Ночь я проспал на удивление крепко, а когда открыл глаза, часы показывали четверть седьмого. Мне захотелось свернуться калачиком и проспать еще хотя бы до девяти, что может быть приятнее рождественским утром. Однако, моим планам не удалось сбыться – оглушительный крик в гостиной заставил меня подскочить на постели, наскоро закутаться в халат и броситься вниз по лестнице. Я ожидал увидеть на полу в гостиной кого угодно, но когда передо мной открылась страшная картина, я не поверил своим глазам. На ковре возле праздничной ёлки лежало Рождество, которое кто-то пронзил острой шпагой. Я еще не верил, что можно вот так с легкостью убить Рождество, тем не менее, сомнений не оставалось, – самый почетный гость был убит.

Мы переглянулись с остальными – я понял, что мы стоим здесь все четверо, и уже никто не признается, что пришел первым, каждый из нас скажет, что бросился вниз, когда услышал крик…

– По традициям жанра вы, уважаемый детектив, должны опросить нас всех, где мы были, – напомнил я.

– Уж кто бы говорил про традиции! – вспыхнул фолиант, – да это вы и убили Рождество, вы, ненавидящий традиции!

Я так опешил, что даже не знал, что ему ответить. Наручники защелкнулись на моих руках, все произошло слишком быстро, прежде чем я успел что-то возразить.

– Но… – наконец, нашелся я, – это не по законам жанра, мы должны еще страниц триста искать, кто это сделал!

– Гхм… а ведь вы правы… хотя… вы посмотрите, сколько страниц прошло с самого начала? Сколько страниц вы ехали сюда? Одну? Две? Да и написал автор только про вас одного, нам ноль внимания – ясно же, что это будет короткий рассказ, а не большой роман! Все, я вызываю констебля…

– Позвольте… – старомодный детектив многозначительно покосился на дверь, – по законам жанра наш особняк замело снегом, мы в снежном плену, и телефон, конечно же, не работает.

– Ну, ничего… – фолиант смотрит на меня разгневанно, – я буду охранять вас… я не позволю, чтобы вы сбежали от правосудия…

– …что мне делать? – спрашиваю я в пустоту, – что же мне делать?

– Друг мой, я мог бы освободить вас, но мой долг не позволит мне освободить убийцу…

Вздрагиваю от голоса старинного рыцарского романа, н-да-а, быстро же он начал называть меня убийцей…

– Но… я не виноват!

– Тогда вам нужно доказать вашу невиновность.

– Легко сказать… ни у кого из нас нет алиби…

– А вы же колдовством занимаетесь…

– Колдовством?

– Ну да… вы же как-то ходите из вчера в завтра, из завтра во вчера…

Ёкает сердце, понимаю, что могу уйти, вот так, просто, отступить на день назад, когда еще никто никого не убивал, и… черт возьми, я вообще могу предотвратить смерть Рождества…

Смотрю на исторический фолиант – он спит, и довольно крепко, а это значит, мне ничего не стоит потихоньку выскользнуть во вчерашний день, оказаться в кресле у очага, когда уже все потихоньку начинают дремать, расходиться по комнатам, желать друг другу самой доброй ночи и самых сладких снов.

Делаю вид, что поднимаюсь наверх, в комнаты, сам тут же переношусь на несколько часов вперед, оказываюсь в темноте гостиной перед погасшим очагом, выжидаю.

Кажется, я уже начал дремать, когда в комнате появилось Рождество – пахнущее омелой, ёлкой, имбирем, карамельным пуншем и пудингами. Рождество осторожно огляделось и принялось раскладывать под елкой блестящие коробки с большими бантами…

Рождество вздрагивает, замечает меня, обиженно вспыхивает огоньками:

– А-а-а, хотели подсмотреть… так нечестно, знаете ли…

– Да нет же, уважаемое Рождество, вы меня не поняли…

– …не терпится получить свой подарок сразу же?

– Да нет же…

– Или вы… ах вы негодяй, уж не собирались ли вы забрать себе все подарки?

– Ни в коей мере… я…

Не успеваю договорить, в комнату врывается исторический фолиант, гневно смотрит на меня:

– Что вы тут делали? Вы хотели убить Рождество, не так ли?

