконец я хрипло выдавливаю:

– Нет, конечно… все… хорошо.

Какие бы изменения ни произошли с Мэл, ее интуиция остается непревзойденной.

– Так, ладно, я не вчера родилась. Вы чего-то недоговариваете.

– Ты… о чем? – мой голос срывается до такой степени, что я почти пищу.

Мэл прищуривается, и Люк вдруг начинает смеяться.

Я так давно не слышала его смеха. Но сейчас, стоя рядом с ним, я чувствую себя так, словно нахожусь в эпицентре землетрясения. Я вздрагиваю.

– Давай расскажем ей, – заговорщицки предлагает он, крепче прижимая меня к себе. – Мама, поверь, тебе не нужно знать, как это произошло. То, как мы снова начали встречаться.

Кажется, она относится к его словам скептически, но все-таки наклоняется чуть ближе.

– Расскажите!

– Это немного… личное, – произносит он.

Я перевожу взгляд с Люка на Мэл, зачарованная этим представлением, хотя ничего не знаю о его героях, не говоря уже о сюжете.

– Так это же хорошо. Когда я соблюдала личные границы? – интересуется Мэл.

– Ну мам, – стонет Люк.

– Не мамкай мне! Хочешь лишить умирающую женщину последних радостей в жизни?

Атмосфера в комнате тут же меняется; лицо Люка приобретает серьезное выражение. Та Мэл, которую я помню, никогда не говорила о смерти. Она говорила, что пытается пережить свое Большое Зло.

– Давай в другой раз, – тихонько предлагает он. – Мэрилин придет с минуты на минуту.

– Мэрилин – это моя медсестра, – поясняет мне Мэл, и я киваю, как будто это нормально, что она говорит мне такое. Как будто это нормально, что она вообще со мной разговаривает и радуется лжи, которая льется из уст Люка. Я не имею ни малейшего понятия, что здесь происходит.

– Мне… пора на работу. – Я нахожу самый быстрый путь к отступлению.

– Ой, точно, я совсем забыл, – говорит Люк и почесывает голову.

Мой личный радар, реагирующий на чушь, уже настолько выведен из строя, что на долю секунды я задаюсь вопросом: а когда я успела рассказать ему, что работаю? Когда до меня доходит, что я ничего ему не говорила, сгусток гнева временно берет верх над замешательством.

– Обними меня перед уходом, – просит Мэл, и я освобождаюсь из объятий Люка, чтобы попасть в объятья Мэл.

– Я тебя люблю, – шепчет Мэл мне на ухо. – Так всегда было и всегда будет.

И тогда я понимаю, что она ни о чем не знает.

Как?

Как она может не знать? После стольких месяцев?

– Я тоже тебя люблю, – задыхаясь от подступающих слез выдавливаю я.

Она крепко сжимает меня в своих классических объятиях, а потом я делаю шаг назад и выхожу из комнаты.

Люк говорит матери, что скоро вернется, и следует за мной, придерживая меня рукой за спину. Пока мы идем по коридору, у меня кружится голова. Замешательство снова стремительно сменяется удушливой красной волной гнева.

Как только я уверена, что Мэл нас не услышит, я скидываю его руку со своей спины и оборачиваюсь к нему лицом.

– Что это вообще было?

Он оборачивается через плечо и знаком просит меня идти дальше. Когда мы оказываемся в гостиной, он хватает полупустую бутылку воды и делает большой глоток.

– Зачем ты все это устроил? – снова спрашиваю я. Апатия в его взгляде заставляет мою кровь кипеть еще сильнее. – Ты сказал, что она хотела меня видеть!

– Она и хотела, – говорит он.

– Чушь! Она даже не знала, что я приду. Ты меня обманул! – с каждым мгновением мой голос звучит громче и громче.

– Успокойся, мать твою, – шипит Люк уже не с таким безразличным видом.

– Не указывай мне, что делать! – злобно отвечаю я.

На секунду мы оба застываем. Я не могу поверить, что мы с Люком используем такие слова. Я могла бы так разговаривать с Ро. Но с Люком – никогда.

– Она больна.

– Ты думаешь, я не знаю?

– Эта новость ее обрадовала.

– То есть ты решил соврать ей? Просто чтобы порадовать?

