Не той эволюционной тропинкой пошли, товарищи…
В процессе псевдоэволюции возникли странные метаморфозы.
Из 50—70 вербальных знаков произросли непроходимые джунгли лингвистических зарослей по которым скачут 7,5 млрд человекусов. По их разумению, если красиво слова сплетать их по смыслу, интонации и рифмованным окончаниям, то человечество причисляет тебя к великим поэтам. Недаром эта глава началась с глубокомысленных фантастических повествованиях, выдуманных существ Гомером. Люди культивируют в свою культуру странные произведения о странных событиях из жизни своих царей.
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле {на забрале}, аркучи: «О вѣтрѣ, вѣтрило!
Чему, господине, насильно вѣеши?
Чему мычеши хиновьскыя стрѣлкы
{на своею нетрудною крилцю}
на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ горѣ подъ облакы вѣяти, лелѣючи корабли на синѣ морѣ?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развѣя?»
Вот, действительная сила слова, слышится в плаче Ярославны, какие душераздирающие события какой-то тётки! И на кого же, ты меня княже, покинул?!
Всё, что не великое, всё о каких-то царских подвигах и страданий богоизбранных человеков.
Ближе к текущим временам художественные описания из-за желающих зарабатывать себе на жизнь «болтологией» становятся всё разнообразней и к 18 веку описывается буквально все стороны человеческой жизни и фантазиями больного воспалённого человеческого мозга. Многие получают профессорские звания и хорошие вознаграждения, но большинство погибает в нищете, никому неизвестными дарованиями от бла-бла-контента. Вершки сливок, как всегда снимают облагодетельствованные царскими особами дарования. Кто ныне знает поэта Мартынова, а Лермонтова — наше всё все.
Казалось бы в 21 веке от р.х. всё изменилось радикальным образом: и всяк шлёпающий пальцами по клавиатуре чел, подключенный к интернету, готов получать мировое признание за свои гениальные словесные кружева, но приходится наблюдать абсолютно обратную картину. Самые бездарные, самые примитивные словолопататели получают какие-то непонятные социальные преференции, а «гении» безвестными в дешёвеньких гробиках перемещаются на кладбища, разнесчастными и голозадыми. В то время, когда возникли возможности машинной обработки результатов интеллектуального творчества, всё стало ещё безнадёжней и печальней.
А вот бла-блаканье на заказы от сильных мира сего по-прежнему очень-очень неплохо оплачивается. Так что, поэтики-цветики, милые люди жаждущие мирового признания, ваши шансы — как всегда около 00000))))))).
Во саду ли, во поле берёзу заломати
С времён обнаружения на планете «Земля» живого образца современного человека одним из самых популярных коммуникационных шаблонов общения было песнопение. Это когда зарифмованная поэзия увековечивалась ещё совместно интонационной пропевкой, да хорошим зычным голосом. Одна из самых уникальных в природе способность - способность человека в соответствии с какими-то 7 нотами производить "музицированно вербализацию". Люди, умеющие замузицировать поэтические шедевры, называются композиторами и у них тоже зачастую были неплохие шансы на сахарную мозговую косточку со времен первобытного околомангалопения под мамонтиный шашлычок. Первично песня являлась образцом музыкально-поэтического творчества в устной форме и спустя многие тысячелетия появилась возможность фиксации песнопения на долгосрочном носителе памяти. в большинстве случаев мы не задумываемся о матрице зашифрованных сведений в какой-то наипростейшей песенке. Но язык подобно ДНК при наличии научной базы даже по содержанию самой глупой песенки может рассказать о времени и народе намного более.
Если взять, шорт-лист самых долговечных русских песенных хитов, то в топе непременно окажется песенка «Во поле берёза стояла…» и не «ландыши», не «жёлтые тюльпаны» вовсе. Это фольклор, а не попса.
Звучит берёзовый шедевр с незапамятных средних веков, хотя на бумаге первое его упоминание датируется 1790 годом в песенном печатном сборнике. Как сейчас представляю, что молодые и весёлые древнерусичанки клинописью на бересте при лучине списывали друг у дружки слова и ноты.
Есть, однако, более банальные версии происхождения этой песни, типо:
«Молодые славянские язычницы — девицы заводили, хороводили парней и пели весёлые песни. Плели венки и «кумились» с женихами. Как? Очень просто: они всего лишь целовались в дёсны с языком через венок и обменивались деревянными самодельными свистулями». Нечто подобное упоминается у А.Н.Радищева в его «Путешествии из П… в …у»: «Во поле берёза стояла, во поле кудрявая стояла, ой люли, люли, люли, люли…» Хоровод молодых баб и девок; пляшут; подойдем поближе можа, что обломится распущенным весёлым панам?»
лубок «Хоровод» XVII век
Более поздние трактовки «глубинного» смысла незамысловатой песенки сводились, к тому что этот шедевр родился из придворного мюзикла времён Елизаветы: «Придворные актёрки изображали местных „пейсанток“ (крестьянок), полуобнажённые хороводы водились среди берёз и стимулировали барчуков к размножению во имя могущества России». Бывало, что танцевалась это народная-хороводная эротика в дворцовых банях. Однако, как хит, эта песенка со временем вошла в детские нотные тетрадки для начинающих музыкантов в России ещё в ХVIII веке. Поймут все, кто ходил в какую-нибудь музыкалку.
Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли, люли, стояла.
Всё-таки прекрасен пейзаж крестьянских полей. Во поле стоит берёзка кудрявая, чтобы в жаркий летний день было, где в тени укрыться.
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли, заломати.
Некому заломати, не в плане отсутствия людей, а в смысле нахрена ломать деревья. И тут здрасьте, пожалте, появляется великий музыкант из народа. В голове у него замечательные мелодии звучат. Но видимо дома забыл нотную тетрадь и гусиное перо с чернилами. Пришлось самому на слух определять красоту новой мелодии.
Как пойду я в лес, погуляю,
Белую березу заломаю,
Люли, люли, заломаю.
Срежу с березы три пруточка,
Сделаю себе я три гудочка,
Люли, люли, три гудочка.
Молодец, взял и сделал из берёзы три флейты типо гудок и начал наяривать: ах, вы сени мои сени… Да, только всё это не так. Все традиционные народные инструменты имели на Руси статус мужских инструментов, игра на инструментах женщины осуждалась обществом, как социальная распущенность. Распространение музыкальных инструментов в Древней Руси было связано, с одной стороны, с традицией бродячих скоморохов и гусляров, осуждавшееся церковью как бесовство, поэтому народные музыкальные инструменты часто изымались властями и уничтожались. Один из древне-русских указов, направленных на искоренение скоморошества гласит: «…где объявятся домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие гудебные сосуды, и тебе бъ то все велеть выимать, и изломавъ те бесовскія игры велеть жечь на огне…». Всё-таки надеемся, что отношение в 16 веке к музицированию на берестяных гудках крестьян стало отношение более демократичным.
Четвертую балалайку,
Пойду на новые сени,
Люли, люли, на сени.
Музыкант-виртуоз, хоть консерваторий не оканчивал, тут же забубенил себе балалайку. Струны из волосяк сплёл, натянул и как заорал в миноре: