– Я должна вам признаться, сэр, что он ведет себя несколько неблагодарно, даже с теми из чужих, кто хочет ему помочь. Когда он выбегает на улицу (что случается довольно часто), он садится на тротуаре и воет, пока не соберет вокруг себя кучку сострадательных людей. Когда кто-нибудь пытается прочитать на ошейнике его имя и адрес, он бросается на них. Слуги обыкновенно находят его и приносят домой, тогда он возвращается к дверям и бросается на слуг. Но я думаю, что это он шутит. Посмотрели бы вы на него за обедом, как он сидит на своем кресле, ждет, чтоб ему подавали, положив передние лапки на край стола, – как руки джентльмена на публичном обеде, когда он говорит спич. Но теперь, – воскликнула Изабелла, прерывая себя со слезами на глазах, – я так говорю о нем, а он так ужасно болен! Одни говорят, что у него бронхит, другие – боль в печени. Вчера еще я выпустила его на улицу немножко освежиться, и он остановился на тротуаре и был сам не свой. В первый раз в жизни он не бросился ни на кого из прохожих и бедняжка не имел даже охоты пойти понюхать фонарный столб!

Едва Изабелла успела рассказать это последнее печальное обстоятельство, как воспоминания о Томми были внезапно прерваны голосом леди Лидиард, которая на этот раз действительно звала ее из-за дверей будуара.

– Изабелла! Изабелла! – кричала миледи. – Что вы там делаете?

Изабелла подбежала к дверям будуара и отворила их.

– Войдите, сэр! Пожалуйста, войдите!

– Без вас? – спросил Гардиман.

– Я приду вслед за вами, сэр. Мне надо прежде кое-что сделать для леди Лидиард.

Она продолжала держать отворенную дверь, указывая вход в будуар.

– Меня будут бранить, сэр, если вы не войдете.

Это заявление не оставляло Гардиману другого выбора.

Он без промедления вошел к леди Лидиард.

Затворив за ним дверь гостиной, Изабелла остановилась, поглощенная своими мыслями.

Теперь она вполне сознавала, какое впечатление произвела на Гардимана. Тщеславие ее, надо сознаться, было польщено его восхищением – он был так знаменит и так высок, и у него были такие красивые большие глаза. Стоя с опущенною головой и разгоревшимся лицом и улыбаясь про себя, девушка казалась красивее, чем когда-нибудь. Часы на камине, пробившие полчаса, вывели ее из задумчивости. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него и подошла к столу, за которым писала леди Лидиард.

Методичный мистер Муди, призванный помогать делать ванну Томми, не забыл об интересах своей хозяйки. Он напомнил миледи, что она оставила незапечатанным письмо с вложенным в него банковым билетом. Занятая собакой леди Лидиард отвечала:

– Изабелла ничего не делает, пусть она запечатает его. Попросите мистера Гардимана сюда, – продолжала она, обращаясь к Изабелле, – и потом запечатайте письмо, которое найдете у меня на столе.

– И когда запечатаете, – добавил заботливый мистер Муди, – положите опять на стол. Я возьму его, когда миледи меня отпустит.

Таково было поручение, удержавшее теперь Изабеллу в гостиной. Она зажгла восковую свечу, закрыла и запечатала открытый конверт, не полюбопытствовав даже взглянуть на адрес. Мистер Гардиман был главным предметом ее мыслей. Оставив запечатанное письмо на столе, она вернулась к камину и стала внимательно осматривать свое миловидное лицо в зеркале. Время проходило – Изабелла была занята своими мыслями. «Без сомнения он встречает многих красивых дам, – думала она, колебаясь между гордостью и смирением. – Удивляюсь, что он нашел во мне?»

Часы пробили час. Почти в то же мгновение дверь будуара отворилась и Роберт Муди, освободившийся, наконец, от забот о собаке, вошел в гостиную.

– Что, – спросила Изабелла с жадным любопытством. – Что говорит мистер Гардиман? Надеется ли он, что может вылечить Томми?

– Мистер Гардиман, кажется, умеет обращаться с животными, сказал Муди. – Он приподнял веки собаки, посмотрел ей в глаза и сказал, что ванна была не нужна.

– Продолжайте! – сказала Изабелла нетерпеливо. – Я думаю, он сделал что-нибудь, кроме того, что сказал, что ванна не нужна.

