На следующий день Сынён снова спрашивает у него через записку:
“Что ты решил насчет гипноза? Ты готов все забыть и начать с чистого листа?”
Ван Ибо думает какое-то мгновение, а потом решительно качает головой.
Сынён разочарованно выдыхает, проводит ладонями по лицу, одними губами спрашивает у юноши по-корейски:
“Почему?”
Ван Ибо плюёт на их занятия языками и пишет ответ быстро и на китайском:
“Я не хочу забывать его. И не потому что у меня до сих пор есть к нему чувства. А потому что он - это лучшее, что случалось со мной. Мы были друг у друга первыми и все познавали вместе. Он - моя первая любовь. А момент, когда я поставил ему метку - был пиком моего бытия. Я могу отпустить его и даже принять, что он будет с другим. Но забывать его я не стану. Не хочу.”
Сынён долго смотрит на этот ответ, читает и перечитывает. Ему больно, Ибо видит это, но пусть у него отболит сразу. Ибо просто не может, не должен давать ему больше никакой надежды. Жестокость необходима, как горькое лекарство для быстрого исцеления. Сынён уже должен переболеть им, наконец-то, уже пора его отпустить.
Омега кидает на него короткий взгляд и, расстроенный, уходит.
Сяо Чжань бьет клюшкой по мячику, и они с Гао идут по полю за ним.
-Значит, ты точно отказываешься от гипноза? - спрашивает Гуаньсюй.
-Гао, если ты еще раз спросишь у меня про это, я просто уйду, - бурчит омега.
Гао размахивает клюшкой как мечом и поясняет:
-Ты же понимаешь, что, если с тобой что-то случится, то я лично притащу мальчишку сюда за шиворот, и мне будет плевать, одобряешь ты или нет?
-И ты туда же, - вздыхает омега, - Вы с Оскаром спелись?
-Мы с Оскаром просто любим тебя, болван, - отвечает тот.
-Давай лучше поговорим о тебе, - меняет тему Сяо Чжань, - как там дела с твоим омегой?
Гао Гуаньсюй сразу начинает улыбаться как ребенок. Чжань обожает говорить с ним о его личной жизни, только из-за вот этих вот его перемен. Грозный альфа куда-то испаряется, и остается только влюбленный теленок:
-У нас все хорошо. Я… я, Сяо Чжань, хочу сделать ему предложение. Пирожочек такой милый, его так легко впечатлить, думаю, он будет в восторге, если мы полетим на каком-нибудь воздушном шаре, или я вручу ему кольцо во время прыжка с парашютом.
Сяо Чжань и сам расплывается в улыбке:
-Ты зовешь его “Пирожочек”?
Гао краснеет от смущения и отводит глаза:
-Нянь Ю тоже говорит мне, чтобы я не привыкал к этому прозвищу, иначе начну называть его так на людях, - Гао потягивается всем телом, и в этот момент он выглядит как самый счастливый человек на земле, - Но ничего не могу с собой поделать. Он пахнет как свежеприготовленная сдобная булочка. Так и хочется его сожрать.
Сяо Чжань улыбается и совсем не завидует другу.
Декабрь
Результат второго пребывания за стеклом - двадцать пять переполненных банок альфьего биоматериала, на которые Ибо смотрит со смешанными чувствами. Он теперь не будет дрочить, по крайней мере, месяц, дожидаясь, пока мозоли на руках сойдут.
-Вот, что значит - здоровый молодой организм! - хлопает его по спине МинГо, а Джессика одними губами говорит ему:
“Не обращай внимания”.
Ибо старается не обращать, и относиться к своей сперме в банках как к чему-то, не имеющему к нему теперь никакого отношения. В общем, пытается абстрагироваться от ситуации, чтобы в голову не лезли дурацкие мысли.
Он по-прежнему берет на себя все ночные дежурства и по выходным, так больше денег, а ему все равно особенно нечем заняться, кроме работы и учебы.
Юноша сознательно не ходит на развлечения, не гуляет по ночному Сеулу и не ищет приключений на задницу. Не хочет. Он живет почти что затворником, и ему это в какой-то степени нравится, но приключения вдруг сами находят его.
Это было воскресенье. Уже наступил поздний вечер, Ибо проверил работу приборов по расписанию, и решил подняться наверх, чтобы вздремнуть. До следующей проверки у него было три часа. Он устроился в гамаке, прикрыв ноги легким одеялом, медленно погружаясь в дремоту. Ему даже приснился Сяо Чжань: будто омега приехал к нему в Корею, каким-то образом сам нашел их лабораторию и склонился над его гамаком, улыбаясь:
-Я люблю тебя, Ван Ибо.
