Кабриолет на дутых шинах, сверкая раскрытой солнечной батареей, которая торчала позади Нормана на уровне головы и издали казалась чем-то схожим с нимбом, преодолевал последние сотни метров до моей базы.

В сером грунте, как в детской песочнице, возились роботы. Они выискивали залежи полезных ископаемых. В перспективе здесь планировалось возвести завод по производству компонентов марсианского корабля. Он вот уже два года должен собираться на земной орбите. Но пока окончательно не согласовали даже проект завода.

Несколько роботов распустили над спинами солнечные батареи, будто стрекозиные крылья и подзаряжались, улавливая лучи света. В общем, они загорали, как на пляже, благо моря на Луне формально имелись, как и запасы воды, находящейся в замороженном состоянии, а то, что температура на пляже такая, что вместо загара получишь смертельное обморожение, роботам безразлично.

– Привет Норман! – крикнул я. Он меня, конечно, услышал, но вряд ли увидел.

Зато мое появление заметили роботы, приостановили деятельность и замерли, ожидая распоряжений. Я помахал им свободной рукой, ткнул пальцем в толстой перчатке в ближайшего и поманил к себе. Учитывая, что в другой руке я держал непонятную штуковину, то выглядел странно. Того и гляди обрушу её на корпус приближающегося робота, проверяя его на прочность. Робот, в отличие от людей, людям доверял, и без опаски подкатил ко мне, как машинка на дистанционном управлении.

Я попросил его нарисовать круг диаметром 2 метра 13 с половиной сантиметров.

Хорошо, что роботы запрограммированы выполнять любой приказ человека, пусть тот на первый взгляд и кажется глупым, и неразумным. Люди вообще глупые, неразумные и неконкурентоспособные существа. Но я об этом уже говорил.

Робот выдвинул манипулятор, крутанувшись вокруг оси, вспахал грунт, очертив круг требуемого размера.

– Молодец, – похвалил я, – свободен.

Робот покатил к своим коллегам.

Я посмотрел на стекло гермошлема, куда выводилось московское время.

Рекорд в метании молота держался вот уже четверть века не потому, что настал предел человеческих возможностей, а из-за страха. Установленный результат был предельным для стадионов. Как кто-нибудь попадал в край сектора, вводились изменения в правила и к следующим соревнованиям молот утяжеляли.  Дальность не росла, возрастал лишь вес снаряда. Соревнование на Земле зашло в тупик до тех пор, пока судьи не додумаются проводить их в чистом поле.

Вот такое чистое поле и расстилалось сейчас передо мной.

Норман остановил свой кабриолет в сотне метров от меня и выбрался на лунную поверхность. В руках у него было какое-то металлическое копье, точно он решил тоже поучаствовать в соревнованиях. Копье ведь здесь тоже можно метнуть очень далеко. Но когда он раздвинул его, оказалось, что это американский флаг, в точности такой же, какой в лунную твердь более полувека назад воткнул один из его предшественников.

– Я подумал, что будет эффектнее, если зрители будут с флагами, – сказал Норман. – Российского у меня нет. Буду тебя поддерживать американским.

– Отличная идея!

Из-за меньшей силы тяжести я мог попробовать установить рекорд по прыжкам в высоту. При каждом шаге я приподнимался над серой пыльной поверхностью на полметра, но это был почти предел, потому что в неуклюжем скафандре преодолеть планку, расположенную на высоте почти три метра, что соответствовало мировому рекорду, у меня не получится. А на базе, где можно обходиться без скафандра, этот прыжок выйдет малоэффектным, как и прыжки в длину.

Я встал в центр, нарисованного роботом круга, посмотрел на Землю, висевшую примерно под тем углом, который по законам баллистики давал для запущенного снаряда, наибольшую длину полета.

Земля –  отличный ориентир.

– Ну что начнем, – сказал я, обращаясь то ли к себе, то ли к Норману, то ли к Миле, которую я все равно не слышал. Но моя аудитория была больше, ведь Мила вела репортаж на своем канале.

Я чуть расставил ноги, подсек шар, поднимая его с грунта, закрутил над головой. Накануне я тренировался, осваивая азы.

 Возле стекла гермошлема беззвучно и медленно проплыло ядро.

Я походил на звезду, вокруг которой кружится планета, привязанная, как собака на цепь. Пару раз, крутанув молот над головой, я и сам завертелся.

На третьем обороте, когда за стеклом гермошлема вновь появилась Земля, я разжал ладонь, отпуская молот в свободный полет к Родной планете. Только бы рукоятка не застряла в перчатке или не содрала ее. Придется, не дожидаясь в круге падения молота, как можно быстрее мчаться к базе, чтобы получить не очень сильное обморожение. Попытку тогда не засчитают.

А вдруг молот долетит до Земли, и тогда я стану свидетелем, как по планете из той точки, куда угодил спортивный снаряд, побегут трещины, и она рассыплется, как стеклянный плафон?

Шар и цепь чуть сверкали. Достигнув наивысшей точки подъема, молот начал опускаться. Прошло еще несколько томительных секунд, прежде чем он грохнулся в грунт, подняв тучу медленно оседающей пыли. Теперь я мог выйти из круга.

К счастью, в Землю молот не попал. Датчик передал на стекло гермошлема, что он пролетел 198 метров. Это значило, что я в 2 раза превзошел мировой рекорд. И это с первой попытки!

– Поздравляю! – услышал я восторженный вопль Нормана. Он прыгал на месте от радости, поднимаясь каждый раз примерно на полметра.

– Моо-лоо-дес! – проголосили китайцы со своей базы.

Если у арбитров, следящих за неукоснительным выполнением правил, возникнут претензии к весу молота, они могут его изучить. На Луну они не прилетят, а на Земле он будет весить равно столько, сколько и должен весить подобный спортивный снаряд. Не моя забота, что в правилах не записано положение, согласно которому молот надо метать обязательно на Земле. Никто не подумал, что его можно бросать в других местах.

Теперь, конечно, придется внести изменения. Мой результат аннулируют. Или нет? Законы ведь обратной силы не имеют. В любом случае какое-то время я похожу среди рекордсменов.

Я подозвал к себе одного из роботов и приказал ему отнести на базу молот.

Норман, взобравшись в свой кабриолет на дутых шинах, ехал, выставив вверх свой флаг, отчего-то похожий на рыцаря с копьем. Я шел ему навстречу, широко расставив руки в стороны.

Когда между нами оставались считанные метры, Норман остановил кабриолет, выпрыгнул из него, помчался ко мне громадными прыжками и едва не проскочил мимо, так что пришлось его ловить, а после мы сжимали друг дружку в объятиях и выбивали шлепками лунную пыль из наших скафандров.

 -Ооо, ты есть молоток! –  Норман постепенно осваивал и русский язык, и русский сленг. – Ты есть великий спортсмен!

Он признался, что привез «горячее», тут же поправился на «горячительное».

– Откуда? – спросил я.

– А вот это зачем? – спросил Норман и показал мне свои растопыренные ладони в толстых перчатках и добавил, будто это всё объясняло: – Я же из Монтаны!

Я не пил его мутное пойло, а лишь делал вид, что поддерживаю приятеля. Спиртное с повышенными оборотами и пониженная гравитация в совокупности дают головокружительный коктейль.

– А чё, меня полиция, что ли здесь остановит и за езду в нетрезвом виде прав лишит? – спрашивал меня Норман, когда я уговаривал его не ехать в таком виде домой. Он тут же отвечал на свой вопрос: – А вот не дождутся. Да и нету здесь полиции. Нетууу!

Пока мы так мило беседовали, события во внешнем мире разрастались, как снежный ком, несущийся с горы. Земля наконец-то расшевелилась. Со мной связалась Мила:

– Молодец. Люблю тебя! – сказала она, закрыла глаза и сделала вид, что целует меня и вдруг ее губы действительно расплылись, точно прикасались не к воздуху, а к чему-то более материальному. Я догадался, что она поставила перед собой кусок прозрачного пластика, чтобы поцелуй превратился из воздушного в почти реальный. От него меня действительно пробрала дрожь. – Все, некогда, – продолжила Мила. – Меня одолевают репортеры. Я буду вести твою пресс-конференцию. Мне к ней надо подготовиться.