Бохай глядит в его глаза с нескрываемой неприязнью и цедит:
-Думаешь, ты отделаешься двадцатью миллионами? Столько стоит жизнь этого поганца, ладно, он всегда был дешевкой. Но ты сам, думаешь, ничего нам не должен? Ты укрывал его у себя, ты перешел дорогу интересам клана Хань, пусть даже и не знал об этом. Ты оприходовал моего брата, в конце концов! Думаешь, мы, как любящие братья, можем это так оставить?
Гао поигрывал желваками и смотрел на Ханя-старшего тяжелым взглядом:
-Что вам нужно?
-Твой бизнес, директор Гао, - просто отвечает Бохай, - Взаимовыгодные контракты, прикрытие для наших дел. Неужели ни разу еще не сталкивался с этим?
-Нет, - вырывается у Гао двусмысленный ответ, еще прежде, чем он успевает это обдумать, а сзади Чонган тихо подкрадывается к Нянь Ю и обнимает омегу со спины, кладя свой подбородок ему на голову:
-Все последние пять лет нам строго-настрого запрещали виться вокруг сладкого братика, все боялись, что мы испортим диди, - он опустил нос в его волосы и сладко вдохнул, - Помнишь, Бохай, его первую течку? Да мы чуть с ума не сошли, рвались к нему в комнату, но Кучеряшку заперли на три замка. Отец очень берег его девственность, хотел продать его подороже.
-Да, помню, - отозвался старший брат, не отрывая взгляда от Гао, - И поэтому особенно обидно, что после всех этих лет он достался тебе. Почему тебе? Почему он выбрал тебя?
-Я отлично играю в гольф, - иронизирует Гао, хотя злоба вскипает в нем все сильнее и сильнее.
-Знаешь, что он сделал с тем миллионом, который ты дал ему? - почти шепчет Бохай, явно желая вывести его из себя, - Принес его мне. Он был должен нам десять кусков за свободу, и он послушно отнес миллион за свою девственность мне, как будто своему сутенеру.
Гао сжимает зубы, но и он сам умеет провоцировать не хуже:
-Завидуешь мне? - голос Гао опускается до глухого рыка, - Небось рвал и метал, когда узнал, что цветочек уже сорван, да еще и не тобой? Нянь Ю! Ты говорил про четыре попытки изнасилования. Это они?
Вместо ответа он слышит горестные всхлипы омеги. Все было ясно и так:
-Черт, да мне даже смотреть на тебя противно, - цедит Гао сквозь зубы, - В следующей жизни ты будешь собакой.
Бохай первым кидается на него, Гао только и успевает, что отшвырнуть магнум в сторону, и альфы сцепляются друг с другом, валясь на пол. Тут занятия боксом, которым Гуаньсюй так увлекался пару лет назад, пригодились как нельзя лучше, но и Хань Бохай был здоровым альфой ему подстать и тоже неплохо махал кулаками. Чонган все это время мельтешил рядом, пытаясь вклиниться в бой и подсобить брату, но все “веселье” прерывает распахивающаяся дверь.
Все, кто был в комнате, оборачиваются, и в дверном проеме видят маленького старого сухого человека с белыми усами, а сзади него - еще какие-то люди, и все смотрят на них с осуждением.
Братья Хань вмиг повскакивали с пола, оставив Гао там валяться одного.
-Дедушка, вы вернулись! - наклонил голову Хань Бохай, а Хань Чонгун сказал почтительно:
-Приветствуем вас, дедушка.
Старик оглядел своих внуков, потом посмотрел на Гао, перевел взгляд на Нянь Ю, и даже тот пролепетал еле слышно:
-Здравствуйте, дедушка.
Гао поднялся на ноги и тоже поклонился ему:
-Глава Хань, позвольте представиться вам: Гао, Гуаньсюй Гао.
Старик задержал на нем взгляд, а потом бросил трем альфам:
-Жду вас у себя на чай.
Это был приказ, ни разу не вежливый даже. Братья только поклонились ему, и тот ушел, сопровождаемый своей свитой. Братья сразу расслабились, но выглядели они более чем удрученно:
-Вот черт, надо же было… Вернулся именно сегодня, ну как так! - сокрушался Чонган.
-Ну что ж, братик Гао, пойдем, познакомишься сразу со всей семьей, - бросил ему Бохай.
-Освободите Нянь Ю, он пойдет со мной, - сказал Гао.
Братья прыснули и рассмеялись:
-Ты что, он же омега! Омеги никогда не допускаются на чай к Главе Хань.