Альфа заулыбался и потянулся к омеге руками, а тот влажно прижался к его рту. Запах Сяо Чжаня окутал альфу, он начал дуреть и возбуждаться, открыл глаза и… это был Сынён.
От неожиданности Ибо вскрикнул, взвившись всем телом, так что выпал из гамака, больно ударившись плечом и затылком, а Сынён оказался рядом с ним, набрасываясь на него с бешеными поцелуями:
-Ибо! Ибо! Я больше не смог терпеть, я так давно мечтал об этом, я так хотел тебя все это время!
Ван Ибо боится закрыть глаза, потому что иначе запах Сяо Чжаня завладеет им, Ван Ибо растерян, ошеломлен, но сразу понимает, что у омеги течка: Чо Сынён похож на лихорадочного больного, весь влажный, с безумным взглядом. Что случилось, почему именно сегодня он пришел к нему? Но размышлять над всем этим времени нет, омега постоянно лезет с поцелуями и пытается расстегнуть ему штаны, Ван Ибо еле-еле отталкивает его от себя и пытается добраться до ванной, где стоят его капли-подавители:
-Сынён, подожди, я сейчас… Я закапаю себе в нос, и тогда все будет в порядке, ладно?
Но Сынён чуть ли не виснет у него на ногах:
-Нет, тебе нельзя пользоваться каплями! Они навредят твоему носу! Нельзя! Просто помоги мне, Ибо, помоги, как ты помогал Сяо Чжаню, и ты увидишь, что я ничем не хуже его!
Ван Ибо безумно жаль Сынёна в этот момент. То отчаяние, с которым омега предлагал себя, заставляло сердце альфы сжиматься:
-Нет, Чо Сынён, ты не понимаешь, все будет совсем не так, как ты думаешь! Я буду не с тобой!
-Тут только я, Ван Ибо! - он цепляется за его руки и валит его на пол, наползая сверху, - Я заставлю тебя забыть про него! О, господи, ты такой сладкий!
От запаха его течки альфа дуреет, и проваливается в какую-то прострацию. Он чувствует запах Сяо Чжаня, он будто бы даже чувствует вкус его языка у себя во рту, и это так странно, потому что это Сынён, не Чжань, надо помнить, что это Сынён…
-Нет, Сынён, пожалуйста, я тебя не чувствую! Я чувствую только Сяо Чжаня, только его! - пытается он освободиться от его мелькающих рук, которые справляются с застежкой его джинс и сжимаются на члене:
-А так ты меня чувствуешь? - Сынён не понимает, что Ибо пытается сказать ему, в лихорадке течки он все интерпретирует по-своему, - А так, чувствуешь меня?
Сынён оттягивает резинку его трусов, высвобождая окрепший член и ведет языком во стволу, вбирая в себя головку.
Ван Ибо кричит от кайфа, прикрывая глаза и… теряет контроль, впадая в гон. Перед ним - его омега, Сяо Чжань. Жаркий, блядско-распущенный, сладкий, пахучий. Ван Ибо так скучал все это время, так скучал! Он постоянно представлял его, наполняя все те двадцать пять банок, он хочет это тело, он хочет внутрь своего омеги, и чтоб снова вонзиться в его метку, в их метку!
Альфа перехватывает инициативу, наваливаясь на Сынёна и сдирая с того штаны с треском рвущейся ткани. Он проходится ладонью по его мокрой заднице, утробно рычит и, положив его на бок, входит внутрь, чуть ли не взвывая, а омега почти плачет от долгожданного наслаждения, ощущений наполненности, от того, что это Ибо, в которого он был безответно влюблен все эти годы.
Ван Ибо делает фрикции и хватает омегу за плечи, где-то тут у Сяо Чжаня должна быть его метка. Он вонзится в то же самое место снова, а потом сладко залижет и опять почувствует полное расслабление омеги под собой. Он видит эти зажившие укусы, проводит по ним пальцами…
Но вдруг чьи-то сильные руки буквально отрывают его от омежьего тела и швыряют в угол комнаты. Ван Ибо задыхается от неожиданности, падения, а еще от того, что его будто выбрасывают в реальность, и на мгновение он осознает, что потерял контроль. Над ним стоит Ким Сонджу, глаза у того пылают желтым огнем, и он орет Ибо:
