- Сонь...

- Ну, ладно. Потом давайте, когда я доем. Только платье я сама выберу, чтоб папе понравиться. Мы с мамой специально новое купили! И завяжите мне бантики!

Ну, Вера! Жду, пока две жиденькие косички сбегут обратно к столу, и вновь вонзаюсь взглядом в сестринские каракули. Подложила же мне свинью! И кота, который прыгает мне на колени, урча, как старый холодильник "Саратов".

Не от хорошей жизни я на такую крайность пошла - собственную дочку на родню повесить. И сердце кровью обливается, как представлю, что она без меня... Но я и тебя знаю, Вась, ты справишься. И если всё для меня кончится плохо, вырастишь из неё хорошего человека.

Что значит плохо? Столько лет ни слуху ни духу, и первое, что она делает, заявившись ко мне, сбегает, оставляя такие вот странные послания? Чтоб я спать не могла, гадая, в какую передрягу  попала её пухлая задница! И ребёнок... Что я с ребёнком делать буду? Я пса воспитать не могу, а тут человек! Маленький, которого, между прочим, нужно кормить, одевать, и учить чему-то... Не печенье же ей лопать до совершеннолетия!

Вася, а теперь к главному. Я эту тайну в себе шесть лет ношу, не знаю как признаться... Духу не хватает, вот и сбежала от вас подальше. В общем, Сонька у меня не от Петьки Санникова, так что зря мама его столько лет чихвостила. Мы и не целовались ни разу, откуда ж ребёнку взяться? А отца её ты хорошо знаешь. Пожалуй, лучше всех на этом свете. От Макса она...

Руки у меня леденеют. Даже образ валяющейся в канаве Верки из головы улетучивается. И лист этот валится прямиком на кота Василия, который в панике тут же спрыгивает с моих рук и прячется за одну их коробок. Кажется, с сервизом...

Господи, что значит от Макса?

Не веришь, я доказать могу. У неё на правой лопатке...

Теперь я лист бросаю добровольно. Срываюсь с места, так и не дочитав до конца, и бегу к Соньке, немного напугав её своим появлением. Без лишних слов обхожу обеденный стол и задираю розовую футболку, под громкие возгласы недовольной племянницы. Она, кажется, колбасу с бутерброда уронила...

- Вы чего?

- Ничего, - шепчу непослушными губами и пялюсь на родимое пятнышко. Оно на пятачок похоже: небольшое, овальное, а в самом центре две тёмные точки... У моего бывшего мужа один в один такое же...

- Тёть Вась, у вас болит что-то? - девочка поправляет футболку и испуганно на меня косится. Как тут не испугаться, если я побелела, как эта керамическая чашка в её руках, да ещё и слёзы по щекам текут?

- Давайте, доктору позвоним? Я номер знаю. У вас телефон есть? А, ладно! Я свой возьму, мне мама старый отдала!

И вправду мобильник достаёт, простенький. Но вызвать скорую я ей не даю. Они от таких ударов судьбы не лечат...

- Нет. Просто не выспалась... Сонь, ты тут сама ладно? Чай наливай, если добавки захочешь. А я с собакой погуляю...

И убегаю. Только влезая ногой в левый кроссовок, осознаю, что пса я благополучно забыла. Хватаю рулетку трясущимися руками, не с первого раза зацепив её за ошейник, и в полном тумане выбираюсь в подъезд.

Я к такой правде совсем не готова... Ведь это абсурд, полнейший абсурд, который Верка зачем-то хочет выдать за правду. Чтобы Некрасов с моей сестрой... Думаю об этом, и его последняя любовница в памяти всплывает. Мария, или Марианна, так и не запомнила имени. Зато запомнила вишенку, набитую на её заднице...

Господи, а может, и мог... Он всё что двигалось в койку тащил. И вновь я слёзы по щекам размазываю, даже консьержки не постеснявшись.

- Антонина, а сестра моя...

- Так с полчаса, как ушла. Сказала, на поезд опаздывает. А вы племянницу к себе на лето взяли?

Я киваю, а женщина меня расхваливать принимается. Мол, вот что значит настоящая семья! Знала бы она, насколько крепкая... Вон, как оказалось, даже мужиков и тех из руки в руки передаём...

Сажусь на мокрую от дождя скамейку и вновь из куртки письмо достаю. Больно читать, но выбора же у меня нет...

У неё на правой лопатке пятно родимое. Увидишь, поймёшь. Вась, ты прости. И за ложь, и за Соньку... Я потому и уехала, боялась, что правда наружу всплывёт. Ты же его так любила! В дом привела с родителями знакомить, а у меня всё внутри заледенело, ведь такое только в фильмах бывает... Впервые в жизни спуталась с незнакомцем, и вон как. Не узнал он меня, и к лучшему. Надеюсь, простит, что столько лет дочь от него скрывала, и станет для неё хорошим отцом. Вы берегите Соньку, Вась. Мне, кроме вас, её доверить некому. А там... Может и обойдётся. Увидимся и втроём поговорим.

Твоя Вера.

P.S. В одной из коробок Сонькины документы. В них найдёшь блокнот с хомяком на обложке. Прочти! Это важно!

Отлично. Макс наложил кучу посреди тротуара, а значит я могу вернуться домой. Только как себя заставить подняться? Ведь я не имею ни малейшего понятия, что мне теперь со всем этим делать...

- Уволю! Ты, Некрасова, совсем оборзела? Мало того, что задержалась на час, так ещё и с ребёнком заявилась! У нас что здесь детский сад? - Анатолий Никифорович, или Толик, как мы зовём его за спиной, швыряет в меня смятый листок. Обычно мне удаётся увернуться, но сегодня я в плохой форме, а потому забракованная начальником статья попадает мне прямиком в лоб. - Ты для стенгазеты, что ли, пишешь? У нас солидное издание, как я такое в печать пущу?

Солидное издание, ага, сейчас! Газетёнка, с тиражом в три с половиной тысячи экземпляров, и добрая половина из них идёт на растопку гаражных печей.

- Что это за хрень? Кто ж станет читать про какой-то шахматный турнир?

- А других в городе не проходит...

- Да что ты? А в "Вестнике" на прошлой неделе про конкурс красоты писали! Вот, - тычет пальцем в чёрно-белые снимки на шестой странице конкурентного издания, - а ты говорила их у нас тоже нет...

Докопался... Там и не конкурс вовсе. Так, три местные клуши в безвкусных платьях по школьной сцене прошлись, а раздули целое шоу! Да и вообще, мне не до этого сейчас! У меня катастрофа! Мир рушится по кирпичикам, и если я как можно скорее не найду Верку, под грудой кирпичной крошки и помру.

За Соней станется, она весь дом до основания разнесёт! Спокойная, ага, сейчас! С матерью, может быть, а вот меня даже слушать не стала, когда я ей сотню аргументов привела, чтоб утопающее в рюшах платье оставить дома. Разревелась, наконец, вспомнив, что на материнском плече обиды переживаются легче, и так быстро убегала из зала, что добрую половину коробок снесла. Я их минут двадцать складывала, под её вой: "Хочу к маме"!

- Проворонила, признаюсь. Но про шахматные турниры тоже должен кто-то писать.

Не всех же только голые коленки интересуют. Кстати, мне ещё Соньке колготки застирать нужно. А то пока мы к редакции бежали, она прямо в лужу упала. А потом опять плакала минуты три, ведь новенькое платье тоже пострадало.

Вот почему детям стоит прислушиваться к взрослым! А некоторым взрослым не стоит рожать, потому что отстирывать от одежды пятна в полевых условиях я не умею! Да, на кой чёрт мне эти заботы?!

- Бездарность ты, Некрасова! Ладно, давай сюда свою писанину, один хрен что-то печатать нужно. И интервью с Довлатовой чтоб к завтрашнему утру было готово! Мы его на первую полосу пустим.

- Будет сделано, - соглашаюсь, не имея ни малейшего представления, как всё успею, и, наконец, выхожу от главного. Иду прямиком к своему столу, вымученно улыбаясь на понимающие взгляды коллег. И Соне улыбаюсь, ей и так досталось: мать усвистала в неизвестном направлении, банты съехали с макушки, ведь руки у меня растут не из того места, а обедает она вредным хот-догом. Детям же можно хот-доги?

- Старый хрен, - сажусь на краешек Ириного стола и устало растираю виски. - Что делать-то? Я ни в жизнь материалы не обработаю...

- Всё так плохо, да? - подруга косится на мою племянницу и сочувственно пожимает мою коленку. - Ну хочешь, я за тебя напишу? Ты, главное, в детский дом съезди и интервью возьми. Меня этот лысый чёрт ни за что не отпустит, пока я с рекламой не разберусь.