Потом урок кончился. Мистер Стрейн отодвинулся. Кожа на колене – там, откуда он убрал свою руку, – похолодела, в аудитории все пришло в движение и шум: вжики молний, хлопанье учебников, смех и слова. И никто не знал, что случилось прямо перед ними.

– С нетерпением жду твоих следующих стихов, – сказал мистер Стрейн. Он отдал мне разобранное стихотворение, как будто все нормально, словно ничего и не произошло.

Остальные девять учеников собрали вещи и вышли из класса, продолжая жить своей жизнью, – их ждали занятия, репетиции и встречи клубов. Я тоже вышла из класса, но существовала отдельно от них. Они остались прежними, но я изменилась. Я теперь не была человеком. Я стала беспредельна. Пока они, обычные и приземленные, шли по кампусу, я парила, оставляя позади кленово-рыжий хвост кометы. Я больше не была собой, не была никем. Я была красным шариком, повисшим на суку. Абсолютной пустотой.

Я НА РАБОТЕ, ПЯЛЮСЬ В ВИТРИНУ ЧЕРЕЗ ЛОББИ ОТЕЛЯ, и тут приходит сообщение от Айры. Мое тело застывает, пока я наблюдаю, как на экране телефона скапливаются уведомления. С нашего прошлого разрыва его номер записан у меня как «НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО».

Я не прикасаюсь к телефону. Не хочу, чтобы он узнал, что я видела сообщения. Однако, пока я советую постояльцам, в какой ресторан сходить, бронирую столики, говорю каждому гостю, как я рада услужить, одно удовольствие, в животе у меня разгорается маленький пожар. Прошло три месяца с тех пор, как Айра сказал, что нам нужно расстаться навсегда, и на этот раз я вела себя хорошо. Не бродила рядом с его домом в надежде на случайную встречу, не звонила, не писала – даже по пьяни. И вот, думаю я, моя награда за самоконтроль.

Через два часа я пишу:

Он сразу отвечает:

Я дрожащими руками отправляю единственный эмодзи – большой палец, как будто мне лень даже напечатать: «договорились».

В полдвенадцатого, когда я выхожу из отеля, он дожидается меня, прислонившись к будке парковщика, и, ссутулившись, смотрит в телефон. Я сразу замечаю все перемены: стрижка покороче, модная одежда – черные узкие брюки и джинсовая куртка с дырками на локтях. При виде меня Айра подскакивает, прячет телефон в задний карман.

– Извини, что я так долго, – говорю я. – Тяжелый вечер.

Я держу сумку обеими руками, не зная, как с ним поздороваться, что разрешено.

– Все нормально, я только пришел. Хорошо выглядишь.

– Я выгляжу, как всегда, – говорю я.

– Ну, ты всегда хорошо выглядела. – Он распахивает мне объятия, но я качаю головой. Он слишком приветливо себя ведет. Если бы он хотел снова сойтись, то бы вел себя сдержанно и осторожно, как я.

– Ты выглядишь очень… – Я подыскиваю подходящее слово. – Понтово.

Я пыталась его поддразнить, но Айра только смеется и благодарит. Голос его звучит искренне.

Мы идем в новый бар с cостаренными деревянными столами, железными стульями и пятистраничным пивным меню, распределенным на разделы по видам, странам изготовления и проценту алкоголя. Входя, я оглядываю помещение и задерживаю взгляд на каждой длинноволосой блондинке в поисках Тейлор Берч, хотя сомневаюсь, что узнала бы ее, даже очутись она прямо передо мной. В последние пару недель я видела на улице женщин, которых уверенно принимала за нее, но всякий раз они оказывались просто незнакомками с лицами, совсем не похожими на Тейлор.

– Ванесса? – Айра дотрагивается до моего плеча, и я вздрагиваю, будто забыла, что он здесь. – Ты в порядке?

Я киваю, слегка улыбаюсь, сажусь на свободный стул.

Подходит официант и начинает тарабанить рекомендации, но я его перебиваю:

– Все это сбивает с толку. Принесите мне любое пиво, и оно мне понравится.

Я хотела пошутить, но вышло грубо; Айра смотрит на официанта, как бы говоря: «Простите за нее».

– Мы могли пойти в другое место, – говорит он мне.

