Боярин Матвеев особенно тщательно проверил состояние «слухов» – небольших колодцев, уходящих вниз. Через них осажденные прослушивали землю: не роет ли враг подкоп? Из одиннадцати башен, построенных для укрепления крепостных стен монастыря, воевода успел осмотреть только две. Он поднялся на Красную башню, под которой находились Святые ворота, и нашел её в хорошем состоянии. Потом осмотрел Водяную башню, на второй аркаде которой стоял огромный котел с горячей смолой. На стенах башни были укреплены «козлы» для поливания осаждающих кипятком и смолой.

Воевода проинспектировал также боевую дружину – стрельцов, ратных наемных солдат, пушкарей – и убедился, что крепость долгое время может отражать попытки неприятеля взять её штурмом. На стенах крепости он насчитал 93 пушки, и 20 стояло в резерве.

По окончании молебна Алексей Михайлович перешел в Надворную церковь, где был накрыт стол и приготовлена кровать для его отдыха перед дальней дорогой. Во время обеда воевода Матвеев доложил государю о результатах своей проверки крепостных стен монастыря.

– Оборона монастыря, государь, в надежном состоянии, – уверенно сказал он.

– Я рад этому, воевода. Передай ратным людям, особенно пушкарям, мою благодарность за их ратный труд и мое благословение за то, что не щадят живота своего в борьбе с врагами. Да поможет им Бог!

В покои царя бесшумно вошел его постельничий Фёдор Ртищев.

– Как идут дела с подготовкой к отъезду? – спросил его царь.

– Скоро все будет готово. Кортеж собираем у Троицких ворот, – низко кланяясь, ответил постельничий.

– Через час доложи о готовности.

– Слушаюсь, государь, – с поклоном сказал Ртищев и также тихо вышел, как вошел.

Алексей Михайлович лег в кровать и почти утонул в перине. «Пожалуй, по пути в Москву надо заехать в Тайнинское, с ночевкой. С осени в новом стане не был»…

Он вспомнил, как в селах Тайнинское, Братовщине и Воздвиженском его восторженно встречали с хлебами и рыбою крестьяне, посадские люди и монастырская братия. Это был праздник для души. «Потом заеду в Мытищи, – сквозь дремоту думал царь. – Побеседую с митрополитом Павлом о нововведениях в церковную службу».

Ему нравились эти многочасовые беседы и неторопливое чаепитие с рыбными пирогами и медовыми пряниками. С этими благостными мыслями он и заснул.

После отдыха Алексей Михайлович со своим казначеем обсудил вопрос об оказании посильной помощи в ремонте больничных палат и шатровой церкви Зосимы и Савватия. Кроме Артамона Савельевича, в беседе с царем принимали участие патриарх Иосиф и епископ монастыря Питирим.

Проводить государя вышло все духовенство монастыря и большая толпа прихожан. Среди них особо выделялись золотых дел мастера в красных атласных рубахах под дорогими шубами, мастера иконописи, резчики по дереву. Много было богомольцев и нищих из окрестных сел и деревень. Для них приезд и отъезд государя был большим праздником – он жаловал их милостынею.

Толпа провожающих растянулась вдоль дороги до самых ворот монастыря. Все терпеливо ждали выхода государя. Из-за облаков часто выглядывало весеннее солнце, освещая возбужденные лица людей и золотые купола монастырских храмов.

Наконец массивные двери открылись, и на паперти Надворной церкви первым появился царь. Он был в дорогой собольей шубе с золотыми кружевами и кистями, в горлатной шапке. Вслед за ним из церкви вышли патриарх всея Руси Иосиф, духовник царя Стефан Вонифатьев, епископ Троице-Сергиева монастыря Питирим, высшее духовенство и несколько ближних бояр. Среди них был и Артамон Савельевич Ховрин. Первым делом царь одарил богомольцев, раненых солдат и нищих щедрой милостынею. Потом обратился к старцам монастыря, которые окружили патриарха. Многие из них когда-то начинали с ним вместе свой пасторский путь.

– Молодцы, старцы! – похвалил их Алексей Михайлович. – Благодарю вас за то, что в тяжелое для нас Смутное время вы и отцы ваши отстояли монастырь, не отдали на разорение полякам.

Царь отвесил старцам низкий поклон. Все последовали его примеру.

– Полгода «вор» Сапега Лисовский вел осаду монастыря, но отступил, так и не добившись своего благодаря вашей храбрости и чудотворному заступничеству Сергия за свою обитель. Помолимся, отцы мои, и вспомним тех, кто не щадил живота своего.

Все собравшиеся около церкви стали молиться. Прощаясь с патриархом, который оставался в монастыре ещё на один день, Алексей Михайлович сказал:

– Жду тебя, патриарх, в Мытищах. Оттуда в Москву вернемся вместе.

Молодой царь с уважением относился к патриарху Иосифу, давно перешагнувшему восьмой десяток лет. «Чем человек старше, тем он ближе к Богу, – считал Алексей Михайлович. – Поэтому старых людей надо уважать».

В связи с преклонным возрастом, патриарх Иосиф мало занимался церковными делами и с большой надеждой смотрел на богомольного молодого царя, который не только хорошо разбирался в богословии, но практически ежедневно посещал богослужение, старался сам и заставлял других жить по законам церковной службы. Патриарху это нравилось, и за дела церкви он был спокоен.

Под восторженные крики толпы Алексей Михайлович прошел до царского кортежа и сел в свой возок. Впереди кортежа в три ряда выстроились конные стрельцы с пищалями. На их лошадях огнем сверкала ратная сбруя. За ними стояли большие нарядные сани, на которых постельничий царя и стряпчие разместили свое хозяйство. Далее следовал царский возок, на котором по обе стороны государя, не шелохнувшись, стояли его телохранители – два высоких статных юноши в белых одеждах с топориками на плечах. Топорики были украшены богатым орнаментом и служили им боевым оружием. В случае какой-либо неприятной оказии для государя, телохранители могли этими топориками запросто разрубить кольчугу и пробить панцирь нападавшим. Рядом с возком царя стоял начальник стрелецкого войска воевода Матвеев и давал последние указания Григорию Гавриловичу Пушкину, главному охраннику государя.

– Даю тебе ещё десять стрельцов с оружием, и помни, что за жизнь государя, сохранность походной казны и его парадного шлема отвечаешь своей головой!

Замыкали царский кортеж роскошные сани ближних бояр. Каждый из них был со своей конной охраной. Сбруя лошадей на солнце сверкала позолотой, радовала глаз красным бархатом и начищенными до блеска медными гремящими цепями.

Прощаясь с епископом монастыря Питиримом, царь обещал приехать на праздник святого Сергия.

– Приеду с царицей и царевичем Дмитрием. Ждите!

Митрополит Питирим низко поклонился.

– Всегда рады видеть тебя, государь, в нашей обители. Передай мой поклон царице Марье и царевичу. Даст Бог, летом свидимся.

Он трижды осенил государя золотым крестом и сказал:

–‑ В добрый путь, с Богом!

Царский картеж тронулся и когда он выехал на главную дорогу, все облегченно вздохнули и стали расходиться и разъезжаться по домам. Площадь вблизи Троицких ворот быстро опустела.

В последние дни перед отъездом в Москву усадьба Дроновых напоминала растревоженный муравейник. С утра до вечера все было в движении: приезжали и уезжали гости, кучера готовили сани и ковали лошадей, Марина Михайловна рылась в своих сундуках, примеривая наряды. Только молодые, не обращая внимания на эту суету, отдыхали в свое удовольствие.

Поздравить молодоженов с помолвкой приезжали близкие и дальние родственники Дроновых и Хватовых. В воскресенье была очередная встреча: из Александровской слободы приехала княгиня Вера Павловна Вяземская с двумя дочерьми и племянником Николаем. Дочерей звали Аня и Даша. Возраст их был самый интересный для девочек – им было по четырнадцать лет. Они родились двойняшками. Все были рады этой встрече, потому что давно не виделись.

Княжеский род Веры Павловны происходил от известного князя Афанасия Ивановича Вяземского, неожиданно для многих обвиненного царем Иваном Грозным в «новгородской измене» и безжалостно казненного.