<p>

   Я ни разу не отважился приблизиться к демонической башне. По горло я насытился и тем, что вытворяли обычные люди, в которых словно вселились, покинув чёрные стены, обитатели зловещей громады. Ещё и месяца не прошло, с того дня, как я попрощался с предвестником бед, и "Эсмеральда" бросила якоря у пристани Хориниса, а островитяне, безумствуя, развязали самую бессмысленную войну, какую только можно представить, — всех против всех. Старожилы-землепашцы против заморских дармоедов и потворствующих им верноподданных граждан Хориниса, наёмники против тех, кто не захотел или не мог платить за навязанную защиту, новоявленные фанатики против благоверных обывателей и служителей Круга Огня, давно потерявшие счёт жертвам душегубы, насильники и грабители против всего, что шевелится и дышит.</p>

<p>

   Пару раз я успешно отбивался посохом от беззастенчивых незнакомцев, вознамерившихся без лишних пояснений искромсать меня в лохмотья ножами. Какие-то вооружённые до зубов люди пытались захватить меня невредимым, но двое самых усердных всё же пожалели о своей резвости. Сколько же раз я, и не дожидаясь, когда мне начнут угрожать, благоразумно уносил ноги от сбившихся в стаи озверелых бродяг, того и не упомнить. Один раз меня ранили, по счастью, легко.</p>

<p>

   И все мы знали — враг не где-то там за морем. Враг уже на острове. В проклятой Долине рудников. И никак не могли опомниться.</p>

<p>

   Яснозорое лето, устав от мерзости и глупости, воцарившихся на "острове чудес", рано состарилось и увяло. И заблаговременно оплакивая неразумных, пригасило лучистый взгляд полупрозрачной облачной вуалью. Зарядили мелкие, тоскливые дожди. Бездушные, безразличные, безжизненные...</p>

<p>

   И вот нашлись отчаянные и деятельные люди, отбившие у королевских посланцев так и не дождавшуюся рудного бремени "Эсмеральду". Поговаривали, будто бы среди паладинов сыскались клятвопреступники, вступившие в сговор с дерзкими похитителями. Какими бы возмутительными и нелепыми не казались разговорчики о вероломстве и трусости прославленных королевских воинов, доля истины всё же в них, видимо, была, раз уж и проповедник Ватрас не упустил единственной представившейся ему возможности покинуть остров и примкнул к беглецам. Крамольные слухи, не сомневаюсь, жестоко язвили самолюбие гордого наместника Хагена, так и не выполнившего приказ Робара Второго, и надолго, а, возможно, и навсегда застрявшего со своими благородными сослуживцами в провонявшем рыбьими потрохами городишке. Но всё, что он успел предпринять, так это в бессилии проводить гневным взглядом мятежную "Эсмеральду", на всех парусах рассекающую седые волны наперерез увенчанной зарницами буре, надвигающейся на Хоринис.</p>

<p>

   Беспощадный враг немного задержался в Долине рудников, поранившись о мечи паладинов господина Гаронда, оказавшихся никудышными рудознатцами, но в совершенстве знавших воинское дело.</p>

<p>

   Сначала, как водится, просочились разведчики, не всем из них удалось донести до своих военачальников многообещающие вести о грызне, коей самозабвенно предавались мои соплеменники. И настал тот день, пасмурный и волглый, когда грозное воинство орков беспрепятственно поднялось по ущелью из разорённой и дотла выжженной Долины рудников и прошествовало мимо Каскадов Забвения, готовясь к кровавой жатве.</p>

<p>

   Когда ещё было время, наместник Хаген, впав в отчаяние или поколебавшись в вере... или же не посчитав достойным рыцаря щеголять самоубийственным геройством перед многочисленными врагами, не принял мер и не попытался запереть орков в восходящей теснине — единственном месте, где они были уязвимы. О том, помню, сокрушался рвущийся в бой Сержио — молодой, чрезвычайно набожный паладин, направленный в монастырь осторожным полководцем Хагеном для пущей сохранности древних святынь, хранимых в обители. И помню, как мастер Исгарот несколько умалил воинскую горесть богомольного латника, с грустной улыбкой рассуждая о том, что лечь костьми на окровенённые камни под ногами чуть запнувшихся врагов — не лучшая смерть для разумного существа, но дабы обрушить пламенный гнев на головы супостатов, заполонивших ущелье, именно там, где то могло бы привести к успеху, нужно было родиться с крыльями.</p>

<p>

   Оставалось только запереться и держать глухую оборону. Затворились ворота города Хориниса. Замкнулись врата Пламенной обители. Не все сумели добраться до крепи... Не все посмели искать защиту за каменной кладкой. Мятежник Онар со своими людьми подался в горы, в заброшенный форт, над которым возвышалась серая Башня Грифона.</p>

<p>

   Впервые на моей памяти в монастырь допустили женщин. Теперь все эти смурые поселянки, чьих улыбок я не мог вспомнить, хотя и не забыл их простых имён, стали для меня на одно, лишённое какого бы то ни было выражения лицо, как восковое пятно, серое и оплывшее. Я помнил лишь огоньки в карих глазах и явственно видел только озорную улыбку той, чьего имени я не знал и в чьё светлое личико не мог заглянуть. На маленьком острове зловещих чудес она вдруг оказалась так далека от меня...</p>

<p>

   И никогда дотоле не приходилось мне видеть, как сам Верховный жрец — магистр Пирокар восходил на стену обители в сопровождении Высших советников — магистров Серпентеса и Ультара. Пламенный воин Сержио вился за ними, взахлёб делясь с невозмутимыми старцами всенепременными соображениями о подготовке к действенной обороне.</p>

<p>

   — Ливень огня... будет огненный потоп, — провожая взглядом, полным ужаса и восхищения, торжественное шествие Верховного со свитой, шептал послушник Бабо. — Подойдут — станут пеплом и золой...</p>

<p>

   Но орки не спешили подходить. Они вплотную приблизились к мосту, нависающему над водами Святого озера, ограничившись тем, что наглухо перекрыли ущелье, ведущее к монастырю. Мы видели их шатры, слышали их грубые рокочущие голоса, и гадали, увязая в томительном неведении, какими мерзостями нечестивцы осквернили часовню умиротворения. Враги, не спеша в пекло, намеревались взять нас измором.</p>

<p>

   — В воде у нас не будет недостатка...</p>

<p>

   Я слышал, как процедил сквозь зубы сию неопровержимую истину мастер Исгарот, тщетно пытаясь высмотреть со стены дымчатый купол пожертвованной оркам часовни, растворившийся в дождевой взвеси.</p>

<p>

   Воды у нас было целое небо. Безбрежное и бездонное небо, опрокинутое пробующим силы ненастьем. В котором постепенно смешались день и ночь, обрушив на остров всё пронизывающий сумрак. Убийственных огненных ливней мне так и не довелось повидать, а вот на окладные дожди, иссечённые ослепительными лиловыми молниями, насмотрелся вдосталь. Я упился ими. И, как и все, кому в то незабвенное безвременье выпало быть на "острове чудес", едва не захлебнулся.</p>