Раньше, в своей цыганской жизни Прут выступал перед народом, пел, плясал и ему это нравилось. Теперь, чем больше он говорил и кидал с бумажки слова в море ушей перед ним, которые ловили каждое его слово, как манну божью, тем больше ему нравилось это занятие и его работа. Его слушали, ему верили, и эта вера была самой главной добычей и для него, и для его помощников. Что бы он ни говорил, толпа встречала одобрением или равнодушным молчанием, словно речь шла о чем-то потустороннем, а не об их будущем. У Прута в какой -то миг мелькнула по-цыгански озорная мысль:

  - Интересно, что будет, если я тресну по башке кого-нибудь из них и скажу, что это нужно для их, этой, как ее, будь она неладной, опять забыл - для их стабильности. Что будет? Наверное, засмеются над шишкой бедолаги.

   Но Демьян прервал его мысли своими воплями:

  - Мужики! Да как же это?! Вы как хотите, а я за молоком поехал! Кто со мной?! Поехали! Площадь быстро пустела. Народ, успокоенный словами пастуха, расходился по своим неотложным делам, которых и без дойки всегда хватало. Кто-то похихикал над Демьяном. Прут покидал площадь последним, продолжая всех вокруг успокаивать и дружески похлопывать по плечам. Улыбка его действовала лучше всех печатей и законов. Он успел увидеть, как несколько мужиков садились с Демьяном в телегу.

  - Постойте! - крикнул он им. - Я с вами! Дорогу покажу!

  На своей лошади он догнал их за деревней, и они поехали вместе.

  Вскоре они подъехали к высоким воротам и Демьян начал в них стучать:

  - Эй, откройте! Кто тут есть?!

  В воротах открылась маленькая калитка и из нее, сначала скрючившись, а потом распрямившись во весь свой могучий рост, появился волчище, свирепый вид которого говорил о том, что он - при исполнении и готов на все. Через плечо у него висела черная лента с золотыми буквами ВОЛКОГВАРДИЯ.

  - Чего надо? - грозно глянул он на Демьяна, но увидев пастуха, расслабился:

  - А-а-а, свои! Это другое дело. Но все равно не вовремя. Завтра приезжайте. На ферме после дойки и кормления переваривание пищи под музыку, потом тихий час. Все расписано, и не упомнишь, а вы тут мешаетесь под ногами, режим нарушаете, - опять грозно глянул он на Демьяна. Тот поутих, но не отставал:

  - Здесь корова моя, Рябуха. Мне бы молока, да и мужикам вот тоже.

  Трое мужиков оставались сидеть на телеге, засмотревшись на охранника.

   - Да, дружище, - вступил в разговор Прут. - Здесь их коровы. Хозяев не успели предупредить о переводе коров на ферму, вот и приехали за молоком.

  Охранник перевел взгляд на Прута:

   - Никаких указаний не было насчет молока. Куда я вам его налью? В карманы? Приезжайте завтра, с флягами. Некогда мне тут с вами.

   Он опять скрючился и юркнул в калитку, которая захлопнулась, обдав Демьяна запахом свежеструганной доски.

   - Ну вот, - начал пастух. - Видите? Все нормально! Вы всегда можете получить свое молоко. Что же вы с пустыми руками приехали? Соображать надо, - выговаривал он мужикам, а те сокрушались:

   - Да вот, чего -то поторопились. Это все Демьян - "Давай! Скорей! Поехали!" Далось тебе это молоко! Сам видишь - все в порядке. Коровы под присмотром, накормлены, подоены. Правильно пастух говорит - сами виноваты!

   Всю дорогу назад мужики ругали себя и свою глупость, но на душе у них было спокойно тем более, что с ними был их пастух - их подмога и надежа.

  В тот же вечер вернувшихся мужиков подняли на смех в деревне, но всем хотелось своими глазами увидеть нескотские условия жизни их любимой скотины после рассказа Демьяна. Весь вечер к Пруту тянулись люди с расспросами, и он всем назавтра пообещал показать дивные фермы, где содержится их скотина.

  - Только приезжайте днем, когда стадо в поле! - предупреждал он всех.

  На следующий день народ повалил туда, побросав все дела. В открытые ворота проходили толпами и всему дивились - и чистым полам в хлевах, и побеленным стойлам, и занавескам на окошках, и ароматам на фермах, и поилкам, и кормушкам, и патефонам, под музыку которых коров доили и кормили. Едрос не зря нагнал столько специалистов. Они знали свое дело.

  Глаза деревенских жителей уставали смотреть на все, что им радушно показывали. Народ валом валил туда на экскурсию, а не за молоком и возвращался обратно, радостный за свою скотину. Многих терзали угрызения совести, когда они сравнивали увиденное с теми условиями, в которых сами содержали свою скотину и соглашались, что там, за забором, их скотине куда как лучше. Пастух до последнего посетителя ходил по фермам и старательно всем все показывал и рассказывал. Один только его вид вызывал у людей спокойствие и доказательство того, что они хозяева всех тех коров и коней, для которых все это построено.

  Когда ворота закрылись за последним посетителем, Прут пошел смотреть на строительство своего дома, который был ближе всех из особняков, что вереницей тянулись вдоль леса и радовали глаз своими недеревенскими очертаниями. Домов было много, гораздо больше, чем хозяйственных построек, как и полагалось для большой армии его помощников. Глядя на свой новый дом, Прут не мог сказать так же, как его помощники, что мечты сбываются, потому что в мечтах его такого никогда даже не было.

  В следующие дни Демьян еще пару раз пытался съездить за молоком с флягами в телеге, но каждый раз безрезультатно уезжал от закрытых ворот, на которых появилось объявление: ВЫДАЧА МОЛОКА КРУГЛОСУТОЧНО. ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ И СОБЛЮДАТЬ ТИШИНУ! ЗА НЕСАНКЦИОНОРОВАННЫЙ ШУМ - ШТРАФ! Демьян не знал, что такое несанкционированный шум, но на всякий случай в ворота больше не стучал. В деревне по дворам было много коров - первотелок, и Демьян без труда нашел у кого можно брать молоко для своих ребятишек, чтобы не нарушать покой фермы. Все опять были довольны, жизнь шла своим чередом, народ еще больше окунулся в работу, избавленный от хлопот со скотиной.

  Пастух все реже появлялся в деревне и все реже был слышен его голос. Он перебрался в свой новый дом. Все знали, что он теперь постоянно находится при табунах, при стадах и с пониманием отнеслись к его отсутствию.