-Тогда дайте мне хотя бы просто развязать его, не останется же он вот так! - Гао присаживается рядом с Нянь Ю и начинает растягивать узел возле его правой лодыжки, - Он же никуда не денется, чего вы боитесь?
-Ладно, Бохай, пошли, - теребит средний брат за плечо старшего, - Оставь их на пять минут, пусть развязывает.
Братья покидают комнату, и Нянь Ю сразу начинает плакать в голос, так пронзительно-жалостно, что у Гао ноет сердце:
-Ну что ты, Пирожочек, любимый, все будет хорошо, - Гао быстро развязал его ноги и зашел тому за спину, терзая узел на руках, - Я поговорю с твоим дедушкой, я все ему объясню. Если нужно будет, я попрошу у него твоей руки. Ты скажи, твой дедушка как, адекватный? Или как твои братья? Мне надо знать, малыш.
-Дедушке может понравиться план Бохая, - отвечает тот сквозь слезы, - отобрать у тебя компанию. Сюй-эр!
Он тянет к нему ручки, когда они оказываются свободны, и Гуаньсюй с облегчением, наконец, обнимает своего малыша, а тот утыкается ему своим заплаканным лицом в плечо:
-Пожалуйста, не бросай меня здесь! Обещай, что не бросишь! Они всю жизнь надо мной издевались, они запирали меня в комнате во время течки, хотели выдать замуж, и чтобы я еще и шпионил для них! Когда я сбежал в первый раз, они меня нашли и страшно побили. Но дедушка сказал, что, если я заплачу им десять миллионов за свою жизнь, они отпустят меня. Я так много работал, но я даже не накопил и миллиона, пока не встретил тебя. Я попросил тогда у тебя сразу десять, но ты сказал, что я этого не стою. И тогда я согласился на миллион, чтобы хоть что-то отдать им, потому что срок платежа подходил.
Когда омега напомнил ему о его собственных словах, что ночь с Нянь Ю не стоит десяти миллионов, сердце альфы стыдливо и болезненно сжалось:
-Прости меня, малыш, если б только я знал! Ты стоишь больше десяти миллионов, больше всех денег мира, малыш мой, мой Пирожочек! - он прижимал трясущегося омегу к себе, а тот продолжал говорить, как будто смог, наконец, позволить не давить в себе все это:
-Но ты мне понравился, Гао, понравился, поэтому я не захотел больше делать это за деньги. Сначала я думал, что ты просто хочешь, чтобы я отработал тот час. А когда я понял, что нравлюсь тебе, по-настоящему, мне стало так страшно! Я знал, что произойдет что-то подобное, что они захотят надавить на тебя через меня. Нельзя мне было к тебе приходить, нельзя было тебе приезжать, Гао…
-Послушай, малыш, посмотри на меня, - альфа взял его лицо в свои ладони и заглянул в глаза, - Я тебя тут одного не оставлю. Мы выйдем отсюда вместе. Или вместе не выйдем, идет?
-Главное, что вместе, да? - всхлипывает омега.
-Вот именно, ты все правильно понял, - Гао старается смотреть на него ласково, хотя и волнуется знатно, - Поцелуй меня, ну-ка, поцелуй меня напоследок.
Пирожочек прижимается к нему мокрыми губами, поцелуй их горький и очень нежный.
-Ну все, малыш, я постараюсь поговорить с твоим дедушкой, ладно? Дождись меня, хорошо?
Тот кивает, и его кучеряшки нелепо дрожат, и в этот момент альфа так любит своего Пирожочка, возможно, именно в этот момент он и понимает по-настоящему, что такое любовь.
Комната для чаепитий, как и весь дом, выполнена в традиционном китайском стиле. Во главе сидел Глава клана Хань по кличке “Тайванец”, по правую руку от него, с виноватым видом, разместились братья Хань, по левую руку отвели место для Гао Гуаньсюя.
Гао и Бохай выглядели потрепанными, на Гуансьюе был разорван пиджак, у старшего брата на скуле наливался синяк.
Глава Хань осматривал их молча, перед ним лежал также пистолет Гао, подобранный с пола кем-то из слуг. Всего минуту назад Гао и братья Хань рассказали каждый свою версию событий. По словам братьев, они забрали Нянь Ю домой, а Гао чуть ли не ворвался в их дом, в желании вернуть любовника себе. Сам же Гуаньсюй рассказал правду, подтвердив свои чувства к Нянь Ю, и теперь все трое молчали, ожидая вердикта старика.
