Ведьма говорила совершенно спокойно, словно обсуждала какую-то обыденную вещь, и это возымело действие на упрямого ребёнка. Пусть эта странная тётка покомандует, всё равно здесь даже на полу чище и приятнее чем в доме, в котором она прожила последние несколько месяцев. И она хотя бы не кричит и не замахивается на неё. А её дети (благо их нет!) не пытаются силой засунуть её в бадью с холодной водой и оттереть от природы смуглую кожу до нордической белизны.

И Стина, недовольно сопя, послушно потопала в выделенную для неё комнату, чтобы перенести постельные принадлежности на указанное место. А Агне продолжила колдовать над окнами, особенно тщательно проверяя их на предмет зазоров между стеклами. Холода близко, незачем дважды проделывать одну и ту же работу.

Стоило Стине улечься на импровизированную постель под пуховое одеяло, она тут же забыла про свои обиды и сладко засопела, наконец, отогревшись от сквозняков, которые продували Медовый зал. Агне, прислушавшись к мерному детскому дыханию, тихонько прикрыла дверь.

Пора.

Ведьма расставила по полу загодя подготовленные свечи и провела между ними линии мелом так, чтобы получился лабиринт, села по центру на колени и выгнала из своего сознания абсолютно все мысли, и перестроила его в некое подобие радара, улавливающего эманации нечисти, хотя это было и не обязательно.

Она и без того знала. Они здесь. Они пришли за Стиной.

Она так просидела час, чувствуя, как нечисть подступает к дому, ощупывает её защиту в поисках лазейки. И отступает. И подступает снова.

Будь Агне сегодня одна – она бы спокойно легла спать – у мелких бесов, утаскивающих души маленьких девочек, не хватило бы сил, чтобы пробить её защиту, даже у спящей. А больших она не интересовала.

Но не сегодня.

Ведьма знала, что дальше будет сложнее, с каждым часом нечисть вступает в силу, и больше всего мощи она наберёт в предрассветные минуты, и тогда важно не сплоховать. Как же сложно. Натиск всё сильнее.

Сильно за полночь нечисть вошла в силу настолько, что смогла материализоваться в мире.

В дверь забарабанили.

– Впусти! Прошу! – раздался истеричный женский голос. – Пожалуйста! У меня на руках маленький ребёнок! Он умирает! Агне!

Ведьма знала, что никого живого нет на пороге, и всё же потянулась туда своим сознанием проверить. Так и есть. Только тьма.

Секунды потери контроля за дальним углом хватило для того, чтобы одна из тварей выдавила слюду из рамы и просочилась внутрь. Но так и не смогла зайти за белую завесу простыни – отпрянула, словно обжёгшись.

Агне, мысленно дав себе пинка, снова вернула контроль за всем периметром.

– Впусти нас… – наконец раздался шёпот. – Мы всё равно без неё не уйдём.

– Обещаем, мы не тронем тебя…

– Сестра, помоги…

– Мы подожжём дом…

Ведьма даже бровью не повела, когда кто-то начал словно тараном выбивать тяжёлую дверь. Нельзя. Им не пробить защиту.

Предрассветный час. Самый тяжёлый. Агне чувствовала, что её силы на исходе, скорее бы солнце встало. Если она сейчас потеряет сознание – это будет конец всему. Нельзя!

Она до боли ущипнула себя за руку.

Когда, наконец, забрезжили первые, холодные лучи солнца, ведьма увидела их силуэты, беснующиеся на белых простынях. Они толкались и шипели, и им, казалось, не было счёта. Пора.

Она резко подорвалась с места, не обращая внимания на острую боль, пронзающую затёкшее тело, и сорвала первую простыню, встряхнув её словно после стирки, силуэты забились в конвульсиях и растворились в солнечных лучах.

Затем со второго окна, с третьего.

Всё, последний рывок, осталось одно, дальнее окно.

Уже подойдя к нему и взявшись за простыню, Агне почувствовала, что её сознание уплывает, словно её зовет кто-то, и она не может противостоять этому зову.

– Впусти нас! – повелевающее гремел в её голове чей-то голос. – Ты станешь самой могущественной ведьмой из ныне живущих…

Мгновения промедления хватило, чтобы нечисть прорвалась из-под полога и быстрым потоком хлынула из выдавленного окна.

