-Вот, - говорит он стеснительно и с каким-то тайным замиранием, - Это мой Сяо Чжань.
Старый альфа слушает аромат по всем правилам парфюмеров: на блоттер капается всего одна капля, он ждёт несколько положенных секунд, позволяя аромату раскрыться, а потом ведет полоской у носа и только после этого оценивает:
-Ммм, горячий горький шоколад и корица в базе, нотка лакрицы… а дальше мои обычные способности ограничивают меня. Еще два компонента, я прав?
-Все верно, профессор. Еще черный перец с флером жженого сахара.
-Прекрасно! Очень оригинально!
-Спасибо. Именно их и не удавалось подобрать.
Д’Онье водит блоттером у носа, делится впечатлениями:
-Приятно, волнующе… я понимаю, почему ты в него влюбился, - улыбается старый альфа, - Вот, значит, как пахнет твое счастье?
-Счастье? - Ибо неуверенно прячет блоттер и пузырек с духами в рабочий контейнер, - Не уверен, что это действительно так.
-Почему? - вскидывает брови мужчина, снимая перчатки и халат.
-Я люблю его, но, знаете, как говорят, первая любовь никогда не бывает счастливой, - они с профессором выключают свет в лаборатории и выходят оттуда.
-Что за чушь! - спокойно возражает ему преподаватель, закрывая дверь лаборатории и спускаясь со своим учеником в кафетерий, - Омега моей мечты, Леон, был моей первой и единственной любовью. А ведь я француз! У китайцев с этим должно быть попроще.
Ибо улыбается, но возражает:
-Если бы не действие метки, если бы я не чувствовал его запах каждый раз, когда возбуждаюсь, я бы мог оценивать это все более объективно, - они берут два кофе и устраиваются за столиком у окна, - Но я не знаю, где в этом мои чувства, а где - влияние метки. Я обречен жить с образом Сяо Чжаня в себе до конца жизни, и не важно, выбрал бы я это сам для себя, или нет. Все уже случилось.
Старый профессор пьет, размышляя над словами ученика, потом говорит неспешно:
-У Леона тоже была от меня метка. Мы были тесно связаны с ним во всем: я чувствовал его настроение, когда ему было плохо и больно, когда он болел, мне физически становилось дурно, если мы были слишком далеко друг от друга, и, уж конечно, я каждый раз чувствовал его запах, когда возбуждался. Если бы на свете существовали соулмейты, то мы были бы одними из них.
Профессор пьет кофе и разглядывает кусты туберозы в саду за окном. День чудесный, вокруг тихо и спокойно.
-Когда Леон погиб, я месяц вообще ничего не чувствовал, - продолжает Д’Онье тихим голосом, - Кто-то слепнет от горя, бывает, у людей отказывают ноги или пропадает вкус, когда они впадают в меланхолию. Из моего мира исчезли запахи. Я не мог работать, не мог ничего. Просто зачем-то просыпался каждый день… думал о самоубийстве, но от этого шага меня останавливало то, что никто не будет больше приходить на могилу Леона и убирать там. А он так не любил беспорядок! Смешно, но именно это и удерживало меня на плаву. А потом запахи постепенно вернулись. И первое, что я почувствовал - Леон. Васильки и фиалки, с нотками морской соли и свежескошенной травы. Его запах был настолько ярким, что я подумал бы, будто он стоит в комнате, но, конечно, такого не могло быть. И метка здесь была ни при чем. Ее действие исчезло, вместе со смертью моего любимого. Она исчезла, а запах остался.
Ибо почти не дышит, слушая его, спрашивает так же тихо, замирая:
-Вы и сейчас способны почувствовать его аромат?
-Конечно, - кивает профессор, - Когда я скучаю по нему - постоянно. Вам же рассказывали на лекциях, что зона мозга, отвечающая за запахи, находится в непосредственной близости от зоны памяти. Поэтому мы можем так хорошо запоминать ароматы. А такие люди как ты, Ибо, могут делать это лучше других. Мы запоминаем то, что любим. И не хотим это забывать. Поэтому ты и не решился на гипноз.
Юноша пораженно молчит, глядя на учителя, потом спрашивает неуверенно:
-Значит, дело может быть не только в метке?
-Ты сам выбираешь, как к этому относиться. Хочешь - будет только в метке, хочешь - нет.
