В сенях кто-то сильно хлопнул дверью. Отшвырнув задрожавший полог, в горенку ввалился Микешка, высоко маяча своей нелепо-пестрой папахой. Увидев полуобнявшуюся пару, он ошалело замер меж косяками. При его внезапном появлении они даже не шелохнулись. Микешка понял, что Кунта сказал ему правду. Стащив с головы папаху, покачиваясь на нетвердых ногах, заговорил сбивчиво:
- Извиняйте, дядя Петр, услыхал я и ушам своим не поверил. А теперь вижу, что и на самом деле... - Микешка запнулся, но тут же, качнув нетрезвой головой, спросил: - Поздравить разрешите, дядя Петр?
- Ну что ж, валяй, раз пришел, - глухо проговорил Петр Николаевич.
- Ну, значит, с нареченной, как говорится! Вот ведь какая оказия! Микешка повернулся к Василисе, низко поклонившись, продолжал: - И тебя, Василиса, от всей души поздравляю, и даже очень рад!
- Спасибо, Микеша, - поднимая на него влажные глаза, ответил Петр Николаевич, удивляясь вольности и чрезмерному многословию гостя.
Он не знал, что у Микешки день сегодня был тоже особенный.
Все последние дни Олимпиада сидела у себя в спальне и никуда не выходила. А сегодня вдруг позвала Микешку и объявила, что Доменов исхлопотал для него отсрочку по семейным обстоятельствам. Выйдя от Олимпиады, Микешка забежал к экономке на кухню и выпил косушку водки. Сейчас стоял перед Петром веселый и излишне разговорчивый.
- Ведь он для меня все равно что отец родной, - говорил он смущенной Василисе. - За ним будешь как за каменной стеной, в обиду ни-ни! Конечно, всякое может быть в семье, там и сноха и прочее...
Под "прочим" Микешка имел в виду, как встретит это сногсшибательное событие находившийся в полку Гаврюшка, как взглянет на Василису закостенелая каста станичников и коварные и острые на язык станичницы.
- А тут на днях о вас, дядя Петр, Лимпиада Захаровна спрашивала, даже повидать вас намеревалась, - оживленно и весело продолжал Микешка.
- Ладно, не распространяйся шибко, а садись, - сухо сказал Петр. Ему не по душе были Микешкины излияния, да и волновали слишком. Сейчас у него не было желания вообще видеть кого-либо, тем более Олимпиаду.
...А гости, к великому удивлению Петра, прибывали один за другим. Василиса с беспокойством поглядывала на бедно заставленный стол, где пока сиротливо прижались друг к дружке три граненых стакана и одна колченогая рюмка.
Принаряженная, располневшая от беременности, пришла Даша и нежно облобызала млеющую от стыда Василису. Явился знаменитый Мурат в своей вишневого цвета рубахе и, щеря белозубый рот, бесцеремонно сел за стол. Почти всей семьей пожаловали Фарсковы, степенно поздоровались и чинно расселись на скамье. Жена старика и сноха держали в руках по свертку, а муж Александры извлек из кармана три бутылки вина.
Петр Николаевич с недоумением поглядывал на Василису. Она растерянно пожимала плечами и ничего ответить не могла. Решено было позвать одного Василия Михайловича, а тут, по виду незваных гостей, затевалась настоящая свадьба...
Наконец показались в дверях счастливые и улыбающиеся Устя и Кондрашов. Увидев его, Петр Николаевич вскочил и быстро пошел к нему навстречу. Поздоровавшись, он сразу же вывел Василия Михайловича на двор.
В темном, безбрежном небе радужно плескались мигающие звезды. За углом землянки похрустывал сеном Ястреб.
- Так, значит, и сказал, что седлать пора? - присаживаясь на край кошевки, спросил Василий.
- Именно, Василий Михайлович. Я так понял, что вам скорее надо покинуть наши края, - ответил Петр. - Если нужна моя помощь, я готов. Вот он, конь-то! Сначала можно в аул к Тулегену, а там хоть на край света. Не догонит ни один стражник. Приказывайте.
- Спасибо, Петр Николаевич. Но, понимаете, ехать мне сейчас нельзя. Чтобы не подвести товарищей, я должен хорошенько спрятать концы, замену подобрать. Сюда прибывает много нового, свежего народа. С ним работать нужно. Спасибо еще раз Захару и передайте, что обо мне беспокоиться не нужно. А вот за вас с радостью сегодня выпью хорошую рюмку водки! За вас и за Василису. А ведь вам повезло, ей-ей, счастливый билетик вытянули!
- Может быть, Василий Михайлович, - сказал Петр. - Только больно уж все на скорую руку...
- А это, брат, хорошо! Когда неожиданно, значит, к большому счастью! - воскликнул Василий Михайлович.
Ястреб обеспокоенно переступил с ноги на ногу и перестал есть. Выбежала Устя, выбранила их и потащила в избу.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
- Это что же, дорогой товарищ станичник, - пожимая через стол руку Петра, гремел бас Архипа Буланова, - такую из нашей артели девку умыкнуть задумал втихомолку... Негоже!
- А я, друг, и сам не знаю, как все завернулось, - глухим, напряженным голосом проговорил Петр Николаевич. Сутуля широкие плечи, он сидел в переднем углу, окончательно подавленный неожиданным количеством гостей, и не знал, куда девать глаза и большие, тяжелые руки. Рядом неумело и робко жалась к нему смущенная и растерянная Василиса.
- Выходит, без меня женили, я на мельнице был? - балагурил Архип.
- Выходит, так, - подмигнул Василий Михайлович, присаживаясь рядом с Петром.
- А ты, Михалыч, за него не отвечай, пусть он сам слово скажет.
- Да уж что тут говорить! - Петр Николаевич покачал головой. Все, что вокруг него сейчас происходило, похоже было на какой-то беспорядочный сон.
- Учти, товарищ Лигостаев, в рабочую семью берем, - не унимался Архип.
- Придется. - Непривычное, малознакомое слово "товарищ" прозвучало для Петра как-то особенно сердечно и доброжелательно. Кинув это слово, Буланов будто мостик перебросил через пропасть.
- А ты, соколица-молодица, тоже себе на уме, - продолжал Архип. - От мужиков нос воротила и вдруг казака отхватила? Подумать только!
- Скажете тоже... - Наклонив голову, Василиса беспокойно и торопливо мяла в пальцах голубенькую ленточку, вплетенную в тяжелую, светящуюся золотом косу.
- Все, что надо, я тебе, Васенка, потом скажу, а сейчас подойду и чмокну в щеку и на жениха твоего не погляжу, - улыбнулся Архип.
- Ты ее, чмокалка, не конфузь, лучше подарочек приготовь, - вмешалась Лукерья и принялась рассаживать в тесной комнате гостей.
Продолжая шутить, Архип щедро сыпал прибаутками. Даже чинные, строгие лица Фарсковых от шуток Архипа отмякли и потеплели. В свое время у старика была думка женить непутевого Лариошку на Василисе, но жена, присматриваясь к красивой каторжанке, колебалась долго и побаивалась ее острого языка. Шутка сказать, барина кипятком ошпарила! А теперь, глядя на счастливую Василису, Фарскова раскаивалась и жалела, что упустила работящую сноху.
