Глаза Кирана удивлённо расширились и в них отразилась вся его боль. Он отрицательно покачал головой.

- Она не могла так сделать, - с явным отчаянием в голосе пробормотал он, остекленевшим взглядом смотря прямо на меня, но как будто сквозь меня.

Наглая ложь с моей стороны поможет ему понять, что жизнь Эмили больше не вращается вокруг него.

А также поможет мне морально убить его.

Если он вообще сможет вспомнить завтра этот разговор.

- О, поверь мне, могла, - ухмыляясь, сказал я, а затем наклонился к нему, чтобы это мог слышать только он. – Ей понравилось, когда я был сзади. А ещё больше ей нравилось, когда я хватал её за волосы. Ты просто не представляешь, насколько приятно было слушать её стоны.

Глаза Кирана, мне кажется, расширились ещё сильнее, когда я отодвинулся от него и подмигнул, допивая свой виски. Мне надо было заткнуться, но почему-то я не мог заставить себя это сделать, поэтому, вновь склонившись к его уху, продолжил:

- Ты видел эту родинку у неё на левой ягодице? Или три родинки, выстроенных в линию под правой грудью? Господи, я так люблю целовать их раз за разом, чувствуя, как она дрожит от этих поцелуев и слегка тянет меня за волосы. Её красные распухшие от моих поцелуев губы приоткрыты и из них вырывается её тяжёлое дыхание.

Я знал о существовании этих родинок, но ни разу не делал этого. И теперь, когда мысли об этом полностью заполнили мою голову, я не мог думать ни о чём другом, кроме этих проклятых родинок.

Образы были настолько живыми в моём воображении, что мне даже пришлось подумать о её гневном взгляде, который прожигал меня буквально вчера, чтобы хотя бы немного успокоить кровоток, направившийся совершенно не туда.

Но даже это не помогло. Теперь перед моими глазами стояла картина, о существовании которой я вообще не должен был задумываться: Эмили, в своём белоснежном кружевном белье лежит на моих чёрных простынях, её распущенные волосы растрёпаны и больше похожи на расплавленное золото. Её практически мраморная кожа создаёт восхитительный контраст с постельным бельём.

Эмили протягивает руки в мою сторону, словно приглашая меня к себе. И я не могу этому сопротивляться. Такому вообще можно сопротивляться?

Я припадаю губами к её плоскому животу, руками обхватывая её тонкую талию и медленно поднимаюсь выше, чувствуя, как она, словно податливая глина, выгибается мне на встречу, чтобы быть ближе. Ещё ближе. Эти родинки оказываются прямо под моими губами, и когда я целую первую из них, ноги Эмили обхватывают меня за талию, слыша при этом тихий стон, сорвавшийся с её губ. Мне всегда нравилось слышать именно его – самый первый стон, слегка задушенный, тихий, беспомощный, потому что последние частички сознания начинают утекать сквозь пальцы, словно песок.

От этого жеста я едва не задыхаюсь. Её горячая кожа бёдер буквально прожигает мои рёбра, заставляя воспламеняться и меня тоже. Я всегда сравнивал её с пожаром, диким, необузданным, уничтожающим всё на своём пути. И, оглядываясь сейчас назад, я думал в каком именно моменте я разрешил себе сгореть в нём. Кажется, это было ещё даже до нашего первого секса – в тот самый момент, когда она заглянула мне прямо в глаза, заставляя тонуть в океане своих глаз, я позволил себе сгореть.

Звучит иронично: сгореть в океане. Но именно это приходило мне на ум каждый раз, когда я смотрел в её глаза. Они пылали, затягивали в себя, заставляя гореть. И я горел.

Эмили зарывается своими тонкими пальчиками в мои волосы и слегка тянет их. Я поднимаюсь ещё выше, руками спуская лямки её лифчика, и, заметив мурашки на её коже, едва сдерживаю улыбку. Мне нравится вызывать у неё такую реакцию. Спускаю лифчик вниз, открывая себе вид на её округлые груди с едва заметно стоящими сосками. Я чувствую, что Эмили перестала дышать, глядя на меня своими глазами-океанами. В её глазах немая просьба, и я повинуюсь, потому что в следующую секунду губами обхватываю один сосок, а второй принимаюсь ласкать и пощипывать пальцами. И вновь этот стон, который заставляет едва ли не прожигать ткань джинсов вокруг члена, что хочется содрать их с себя и, отодвинув тонкую полоску ткани вбок, войти в неё полностью, резко, быстро, ожесточённо. Поймать её стон своими губами, закопаться рукой в её волосы, сделать так, чтобы в её голове не осталось ничего, кроме моего имени.

- А ты когда-нибудь пробовал трахать её в ванной под душем? – яростное желание растоптать Кирана ещё сильнее не покидало меня, заставляя оторваться от столь живых мыслей. И я говорил дальше. Шептал ему на ухо, точно уверенный, что эти слова отпечатаются где-то глубоко внутри него. И насколько бы он не был пьян, он запомнит. А я всё ещё смаковал так внезапно возникнувшую в голове фантазию. - Её волосы липнут к её телу, к твоему телу, а этот жар, исходящий не только от неё, но и от воды. Она ведь любит воду погорячее. И её тихие стоны, шепчущие твоё имя. Словно молитву. А ты дальше продолжаешь входить в неё раз за разом, пока в твоей голове не остаётся лишь твоё имя, произносимое ей, снова и снова.

- Заткнись! – взревел Киран, стукнув кулаками по столу. – Я знаю Эмили. Она ни за что не стала бы спать с парнем, которого так мало знает!

Я ухмыльнулся. Эту ухмылку Эмили часто сравнивала с ухмылкой Люцифера. Мне вообще нравились все эти её сравнения меня с Люцифером. Потому что если бы реинкарнации Люцифера существовали – я бы определённо был одной из них.

- Может быть, - уклончиво ответил я, расплываясь в ещё более коварной улыбке, и в последний раз наклонился к уху Кирана: – Но откуда тогда я знаю такие подробности?

Сев ровно, я уже было потянулся к внутреннему карману, чтобы расплатиться, как вспомнил, что выпивка бесплатная. Ну, тогда последнюю.

Махнув официанту, чтобы он налил мне ещё, я перевёл взгляд на Кирана, который отстранённо сидел на барном стуле и смотрел куда-то в полку с мартини. Видимо, переваривал все мои слова. И нет, не жалко.

- Ты её любишь? – внезапно тихо спросил он, чуть поворачивая голову в мою сторону, но всё ещё смотря в ту же точку, и я едва услышал его вопрос.

- Что? – с усмешкой переспросил я, беря в руки только что наполненный стакан. Он резко повернулся ко мне и гневно уставился в моё лицо.

- Ты. Её. Любишь? – выговаривая каждое слово и скаля зубы, спросил Киран. На его лице отразилась вся боль, которую он сейчас испытывал. Словно вёл внутреннюю борьбу: ударить меня или нет. И мне внезапно захотелось, чтобы он выбрал первый вариант.

- Конечно нет, - насмешливо ответил я, наблюдая за тем, как по его лицу ходят желваки. Давай же. Ударь. – Это просто секс. И ничего больше.

- А я её люблю, - прошептал он, и я скорее смог прочитать по его губам, чем услышать что он сказал. Он криво усмехнулся и отрицательно покачал головой, а затем полез в карман брюк и достал свой телефон.

- Поздравляю, - ответил я единственное, что пришло мне в голову. А что ещё я мог ответить на это? Конечно, я мог разбить его ещё сильнее, но это уже не будет так весело. Потому что он и так знал, что она ненавидит его.

Не сумев удержаться, я посмотрел на дисплей экрана Кирана и с удивлением понял, что у него на заставке стоит фотография Эмили в-том-самом-платье, и её улыбка – самое светлое, что я вообще видел за свою жизнь. Теперь все сравнения с солнцем действительно казались мне правдивыми. Она правда умела так улыбаться?

Киран трепетно, немного дрожащими пальцами провёл по экрану, прежде чем разблокировать его. Не удержавшись, я закатил глаза. Все эти его слова в адрес Эмили были настолько пустым звуком, что я не понимал чего он хочет на самом деле.

Если бы он в самом деле хотел её вернуть, то явно бы не стал приезжать сюда с её матерью и заявлять о том, что Эмили обязана вернуться в Лондон.

Ведь все мы знаем, что девушки любят ушами. Даже такие девушки как Эмили.

В голове вновь поплыли воспоминания о том, как Эмили дрожит от возбуждения, когда я шепчу ей на ухо разные пошлости. Эмили подо мной на рабочем столе, Эмили в душе со слегка приоткрытым ртом, по которому стекает вода, и это выглядит слишком возбуждающе, чтобы быть правдой.