-Выбор за мной? - удивляется альфа, вдруг начиная осознавать.
-Выбор всегда за тобой.
Ибо теряет покой и сон. Разговор с профессором будоражит его сознание, он вдруг понимает простую вещь: совершенно не важны обстоятельства, события, метка. Не важно, как они познакомились и как развивались их отношения, не важно то, что есть метка и ее влияние, не важно, что их сейчас разбросало по разным странам и все остальное. Важно только то, что он выбирает здесь и сейчас. Он может выбрать, что во всем, что с ним происходит, виновата метка: да-да, если бы не она, он бы был по-настоящему свободен, смог бы построить отношения с Сынёном или кем-то другим. Он может выбрать, что метка здесь не при чем: я буду продолжать скучать по нему, даже если ее не станет. Потому что я люблю его. Дело не в метке, и не в галлюцинациях, а в том, что он - мой омега, и был им с самого начала.
Он стал его омегой в тот момент, когда зашел в комнату Ибо в подвале, чтобы довериться ему и отдаться по-настоящему. С того момента они и принадлежат друг другу, и кажется, этого по-настоящему уже ничто не изменит.
«Вот оно, значит, как, - думает юноша, лежа на кровати в своей комнате, - я бежал все это время от своего выбора? Бежал от ответственности? Я говорил себе, что просто хочу самореализоваться, чего-то достичь, а для чего? Чтобы стать лучшей версией самого себя? Зачем? Потому что лучший Ибо может справиться с ответственностью, а обычный Ибо не мог? Может, дело не в деньгах и статусе, а в том, что я просто испугался того, к чему так настойчиво подталкивал самого Сяо Чжаня?»
Он думает, думает, а за окном занимается рассвет.
Сяо Чжань застегивает рубашку, стоя лицом к окну. Он хмурится, ведь сегодняшняя сессия прошла не по плану, не как обычно. Безликий не уходит, он в комнате, и его взгляд жжется между лопаток, от чего Сяо Чжань хмурится еще больше. Им нужно поговорить, это очевидно. Все началось с того, что Безликий в этот раз кончил первым. Это было не похоже на него, обычно альфы хватало до самого оргазма омеги. Но в этот раз он не просто излился внутрь своего презерватива, но и застонал в голос, а еще вдруг поцеловал Сяо Чжаня в шею. Это было… странно, не типично, необычно, неуместно, неожиданно и куча еще всяких «не». После этих непрошенных нежностей альфа попросил время, чтобы вновь прийти в «рабочую форму», или предложил, как альтернативу, довести его до оргазма языком и пальцами. Альтернатива - вовсе не то, чего Сяо Чжань ждал от этой встречи. Ему не нравится предложение, все это уже «выходит за рамки», и он выбирает подождать. Во время перерыва Безликий предпринимает попытку поговорить с ним по душам, чем опять нарушает регламент. Сяо Чжань игнорирует его попытки завести диалог. Альфа вновь возбуждается и заканчивает свою работу, хотя после таких сюрпризов расслабиться Сяо Чжаню было труднее.
И вот он вообще не уходит, стоит у двери и наблюдает, как омега одевается, хотя делать тут ему уже нечего.
-Почему вы приходите ко мне только раз в месяц? - слышит он голос альфы, - Ведь течка у омег в среднем длится три дня.
-С остальными днями великолепно справляются подавители, - отвечает Сяо Чжань холодно и идет в наступление, - Сегодня вы повели себя непрофессионально. Не ожидал от вас.
Он слышит, как альфа делает несколько шагов к нему и спрашивает, явно улыбаясь:
-Вы имеете в виду - то, что я кончил раньше вас? - он останавливается почти вплотную, Сяо Чжань чувствует его дыхание на себе, - В этот раз не смог сдержаться. Вы… волнуете меня.
Сяо Чжань игнорирует его признание и повторяет:
-Ваше поведение было… неуместным.
-Простите, - отвечает альфа, но не уходит, просто нависает над ним и дышит в затылок, - Я сознательно делал это. И я сознательно делаю это сейчас. Не уходите. Взгляните на меня прямо хоть раз.
Сяо Чжань нервничает и волнуется, отвечает неуверенно:
-К чему все это? Вы все только усложняете.