– Да, решил, – говорит он. – И знаешь что? Это гораздо больше, чем сделала ты. Где ты была, черт тебя побери? Где тебя носило весь этот год?

Услышав эти слова, я делаю шаг назад.

– Я думала, она не хочет, чтобы я приходила, – еле слышно отвечаю я.

– Она была офигеть как рада тебя видеть, так что нет, эта отмазка не работает, – произносит Люк. – Попробуй какую-нибудь другую.

– Я думала, ты не хочешь, чтобы я приходила.

Он проводит рукой по волосам, но не опровергает мои слова.

– Дело не во мне.

– Я не буду ей врать, – после долгой паузы говорю я. – Хочешь ее порадовать? Чудесно. Только давай как-нибудь без меня.

– Джесси, она больна, – тихо произносит он, не глядя мне в лицо.

– Да знаю я! – раздраженно восклицаю я.

– Тогда хоть раз подумай о ком-нибудь, кроме себя!

Меня передергивает.

– Я ухожу, – говорю я и поворачиваюсь к двери.

– Ты мне должна! – кричит он, прежде чем я успеваю дойти до порога. Я наклоняюсь, чтобы надеть сандалии, даже не думая их застегивать.

– Ты сама знаешь, что должна мне, – тихим голосом повторяет Люк, и я замираю на месте.

В следующее мгновение я поворачиваюсь к нему и смотрю ему в глаза.

– Да пошел ты, – шиплю я и выбегаю из дома.

Когда я сажусь в машину, мои руки дрожат так сильно, что я едва могу обхватить ими руль.

Слова Люка преследуют меня всю дорогу.

Ты мне должна.

Ты сама знаешь, что должна мне.

Я включаю радио и пытаюсь заглушить мысли музыкой. Осознав, что это не помогает, я вспоминаю о методике позитивного самовнушения, про которую маме рассказывал ее психотерапевт.

Я знаю себя.

Это нормально, что я иногда ошибаюсь.

Прошлое должно оставаться в прошлом.

Но я не могу сосредоточиться ни на дороге, ни на позитивных мыслях.

Потому что знаю, что он прав.

Я совершила ужасную ошибку.

Как только Ро открыл дверь сарая, впустив внутрь солнечный свет, я увидела старый спальный мешок, на котором лежало несколько банок пива.

Он за этим вытащил меня из комнаты Люка?

У меня сжалось сердце, и я ощутила, как улетучивается последняя надежда на разговор по душам, который помог бы нам с Ро восстановить доверие.

Ему просто хотелось выпить.

– Ты же сказал, что у тебя чрезвычайная ситуация, – спокойным тоном произнесла я.

– Так и есть, – настоял он, заходя внутрь и плюхаясь на импровизированный матрас. – Это и есть гребаная чрезвычайная ситуация.

Он похлопал по спальному мешку, приглашая меня присесть рядом с собой.

На мгновение я замерла в нерешительности, потом оглянулась на дом и все-таки зашла в сарай. Неважно, с алкоголем или без, но Ро хотел со мной поговорить. Это должно было хоть что-то значить.

Он протянул мне банку пива, но я покачала головой.

– Где ты все это достал?

– Не у Мэл, – с вызовом ответил он.

– Знаю, что не у нее, – сказала я. Мэл не пила дешевое пиво.

Несколько лет назад, когда Мэл повезла Люка в другой штат на какую-то математическую олимпиаду, мы с Ро залезли в шкафчик, где Мэл хранила алкоголь, нашли там водку и напились до потери сознания. На следующее утро меня мучило первое (и до сих пор самое суровое) похмелье в жизни, но оно меркло по сравнению с неподъемным чувством вины, которое охватило меня, когда Мэл вернулась домой. Мне понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы расколоться и поведать Мэл страшную правду. С тех пор никто из нас троих не знал, где Мэл хранит ключи от того самого шкафчика, но меня это ничуть не огорчало. А Ро пришел к выводу (вполне справедливому), что я самая жуткая зануда в мире – разве что после его брата, который не пил вообще.

– Так что у тебя случилось? – спросила я.

Ро вздохнул, попытался запустить пальцы в волосы, но потом вспомнил, что подстригся, и остановился на середине движения.