– Он вынул из кармана ножик с ланцетом…

Изабелла всплеснула руками со слабым криком ужаса.

– О, мистер Муди! Он поранил Томми?

– Поранил? – повторил Муди негодуя на интерес, какой она чувствовала к собаке и на ее равнодушие к человеку (т. е. к нему). – Поранил, действительно! Мистер Гардиман пустил кровь скоту…

– Скоту! – повторила Изабелла, и глаза ее засверкали. – Я знаю некоторых людей, мистер Муди, которые действительно заслуживают этого ужасного названия. Если вы не можете сказать «Томми», когда говорите о нем в моем присутствии, то, будьте так добры, говорите просто «собака».

Муди уступил с неудовольствием.

– О, очень хорошо! Мистер Гардиман пустил кровь собаке и тотчас же привел ее в чувство. Мне поручено сказать вам…

Он остановился, как будто данное ему поручение было в высшей степени неприятно ему.

– Что же вам поручили сказать мне?

– Я должен сказать вам, что мистер Гардиман даст вам наставление как обращаться с собакой на будущее время.

Изабелла поспешила к двери, торопясь получить наставление. Муди остановил ее прежде, чем она успела отворить дверь.

– Вы очень спешите увидеть мистера Гардимана, – заметил он.

Изабелла оглянулась на него с удивлением.

– Вы только что сказали, что мистер Гардиман ждет меня, чтобы сказать мне, как обращаться с Томми.

– Может подождать, – угрюмо заметил Муди. – Когда я оставил его, он был достаточно занят выражением своего лестного мнения о вас.

Бледное лицо управляющего побледнело еще более при этих словах. С прибытием Изабеллы в дом леди Лидиард «время его пришло», как предсказывала женская прислуга. Наконец-то бесчувственный человек испытал влияние женщины, наконец-то он узнал муки любви, безнадежной любви к девушке, которая по летам годилась ему в дочери. Он уже не раз говорил с Изабеллой в таких выражениях, которые могли вполне открыть его тайну. Но тлеющий огонь ревности, раздутый в пламя мистером Гардиманом, обнаружился теперь в первый раз. Его взгляды, еще более, нежели слова, предостерегли бы всякую женщину, знающую натуру таких людей, чтоб она была осторожна в своем ответе. Молодая, безрассудная и неопытная Изабелла поддалась внезапному увлечению минуты, не думая о последствиях.

– Со стороны мистера Гардимана очень любезно хорошо говорить обо мне, – проговорила она с веселым коротким смехом. – Надеюсь, вы не ревнуете к нему, мистер Муди?

Муди не был расположен переносить необузданную веселость молодости и хорошего расположения духа.

– Я ненавижу всякого человека, который восхищается вами, – сказал он с порывистою страстностью, – кто бы он ни был!

Изабелла взглянула на своего обожателя с непритворным изумлением. Как не похож он на мистера Гардимана, который с начала до конца относился к ней, как к леди.

– Какой вы странный человек! – сказала она. – Вы не понимаете шутки. Поверьте, что я не желала оскорбить вас.

– Вы не оскорбляете меня, вы делаете хуже: вы делаете меня несчастным.

Изабелла начала бледнеть. Веселость сошла с ее лица, она серьезно посмотрела на Муди.

– Я не люблю, чтобы меня незаслуженно обвиняли, что я делаю других несчастными, – сказала она. – Лучше будет, если я уйду. Пустите меня, пожалуйста.

Сделав одну ошибку, оскорбив ее, Муди сделал другую, пытаясь примириться с нее. Под влиянием страха, что она действительно уйдет, он грубо взял ее за руку.

– Вы всегда стараетесь уходить от меня, – сказал он. – Желал бы я знать, как могу я сделаться приятным для вас, Изабелла.

– Я не позволяю вам называть меня Изабелла! – возразила она, делая усилие освободиться. – Пустите мою руку. Вы делаете мне больно.

Муди выпустил ее руку с коротким вздохом.

– Я не знаю, как обращаться с вами, – сказал он просто. – Пожалейте меня хоть немного.

Если б управляющий имел какое-нибудь понятие о женщинах (в такие юные годы), он никогда не обратился бы к ее жалости в таких прямых словах и в такую неудобную минуту.