Мы с Тиной не смогли удержаться от смеха.

– Нет, Аркадий, тут ваш выигрыш слишком очевиден.

– Хорошо! Тогда другой вариант… – Он сунул руку в боковой карман своего необъятного пиджака и выудил оттуда колоду карт. Потасовал, поколдовав над ней, и протянул мне: – Снимите верхнюю карту и попробуйте сказать, что это не дама пик! Не бойтесь, это еще не пари, это разминка.

– Ну, куда ни шло! – Я бросил карту картинкой вверх.

Это была дама пик.

Балагулин тут же схватил ее, вложил в середину колоды, которую снова усердно перетасовал.

– Теперь ты, Тиннет. И это тоже еще не пари.

Тина сняла верхнюю карту. Снова дама пик!

– Вы, Аркадий, вполне профессиональный карточный фокусник, – констатировал я.

Он булькающе рассмеялся:

– Друзья мои, ловкость рук – не мое хобби. Я не Кио. И не Гудини. И даже не Копперфильд. У меня другие методы. Это не ловкость рук, это гибкость артистического ума. Вот, послушайте. – Он повернулся ко мне. – Сейчас я вручу вам эту колоду. Вы сами ее потасуете. Но – под столом. Ради чистоты эксперимента. А после Тина снимет верхнюю карту. Тоже под столом. А затем бросит ее на стол. После того, как я на нее подую. Если это не дама пик, значит, я проиграл. Ну? Спорим? На пустячок? На сто баксов?

– Что скажешь, Тина? – спросил я.

– Давай попробуем, – осторожно ответила она. По ее глазам я понял, что секрет этого фокуса ей неизвестен. – Ну, конечно, не на сто баксов – на сто рублей. Только тасуй получше.

– Ладно, – вздохнул Балагулин. – Будь по-вашему. На сто рублей.

– Хм? В чем же здесь подвох? – Я принялся тщательно тасовать колоду под столом, на ощупь перебирая карты. Может, они склеены особым образом? Нет, вроде нормальные.

Я мешал карты добрых пять минут. Все это время Аркадий снисходительно наблюдал за моими манипуляциями. Но когда я протянул колоду – рубашкой кверху – Тине, он отчаянно завопил:

– Нет, сначала я должен подуть!

– Пожалуйста!

Он легонечко дунул, после чего Тина сняла верхнюю карту и подбросила ее над столом. Прежде чем та опустилась на скатерть меж тарелками, я увидел изображение дамы пик.

– Ну?! – торжествующе завопил Аркадий, цепко выхватывая из моих рук колоду. – Чья взяла?!

– Ваша! – Я полез за кошельком. – Но, может, удовлетворите наше любопытство, раскроете секрет?

Он расцвел как майская роза.

– Друзья мои! Знали бы вы, сколько проницательнейших людей попались на этой простенькой хохме! Неужели вы не догадались?! – Он веером бросил карты на стол. Вся колода состояла из дам пик.

– Это нечестно! – возмутилась Тина. – Выигрыш не в счет!

– Почему?! – отчаянно заспорил Балагулин. – Я не обязался использовать обычную колоду. Я всего лишь сказал, что всякий раз вы будете снимать даму пик. Так и вышло. Условия пари полностью соблюдены.

– Вы сжульничали! – не уступала Тина.

– Ладно, – прервал их спор я. – Надо уметь признавать поражение. Тем более что Аркадий мог и не открывать своего секрета. Вот ваш приз. И много в вашем арсенале подобных розыгрышей?

– Вагон и маленькая тележка! – Сделав над собою усилие, он придвинул банкноту ко мне. – Считайте это шуткой. И вообще, не надо думать, будто Балагулин – хохмач и халявщик, только и мечтающий обожраться за чужой счет!

– Перестаньте, Аркадий! – запротестовал я. – Для нас с Тиной вы, прежде всего, Артист с большой буквы.

– Какая муха вас укусила, Аркаша? – поддержала мой порыв Тина.

В это время наконец-то принесли горячее, и инцидент был исчерпан. Под шумок я все же всучил Аркадию его выигрыш. Впрочем, конферансье не особенно и сопротивлялся.

Телятина в горшочке, как и грибы в сметане, и вправду были превосходны. На долю Аркадия я предусмотрительно заказал две порции, но он смел их в мгновение ока. Как и всю холодную закуску.

