Совсем нет фотографий городской квартиры, но я и так ее прекрасно помню – уезжали мы из нее, когда мне исполнилось почти восемь лет. В силу служебной деятельности отца это была очень большая «представительская» квартира из шести комнат. Гостиная и столовая с раздвижными стенами, превращающими их в огромный зал, по которому я ездил на велосипеде. Спальня родителей, детская, где я спал с бабушкой, пустовавшая комната для прислуги. Был и кабинет с большим количеством книг, происхождение которых следующее.

Какой-то эмигрант первой волны распродавал свою обширную библиотеку сотрудникам нашего посольства. Желающие приобрести выстроились в живую очередь и заходили за покупками по одному. Отец был четвертым. Мне довелось видеть книги у того, кто был третьим. В два раза больше, чем у родителей, хотя и им досталось немало – почти вся русская классика (за исключением Пушкина, Чехова и еще некоторых писателей). Прекрасно изданная – вся, разумеется, в дореволюционные времена. Кое-какая часть из них стоит сейчас в нашей квартире: полные собрания сочинений Грибоедова и Гоголя 1889 года издания, Тургенева -1898 года, Гончарова – 1899 года и некоторые другие, изданные уже в начале прошлого века.

С этими дореволюционными изданиями связана небольшая история из моей биографии. Кроме летнего периода, когда на даче я общался со сверстниками, остальное время в городе я оставался в основном в обществе бабушки (а она, кстати, была неграмотная и даже вместо подписи ставила крест). Но где-то к пяти годам мама научила меня читать. И многие книжки, почему-то мне, в частности, запомнились произведения ныне забытой Лидии Чарской, я читал в старой орфографии, со словами, оканчивавшимися твердым знаком и содержавшими прочие ижицы и яти. Читал я, конечно, в основном книги для детей, хотя, например, и вышедшую в 1946 году «Молодую гвардию» Фадеева одолел еще до поступления в школу. К коей мы теперь и подошли.

В 1949 году наша семья вернулась в Москву. Поселили родителей на временной основе в служебной коммуналке в доме номер 10 на Фрунзенской набережной в одной комнате. Ну а меня направили учиться в школу номер 24 рядом со станцией метро «Парк Культуры». Перед этим встала дилемма: в какой класс меня отдавать? Мне только что стукнуло восемь лет, хотя в те времена многие первоклашки были такого возраста. Но, как понятно из вышеописанного, делать мне в первом классе было совершенно нечего, да и арифметикой я владел тоже прилично. И все же из-за фактора отсутствия у меня большого опыта общения со сверстниками было решено отправить меня на начальную стадию обучения. Потом родители, по-моему, и сами сожалели о принятом решении. На уроках, когда остальные учили, «как мама мыла раму», я с разрешения учительницы читал книжки, а иногда даже немного ассистировал ей в преподавании, занимаясь с особо отстающими.

Прошел год, и мы наконец переехали на постоянное местожительство. Отцу дали две комнаты в коммунальной квартире во вновь построенном доме на 2-й Песчаной улице. Всего их там было четыре. В самой большой жила семья из пяти человек: отец (майор МВД), мать и трое детей. В другой был прописан коллега отца с женой и дочкой. Но он почти весь период нашего обитания находился в загранкомандировке, поэтому там проживала его теща – очень милая женщина. Да и вообще обитали мы в коммуналке в самой теплой атмосфере. Какие там склоки или дрязги, только дружеское общение и взаимовыручка, когда требовалось.

Отрядили меня в новую, 144-ую школу на Новопесчаной улице (относительно недавно выяснилось, что в ней позже учился и мой сподвижник по работе Алексей Федотов, о котором еще будет сказано немало добрых слов). Располагалась она довольно далеко от дома, думаю – поболее километра, но представляла собой солидное здание из красного кирпича, с комфортабельными классами. Учился я в ней второй и третий классы, а потом ее закрыли на ремонт и меня снова на год перевели в другую, а затем вернули в прежнюю в пятый класс. Посмотрел в Интернет, в котором, как считается, есть все, хотя и неточностей иногда немало попадается. Выяснилось, что сейчас это школа номер 1384, специализирующаяся на математике и электронике, носит имя Александра Алексеевича Леманского. Сам он был Генеральным конструктором «Алмаза», руководителем работ по созданию С-400. Но ведь самое удивительное, он закончил ее с золотой медалью в 1953 году, когда я еще учился там в том самом пятом классе. Вот ведь, оказывается, с какими людьми в коридорах на переменках доводилось, видимо, встречаться. Но кто ж тогда об этом знал.

Ну, а затем произошла революция – объединили мужские и женские школы, и в шестой класс я отправился в соседнее с домом здание – бывшую женскую.

Теперь продолжу еще немного о детстве, так и не установив для себя окончательно, когда же оно закончилось и началось отрочество. Вкратце о повседневном быте.

Расскажу о наших двух комнатах. Гостиная, она же столовая: диван, где спала бабушка, в углу мой секретер, два книжных стеллажа, круглый стол, а над ним большой оранжевый абажур. Под ним бабушка – хронический астматик, свертывала и курила вонючие «папироски» астматин. А в редкие вечера, когда пораньше возвращался со службы отец, мама читала нам вслух рассказы Зощенко, над которыми мы смеялись до упаду. Спальня: кровать родителей, шифоньер, моя кроватка, привезенная из Финляндии. Потом на ней спала сестра Лена, а затем уже на Фрунзенской и моя дочь Юля.

Сестрица моя родилась в феврале 1951 года. Ну а меня в момент ее появления на свет угораздило заболеть корью. Это, как я себе и теперь представляю, был подлинный бедлам. У меня температура сорок, а тут еще и прибытие нового семейного пополнения. О своем выздоровлении вспоминаю то, что мне для восстановления сил прописали рюмку кагора в день, у меня была даже соответствующая собственная бутылка. Вот вы говорите – гены. Нет уж, привычки, оказывается, возникают с детства. А у меня его (детства) практически не было, как я иногда шутливо говорю. Благо чуть позднее мама постоянно мне говорила: Юрик, пойди погуляй с сестренкой. И я тащился вниз с ее коляской. Я и сейчас периодически ей об этом напоминаю.

Что еще можно вспомнить о детстве? Наверное, весенние переезды на дачу. Своей тогда у родителей не было, и они снимали пару комнатушек в домиках в ныне фешенебельном, а тогда не очень местечке под названием Жуковка. Вряд ли сейчас в этом элитном поселке можно отыскать хотя бы одно хозяйство, из которого нам в те времена обязательно по утрам приносили бидон с только что надоенным молоком. Выбирались на дачу весьма основательно с многочисленным скарбом, включая и некоторые предметы мебели. Для этих целей нанимался аж открытый грузовичок, в кузове которого мне разрешалось сидеть. Это было упоительно. В Жуковке самым интересным были походы на Москву-реку. Со взрослыми – купаться, с друзьями-приятелями – на рыбалку. Ловили в основном мелочевку, чаще всего уклейку, которой и кота не накормишь, но у нас такового и не было.

Ну а потом настал 1953 год, когда родители, прихватив с собой сестру, вновь уехали в очередную командировку в Финляндию. Я тогда перешел в пятый класс (до этого был круглым отличником) и остался вдвоем с бабушкой. Дела с учебой пошли похуже, плюс и с дисциплиной (виноват, в похвальных грамотах раньше писалось чуть иначе – «примерное поведение») тоже возникали кое-какие проблемы. А через год еще и объединение с девочками. Тут уж, видимо, о детстве говорить не приходится и надо переходить к отрочеству и юности. Я, увы, далеко не Лев Толстой и в отдельные разделы их выносить не буду. А посему очередная глава будет называться следующим образом.

Начать ее придется с того, что к концу шестого класса бабушка стала сильно уставать со своим весьма шебутным внуком. И к очередному приезду родителей в отпуск напрямик им об этом сообщила. После долгих размышлений было принято непростое решение отправить меня в интернат № 2 (№ 1 был женский) МИД СССР, расположенный на Большой Почтовой улице. Но там я провел поначалу всего несколько часов до посадки в автобус, который вывозил воспитанников (так мы официально назывались) в летний лагерь где-то в районе города Пушкино. Со мной рядом сидел сосредоточенный сверстник, бережно держащий на коленях жестяную банку из-под леденцов монпансье. Как выяснилось, в ней находились крючки, грузила, поплавки и прочая мелочь для удочки. Как известно, рыбак рыбака видит издалека. На этой тематике мы со Славой Божановым и сблизились, а затем подружились аж на срок более шестидесяти лет. Через несколько дней пребывания в лагере меня неожиданно вызвали к директору. У него в кабинете сидел еще один отрок в сопровождении мамы. «Вот, Юра, – сказала она, – это наш сын Валера. Ваши папы хорошо знают друг друга, надеюсь, что и вы тоже подружитесь». Так я приобрел еще одного друга – Валеру Елисеева.