– Тут нормально.

– Похоже, тебе здесь совсем не нравится.

– Мне нигде не нравится.

Официант приносит пиво: Айре кубок с чем-то темным и пахнущим вином, а мне – банку Miller Lite.

– Хотите кружку, – спрашивает официант, – или будете пить из банки?

– Из банки, мне нравится жесть. – Я улыбаюсь и показываю на жестяную банку, изо всех сил стараясь понравиться. Официант молча отходит к другому столу.

Айра пристально смотрит на меня:

– У тебя все в порядке? Скажи честно.

Я пожимаю плечами, отпиваю пива.

– Конечно.

– Я видел тот пост на Фейсбуке.

Я постукиваю по язычку банки ногтем. Тук-тук-тук.

– Какой пост?

Он хмурится:

– Про Стрейна. Ты правда не видела? Когда я в последний раз его открывал, репостов было тысячи две.

– Ах, этот.

На самом деле репостов почти три тысячи, хотя шумиха уже улеглась. Я делаю еще глоток, листаю пивное меню.

Айра мягко говорит:

– Я за тебя волновался.

– Зря. У меня все хорошо.

– Ты говорила с ним после того, как появился пост?

Я захлопываю меню.

– Нет.

Айра внимательно смотрит на меня.

– Правда?

– Правда.

Он спрашивает, уволят ли, по моему мнению, Стрейна, и я, отхлебывая пиво, пожимаю плечами. Откуда мне знать? Айра спрашивает, не думала ли я связаться с Тейлор, и я не отвечаю, только постукиваю по язычку банки. Отдаваясь в полупустой банке, «тук-тук-тук» превращается в «бум-бум-бум».

– Знаю, тебе тяжело, – говорит он. – Но этот пост может стать для тебя удачной возможностью. Шансом смириться с тем, что случилось, и начать жизнь с нового листа.

Я заставляю себя продолжать дышать. «Смириться и начать жизнь с нового листа» – звучит, как «броситься со скалы и умереть».

– Можно мы сменим тему? – спрашиваю я.

– Без проблем. Конечно.

Айра спрашивает о моей работе, по-прежнему ли я ищу новое место. Рассказывает, что нашел квартиру в Манджой-Хилл, и у меня екает сердце. На секунду у меня возникает иллюзия, будто он предложит мне съехаться. Отличная квартира, говорит он. Очень просторная. В кухне помещается стол, спальня выходит на океан. Я ожидаю, что Айра хотя бы пригласит меня в гости, но тот только поднимает свой стакан.

– Раз она такая классная, то, наверное, дорогая, – говорю я. – Откуда у тебя столько денег?

Глотая, Айра поджимает губы:

– Мне подфартило.

Я рассчитываю, что мы продолжим пить – обычно мы пьем и пьем, пока один из нас не наберется храбрости, чтобы спросить: «Так ты едешь ко мне или как?» – но, прежде чем я успеваю заказать второе пиво, Айра протягивает официанту кредитку, давая понять, что вечер окончен. Мне словно влепили пощечину.

Когда мы вместе выходим из бара на холод, он спрашивает, продолжаю ли я ходить к Руби, и я радуюсь, что хоть на один вопрос могу дать честный ответ, который его устроит.

– Рад это слышать, – говорит Айра. – Это для тебя лучше всего.

Я пытаюсь улыбнуться, но мне не нравится, как он говорит «для тебя лучше всего». Это будит слишком много воспоминаний – как он говорил, что его беспокоит, что я романтизирую надругательства и продолжаю общаться со своим растлителем. Айра с самого начала утверждал, что мне нужна помощь. Через шесть месяцев отношений он дал мне список психотерапевтов, которых выбрал сам, умолял меня к кому-то из них обратиться. Я отказалась, и тогда Айра заявил, что если бы я его любила, то последовала бы его совету; я ответила, что если бы он меня любил, то оставил бы эту тему. Спустя год он попытался поставить ультиматум: либо я обращаюсь к психотерапевту, либо мы расстаемся. Меня не переубедило даже это; сдаться пришлось ему. Так что, когда я пошла к Руби, хотя только чтобы обсуждать папу, Айра возликовал. «Главное, что ты это сделала, Ванесса», – сказал он.