Несколько озадаченный таким темпом, я поинтересовался:

– Аркадий, вы еще не охладели к котлетам по-киевски?

– Ничуть! – воскликнул он.

Во время нашего обеда я продолжал приглядываться к Балагулину. Мне приходилось знавать артистов, которые блестяще играли роли весельчаков, но вне сцены были молчунами и даже буками. Балагулин явно принадлежал к другой породе мастеров художественного слова. Это был тамада по самой своей сути. Жизнь была для него одним большим концертом, требующим непрерывного извержения реприз, каламбуров, прибауток, баек и острот, и Балагулин без малейшей заминки, практически инстинктивно выдавал их на-гора, подобно тому, как включенный в сеть генератор вырабатывает электрический ток.

При этом обязанности тамады ничуть не мешали ему поглощать огромное количество закусок и напитков.

Унять аппетит Аркадия оказалось делом не простым. Но вот, наконец, он отвалился от стола. Пора было брать его в оборот.

– Аркадий, сколько вам лет? – спросил я.

– Ну-у, учитывая, что я не дама…

– Мой интерес совсем не праздный. И вы сейчас в этом убедитесь.

– Ну, пятьдесят три…

– Полных?

– Увы и ах! Стукнуло в феврале…

– Понятно… Значит, фактически вам пятьдесят три с половиной. Остается полтора года. Ничего, можно успеть.

– Каких полтора года? – Его глазки недоуменно забегали. – Что значит – «остается»?

– Слушайте меня внимательно, Аркадий, – отчеканил я. – В министерстве культуры, нет, я бы даже сказал, выше – в президентской администрации, полным ходом идет подготовка одного очень интересного указа. В открытой печати он не появится, но большие чиновники его получат. Как руководство к действию. Один мой знакомый юрист, кое-чем обязанный мне, имел отношение к его составлению, и потому я знаю детали. Суть такова… Но давайте сначала промочим горло, ибо разговор предстоит серьезный.

В глазах Тины блеснули веселые искорки, но она сумела их пригасить. Зато Аркадий забеспокоился, забыв даже о закуске.

Мы выпили, затем я продолжил свой спич:

– Так вот, Аркадий… Обращаюсь к вам одному, потому как Тина в курсе. В самых общих чертах, разумеется. Наверху наконец-то обратили внимание на явные перекосы в сфере нашей культуры. Да вы и сами знаете, что практически все известные имена сосредоточены в Москве и Питере. Появилось мнение, что отныне надо активнее поощрять и тех, кто несет свой тяжкий крест в провинции. В ближайшие полтора-два года будут активно раскручиваться на телевидении и радио, а также на столичной сцене, в том числе кремлевской, наиболее маститые мастера культуры из нашей глубинки. Квоты уже определены. Если мне не изменяет память, Еланску выделены две позиции.

– Кто?.. – прохрипел Аркадий.

– Покуда определены только квоты, – ответил я, сохраняя непроницаемое выражение лица. – Но уже в ближайшее время начнется отбор кандидатур. С учетом мнения общественности и рекомендаций местных комитетов по культуре. Двигать, естественно, будут тех, кто находится в цветущем творческом возрасте и способен еще послужить на ниве культурного досуга. А ваш возраст, Аркадий, наиболее оптимален для того жанра, который вы представляете. Да и повод будет – юбилей! Вот с чем был связан мой вопрос по поводу вашего возраста…

Широкий лоб конферансье покрылся испариной.

– Сказать по правде, наш комитет по культуре постоянно интригует против меня. Там считают, что Балагулин способен только балагурить, пардон за нечаянный каламбурчик! Они ведь не вникают в подтекст! Нет, меня они зарежут! – воскликнул он в отчаянии.

– Веселее, Аркадий, мы утрем им нос! – ободрил я его. – Скажу вам по секрету: я пользуюсь – через одного нашего надежного клиента – определенным влиянием в министерстве. Ваша раскрепощенная творческая манера, Аркадий, произвела на меня неизгладимое впечатление. Да и публика принимает вас на «ура», это же факт! Я готов, господин артист, пролоббировать ваши интересы, но и самому вам придется подсуетиться.

– Что я должен делать? – растерянно развел он руками.

Я надолго задумался, затем произнес: