- Давай еще по чайку - бодренько предложил Павел, ставя чайник на плитку:

  - Под звездами чай вкусней, проверено, ведь звездный свет растворяется в кружке, и ты тогда пьешь чай с вечностью Вселенной - то ли шутя, то ли всерьез добавил он:

  - А что насчет твоего вопроса, то ты почти прав, - тоже кивнул он в сторону палатки:

  - Да, это батарея, только солнечная. Кстати, забыл сегодня побриться - он скрылся в палатке и вылез обратно с электробритвой, после чего подошел к сосне. Виктору Петровичу показалось, что он просто в дерево воткнул вилку шнура. Бритва зажужжала в его руках, и от неожиданности звук тот показался громом средь ясного неба.

  - Все элементарно просто - пояснял Павел, водя бритвой по щекам:

  - Самым сложным для меня оказалось забраться на дерево, чтобы установить солнечные элементы. Оцарапал руки и колени. Зато теперь у меня есть электричество. Элементы заряжают батарею, а адаптер выдает и двенадцать вольт, и двести двадцать вольт - сколько угодно. Элементарно - повторил он, заканчивая свое показательное бритье

  .Виктор Петрович сидел и невольно чувствовал себя доктором Ватсоном, которому лесной Шерлок Холмс рассказывает элементарные вещи. Но ему все было интересно: и лужайка, и ее загадочный, всемогущий хозяин, исполнявший любые желания.

  - Знаешь, - обратился Павел к Виктору Петровичу:

  - Не могу себе отказать по вечерам в общении с костерком. Это моя слабость, как и звезды. Они дуэтом работают: костер здесь, на Земле душу согревает, а звезды - они сверху очищают ее своим светом, своим молчанием.

  Виктору Петровичу казалось, что Павел каждым словом приоткрывал ту дверь, за которой скрывались его мироощущения, и о которых сам Виктор Петрович не задумывался в своих каждодневных заботах.

  Павел развел костер, место для которого возле палатки было обложено большими камнями. Чайник вскипел и они с полными кружками, не сговариваясь, подсели к костру, создававшему магический уют в темноте ночи. Полулежа у костра с кружкой чая, на перине лесного мха, Виктор Петрович уже сомневался, что когда-нибудь воспоминания о случившемся с ним злоключении вызовут у него сожаления.

   Павел нарушил молчание:

  - Завтра я покажу тебе направление твоего пути, а сейчас покажу, где мы находимся.

   Он придвинул к себе ноутбук и быстро застучал пальцами по кнопкам:

  - Смотри картинку со спутника в инфракрасном режиме. Видишь? Это лес - ткнул Павел пальцем в середину серого бесформенного пятна:

  - Это трасса - палец ткнул в черную полосу на краю пятна, по которой тянулись яркие точки, выдавая фары автомобилей.

  - Это мы с тобой - палец ткнул в яркую точку посреди серого пятна.

  - А где же моя машина? - с видом обескураженного Ватсона подал голос Виктор Петрович, втайне надеясь, наконец, увидеть бессилие и беспомощность самозваного Холмса, но в ответ услышал невозмутимое:

  - Минутку, сейчас увеличим изображение и пройдемся по соседним квадратам.

  Виктор Петрович непроизвольно потянул шею к экрану ноутбука и увидел, как границы серого пятна разбежались в разные стороны и сверху стали видны кроны деревьев, монотонной вереницей проплывавшие вдоль экрана. Вопрос не поставил Павла в тупик. Вскоре на экране сквозь ночную тьму леса Виктор Петрович увидел прямоугольные очертания своей машины. Это была она, без сомнения, даже можно было различить синие блики ее окраски.

  - Ну вот, - без эмоций произнес Павел:

  - Нашел хозяин свою машину. А находится она в том направлении - ткнул он пальцем в сторону, далекую от того места, где Виктор Петрович вышел на лужайку.

  - Завтра я отведу тебя туда, и все будут счастливы. Ты - своим возвращением, а я - своим одиночеством -добавил Павел.

  - Так все просто! - подумалось Виктору Петровичу. Тело его лежало у костра, а чувства его были повержены на лопатки безграничными возможностями нового знакомого.

  - Что-то я не слышал про такое НИИ в нашем городе - начал он снова сомневаться. Неудивительно - Павел убрал ноутбук в палатку, где по-прежнему горел свет, превращавший палатку в уютный теремок:

  - Неудивительно, потому что город мой далеко от этих мест.

  - Ты путешествуешь? - не унимался Виктор Петрович:

  - Разве можно быть счастливым в одиночестве?

   Они продолжали попивать чаек. Ночь под звездным небом сближает людей, даже незнакомых, а костер располагает к беседе

  - Вряд ли я путешественник - возразил Павел:

  - Путешественники стремятся к новым местам. Их тянет туда, куда стремятся все, где толпы людей, а я сбежал от всего этого, от суеты, от людей, от цивилизации. Правда - он усмехнулся: Полностью от нее сбежать невозможно - он указал пальцем на карман с телефоном: - Все мы теперь ее рабы и заложники удобств, можно только выбрать меньшее из зол.

   Виктор Петрович молчал, чувствуя, что будет продолжение у рассказчика, не имевшего ничего против случайного слушателя.

  - Увольнение мне не грозит, - продолжал Павел:

  - Я уже на пенсии, иногда приглашают помочь. Каждое лето я забираюсь куда- нибудь в глушь, отдохнуть от людей, от всего. Да... Тело устает от физических нагрузок, а душа устает от суеты, от чужого пустословия, от давления на нее со всех сторон, от государства - от него тоже устает. Ведь государство - это машина, и каждое государство - это своя марка машины. Каждая такая машина везет по-своему. Мы с тобой одного возраста - он посмотрел на Виктора Петровича: И знаем об этом. Раньше было как? Усадили нас всех в кузов такой вот государственной машины и повезли вперед, в светлое будущее. Только в кузове том никто не сидел, глядя в окошечко, а все вкалывали ради топки, в которой горел огонь, двигавший машину вперед. Потом опрокинули машину вверх колесами, вытряхнув людишек из кузова - кто в грязи утонул, кого задавило, кто сгинул - никому дела не было до тех людишек. Когда поставили машину на колеса, все вокруг ахнули - обернулась иномаркой та машина, что раньше всех везла вперед, мать честная! Вот радости-то было! Только поставили ее на колеса задом наперед, и погнала она в обратную сторону, круша все на своем пути. Вот тебе другая государственная машина - Павел говорил неторопливо, и речь его звучала подобно преданиям древних сказителей в ночи. А Павел продолжал: