ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
О семье Лигостаевых Усте подробно рассказал в свое время Василий Михайлович. Между ними давно установились самые тесные, дружеские отношения. Вместе с Кондрашовым она ездила на похороны Анны Степановны, помогла Степаниде собрать поминальный обед, ездили они и на проводы, когда Гаврюшка уходил на службу.
- Очень хорошо, Петр Николаевич, что вы к нам заехали, - беря из его рук новый дубленый полушубок, говорила Устя. - А мы с Василием Михайловичем на масленицу к вам в гости собираемся.
- А я как раз за Василием Михайловичем Кунту послал. Повидать мне его нужно по важному делу.
- Так и я за ним послала!
- Вот и хорошо, - сказал Петр Николаевич.
- Петр Николаевич, да вы совсем красавец, - поглядывая на гостя, лукаво говорила Устя.
- Нет, Устинья Игнатьевна, вы меня смущаете. - Петр стеснительно одернул почти новый казачий мундир из темно-синего касторового сукна, вытащил из кармана гребешок и начал безжалостно расчесывать темный, с малой проседью чуб.
Прижавшись к косяку, Василиса следила за каждым движением Петра.
- Да бог с вами, Петр Николаевич, чего вы конфузитесь? Вы же очень хорошо знаете, как я вас люблю и уважаю, - сердечно и искренне продолжала Устя. - Поверьте, если бы не один человек, вот вам крест господний, сама бы пошла за вас замуж. Не верите? - тормоша его за светлую, с двуглавым орлом пуговицу, спрашивала она.
- Много для меня чести, Устинья Игнатьевна, - неловко вертя в руках гребешок, сказал Петр Николаевич. - С моим почтением, но только мы не пара с вами. Вы образованная, а я простой пахарь.
- Пустяки, Петр Николаевич! Наверно, у вас хватило бы терпения научить жену этому нехитрому делу. А кстати сказать, я еще с детства умею и косить, и серпом жать, и коров доить, и калачи печь!
- Ну раз такое дело, Устинья Игнатьевна, не станем время терять. Заверну вас в тулуп, в кошевку - и марш-марш к отцу Николаю...
- Ничего не выйдет, милый дружочек, опоздали мы... Я ведь намекнула вам, что есть у меня один человечек...
Устя наклонилась к нему и доверчиво взяла его за РУКУ.
- Только ради бога прошу, пока никому ни слова, - прошептала она.
- Об этом, Устинья Игнатьевна, меня не надо просить.
- Говорю вам, как родному брату: я недавно, ну совсем на этих днях, вышла замуж, - призналась она и стыдливо склонила голову.
- За кого же? - тихо спросил Петр.
- Неужели не догадались?
Хмуря широкие, ровные брови, Петр Николаевич, помолчав немного, раздельно проговорил:
- Вашим мужем никто быть не может, окромя Василия Михайловича. Но теперь, Устинья Игнатьевна, я буду на вас в обиде. Как же так без свадьбы? У нас этак не полагается!
- А мы давайте две свадьбы сразу сделаем, нашу и вашу, - счастливо улыбаясь, шептала Устя.
- Вам-то, пожалуй, действительно, поспешить нужно, а у меня трудная песня, Устинья Игнатьевна. Жениться я покамест не собираюсь, да и невесты на примете нет, - всерьез проговорил Лигостаев.
- Есть невеста, миленький Петр Николаевич, да еще какая невеста!
- Не надо шутить, - строго сказал Петр.
- Ни капельки не шучу, дорогой мой! Славная, красивая и давно любит вас. Да знаете вы ее!
- Несуразное что-то вы говорите, Устинья Игнатьевна, никого я не знаю.
- Как это не знаете, когда только что вместе приехали? - Лигостаев хотел было попятиться назад, но Устя удержала его. "Что не сможет свершить сам бог, сделает одна женщина", - подумала она с веселым лукавством, не отпуская его руки.
- Что вы, голубушка, Христос с вами! - растерянно шептал Лигостаев.
- Любит она вас до смерти!
- Господи, у меня сегодня такой день!.. - прошептал Петр Николаевич.
Когда Устя и Петр Николаевич вошли в горенку, Василиса стояла, прижавшись спиной к теплой стенке и затаив дыхание.
- Василиса! Где ты? - ведя упирающегося Петра Николаевича за руку, позвала Устя. Василиса не откликалась. - Выходи, глупенькая. Гляди, кого я тебе привела. Вы поговорите, а я сбегаю за Василием Михайловичем.
- Это правда, Васса? - после долгого молчания наконец спросил Петр Николаевич негромко.
- Да, Петр Николаевич, - смело посмотрев ему в глаза, твердо ответила Василиса.
Ответ застал его врасплох. Отмахнув от себя папиросный дым, снова спросил с нарастающим волнением:
- Чем же я тебе так пришелся?
- Если бы я знала, - склонив голову, ответила она. - Этого никто не может знать. Пришелся по душе - и все тут...
- И все тут... - медленно покачивая головой, повторил Петр Николаевич. - У тебя раньше-то парень какой-нибудь был? - Вопрос как-то сам по себе сорвался с уст Петра Николаевича. Ему даже стало неловко. Ладно, все это пустяки: был али не был!
- Нет, такое не пустяк. - Ловя ртом воздух, она схватилась за грудь. - Я уж все расскажу, тут нельзя промолчать! - Она говорила протяжно, полушепотом, словно преодолевая боль.
Слушая ее краткую исповедь, Лигостаев чувствовал, как тело его пронизывает горячий озноб.
- А после я удавиться задумала. Осень была, дождик лил. Этап наш в сарае остановился. Я рубашку на ленточки порвала и сплела веревочку. Выбрала местечко в уголышке и решила ночью это сделать. Но Устинья Игнатьевна заметила. Я как помешанная тогда была и все руки ей искусала, а потом вот подружились, и на Тагильский завод нас с ней вместе пригнали, а там уже позже освобождение вышло.
Ее доверчивый, бесхитростный рассказ потряс Петра Николаевича и окончательно сокрушил ту преграду, за которой хоть и слабенько, но еще маячила его казачья спесь.
В горенке слышался скрип ветхого стула, который грузно давила крупная фигура Лигостаева.
- Подойди ко мне, - мягко попросил Петр Николаевич.
Василиса покорно встала и смущенно оправила смявшуюся на юбке оборку.
- А ты поближе, - приветливо кивнул он и поманил ее пальцем.
Она вдруг шагнула вперед, закрыла лицо руками и медленно встала перед ним на колени.
- Что ты, Васса, что ты! - Петр Николаевич вскочил. - Это зачем еще? Ах ты, глупая! - Он подхватил ее на руки и приподнял. - Видно, уж сам бог послал мне тебя. А уж раз так, если ты согласна, будь женой моей перед богом и людьми!
Задрожав, она прижалась к нему и совсем сникла. Он усадил ее на низенький сундучок, накрытый какой-то дерюжкой, ласково гладил упругий жгут шелковистой косы и не смог уже справиться с подступившей к горлу спазмой.
