<p>

   Почему он поёт? Осень близится. Уже запятнана мокрая гарь пожухлыми листьями, сбитыми ночным ливнем. Время шёпота, не песен.</p>

<p>

   Голос Иричилля возвышен, проникновенен и властен. Гостья не противится чистозвонной ворожбе, идёт, всё медленнее и неувереннее. Превозмогает тошноту и вязкий страх. Останавливается, зажимая рот ладонями. Не дышит. Всхлипывая, жадно заглатывает воздух, пятится, оступается, с трудом удерживает равновесие. Уходит! Уходит. Уходит... Пошатываясь. Не смея бежать. Не разбирая дороги. Утро меркнет, плавясь в слезах.</p>

<p>

   В голосе духа сумеречного леса, подтаяв и истончившись до тусклого скрипа, треснула и сломалась ледяная игла чародейства.</p>

<p>

   Придут гости, с гвалтом и маетой. Заберут истлевающего поджигателя в чуждый громозвучный мир. Хотя и нет в том смысла. Лес поглотил и выпил бы сдохшую в углях тварь без остатка. Сточил бы кости в бурую сытную пыль. Субор не знает ненужного и напрасного.</p>

<p>

   Здесь нет пустоты, тишины и одиночества.</p>

<p>

   Нет чудес.</p>

<p>

   Есть непостижимое хитросплетение противоречивых и противоборствующих желаний, до которых Иричиллю больше нет дела. Увянет лето, на полинявшей рыже-бурой шкуре скоротечной осени засеребрится дыхание зимы. Маленький лесной дух отправится в опасный путь, за южными сновидениями, но, разуверившись в чудесах, не вернётся, и последние грёзы его навсегда останутся тайной для субора.</p>

<p>

   Зима увязнет и захлебнётся в половодье. Весна уступит лету. На пожоге заполыхает кипрей. Заживут чёрные язвы. Мир обновится.</p>

<p>

   О том поёт кроха Иричилль — отблеск зарева, голос сумерек, взгляд мглы, чуткая и жестокая душа Леса. Эхо вторит певцу звонко и точно, но никогда не ответит, счастлив ли тот, кто знает своё предназначение...</p>

<p>

 </p>