Вспыхиваю:

– Не клевещите. И вообще… что вы тут делаете?

– Слежу за вами, разумеется, чтобы вы не убили Рождество! И, судя по всему, вы собирались это сделать! Вы арестованы!

С этими словами он опять защелкнул на мне наручники и бросился к телефону. Дело принимало нешуточный оборот, но к счастью, по законам жанра телефон уже не работал, и дом замело снегом, чтобы мы не могли выбраться, пока по воле автора снег не расчистят какие-то неведомые уборщики, которых в детективе никто никогда не видел.

– Даже не надейтесь, что я позволю вам уйти от правосудия! – не унимался исторический фолиант – я буду охранять вас всю ночь…

Я хотел дождаться, пока фолиант начнет дремать – чтобы поговорить с Рождеством – но оно, уложив подарки, отправилось спать в свою комнату, и мне только оставалось молиться, чтобы с нашим праздником больше ничего не случилось, ведь как знать, кто собирался его убить? А ведь я так и не предупредил Рождество об опасности…

Часы показали четверть четвертого, когда фолиант все-таки задремал в кресле. На мою беду, он положил ключи от наручников на каминную полку, до которой мне было не дотянуться – впрочем, можно было осторожно порыться в его карманах, вдруг там найдётся запасной ключ…

От волнения я совершенно забыл, что могу снова отступить назад – и, как оказалось позже, забыл на свое счастье. Я открыл спящий фолиант – главы о великих открытиях и славных морских сражениях презрительно глянули на меня, я перелистнул несколько страниц, и…

…я не сразу понял, что вижу, почему я вижу на страницах сотни людей, умерших голодной смертью, Бенгалия, что еще за Бенгалия, почему со страницы смотрят на меня полуистлевшие детские тела, которые болтаются на виселице, это ужастик какой-то, а не исторический фолиант…

…мой пленитесь просыпается.

Смотрит на меня.

Нехорошо смотрит.

Недобро. Все его взгляды до этого были лишь опасением, теперь же он смотрел так, что я не сомневался, – он убьет меня, потому что… потому что…

…потому что я прочитал это, вот почему… но…

…кто-то перехватывает руку фолианта, уже занесенную со шпагой, вижу, как из темноты выходит Рождество, скручивает фолиант, защелкивает на нем наручники:

– Вы арестованы… уважаемый. Я само видело, как вы хотели убить фантастический роман…

Не выдерживаю, все-таки спрашиваю:

– Зачем… зачем вы хотели расправиться со мной?

Исторический фолиант не отвечает. Недоуменно переглядываюсь с Рождеством, оно говорит – как будто даже не мне, а себе самому:

– Он тоже хотел убить меня, когда я прочитало это…

Фолиант сердится:

– Вы не прочитали это… вы это дописали! Вы дописали гнусную клевету!

– Однако, уважаемый фолиант, это никак не может быть клеветой… – возразило Рождество, – я живу на свете уже немало веков, и, похоже, знаю вашу историю лучше, чем вы сами…

– …именно поэтому Вы убили Рождество, – подытожил старомодный детектив. Я не заметил, как он вошел, почему-то пропуская вперед рыцарский роман.

– Но… – фолиант еще пытался что-то возразить, но безуспешно.

– Рождество знало про вас много, слишком много, больше, чем вы сами о себе знали. Что же вы хотите, Рождество живет на свете тысячи лет, повидало всякое… оно дописало вам недостающие строчки, про Бенгалию, про детей, убитых за кусок хлеба, про невинно осужденных… И вы испугались, уважаемый фолиант, испугались, что величайшая история Соединенного Королевства будет опозорена… и вы убили свидетеля, вернее, попытались убить, потому что уничтожить Рождество невозможно…

Фолиант резко выпрямился:

– Я… я готов понести наказание… но вы должны дать мне честное слово, что об этих страницах никто ничего не узнает, и они по-прежнему останутся тайной…

Здесь меня уже разобрал смех, хотя наивность фолианта была даже не забавной:

– Уважаемый фолиант, да будет вам известно, что об этом знают уже все, все, кто хоть мало-мальски знаком с историей… То, что это не написано на ваших страницах и не упоминается во всеуслышание, вовсе не значит, что об этом никто не знает!