Агне захрипела, схваченная за горло кем-то очень сильным, понимая, что дверь в комнату Стины – последний рубеж. Если она откроется – это конец. И для неё, и для девчонки.

Она отчаянно закричала, высвобождая в заклинании последние остатки силы, понимая, что этого не хватит даже чтобы на миг притормозить нечисть и дать девчонке выбежать на улицу, где уже безопасно.

Орда мелких бесов носилась по комнате, снося всё на своем пути и слепо ища дверь, за которой спряталась их желанная добыча.

В следующий момент Агне с ужасом заметила, что дверь в маленькую комнату отворилась и оттуда вышла Стина. Заспанная и растрёпанная.

– Что тут происходит? – она быстро осеклась, видя, как замершая в предвкушении нечисть нацелила на неё свои маленькие злобные глаза.

– Беги… – с титаническим усилием выдавила из себя ведьма. Вместе с этим простым словом с губ её сорвалась кровавая пена.

Это словно послужило сигналом, и вся орда ринулась в сторону девчонки.

Глаза Стины расширились от ужаса, и она сделала то, что первое пришло в голову. Упала на колени и начала истово молиться на незнакомом для Агне языке, сжимая в кулаке амулет, который висел у неё на шее.

Дом содрогнулся и, кажется, даже застонал, а вся нечисть, что крутилась вокруг, начала осыпаться на пол чёрным пеплом, в считанные мгновения всё было кончено.

Ведьма подползла к все ещё шепчущей что-то и раскачивающейся из стороны в сторону девочке и с ужасом поняла, что ей отвечают иные силы. Она обняла Стину за плечи и потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, уже совсем рассвело, Стина так же сидела над ней на коленях, над лицом ведьмы раскачивался амулет, висящий на веревочке на шее девочки. Крест с распятым на нём человеком.

– Откуда это у тебя? – слабым голосом спросила она, коснувшись пальцем амулета.

– Къелл вчера дал… – девочка сжала крест в кулачке, словно боялась, будто ведьма сейчас его заберёт.

– Понятно. Нужно будет его отблагодарить, – Агне слабо улыбнулась. – Стина…

– Это не моё имя, – девочка разжала кулак и с вызовом посмотрела ведьме в глаза. – Мне его дали уже здесь, родители меня нарекли по-другому.

– И как же?

– Богданка, – она улыбнулась, словно вспомнив что-то хорошее.

– Значит, и я буду звать тебя Богданкой.

Агне ответила не её улыбку, неожиданно тёплую и лучезарную, и в этот момент пришло ясное понимание. Не огонь. Не смерть. Не тьма.

Свет.

Они ещё долго так сидели на полу, пока Агне не почувствовала, что тело снова затекло и начало ныть. Тогда Богданка помогла ей перебраться на постель. Больше всего после прошедшей ночи ведьме хотелось отоспаться. Денька два.

Но жители деревни если и знали о её желаниях, то плевать на них хотели. У них были другие проблемы: утром все двенадцать детей проснулись с потемневшими лицами, страдали от жара, который матери не могли сбить.

– Агне, это происки демонов? – спрашивал её Ульрик – молодой ещё парень, который только обзавелся семьей, и чей ребёнок болел сильнее всего по дороге в деревню.

– Я не знаю, – горло ведьмы саднило, поэтому её голос был мало похож на человеческий.

Она шла рядом, держась за ушибленные рёбра и опираясь на плечо Богданки. Путь до деревенского частокола был сложным как никогда и казался ей вечностью, все мышцы горели огнём.

Прохладный осенний воздух приятно холодил горящие огнём щёки, а глаза ведьмы слезились. Она прекрасно понимала, что сейчас, кроме как советом, ничем не сможет помочь обеспокоенным матерям. И всё равно упрямо шла за Ульриком к его дому.

Атмосфера горя и отчаяния, пропитавшего деревню, начала давить на виски Агне задолго до того, как она подошла к частоколу. Ведьма успела подметить, что Богданка тоже недовольно закусила нижнюю губу: она чувствовала то же самое, но в силу отсутствия знаний не могла дать оценки своему состоянию.

В деревне Агне провожали тяжёлыми взглядами, полными ненависти, презрения и надежды. То и дело в спину летели злые шепотки. От самосуда этих людей останавливало только то, что она была единственной, кто, возможно, сможет помочь.