Ростов-Товарная встретила троицу удушливым букетом из ароматов дынь, бензина-керосина и тухлой рыбы. Пустые желудки и бессонная ночь тряски на платформе со щебнем требовали еды и ночлега. Незнакомый город, безлюдные улицы в мареве полуденной жары. Каждый шаг отдается острой головной болью от выпитых накануне пары бутылок «плодово-выгодного»[47].

Хозяйка хаты на окраине Ростова обещала накормить и пустить переночевать за символическую плату. Надо было переложить сваленные у забора доски в штабель и перетащить на задний двор пару десятков явно ворованных новеньких шпал. С будущей хозяйкой познакомился Володька. Стоя в очереди небольшого магазинчика, он услышал, как женщина жаловалась продавщице, что не может найти работяг перетащить дрова. Это было как нельзя кстати, потому что деньги надо было беречь на курортные приключения, да и ночевать было негде. Когда студент предложил свою помощь, женщина колебалась недолго. Курчавая мускулистая грудь в расстегнутой почти до пупа ковбойке и 32 ослепительно белых зуба широченной улыбки москвича произвели на пожилую ростовчанку должное впечатление. Когда же перед ней нарисовались интеллигентные физиономии Бориса и Игоряшки, сомнения развеялись окончательно.

Доски и шпалы перетащили еще засветло. Починили ворота. Подновили забор. Не заметили, как небо налилось густой вечерней синевой. Долго дурачились, обливаясь из шланга холодной водой, а потом во дворе под навесом, среди созревающих гроздьев винограда, хозяйка накрыла стол: в мисках с темно-бордовым наваристым борщом плавали небольшие айсберги густой сметаны, в центре, на обливном глиняном блюде, гора свежих помидоров и огурцов вперемежку с перьями зеленого лука…

22:20. 14 марта 2014 года. Москва. Квартира Бориса Ильина

…Борис ощутил во рту вкус борща, проглотил слюну и, посмотрев на недоеденный бутерброд с «докторской», вазочку с остатками сушек и кусками рафинада, со вздохом потер хрустящий небритый подбородок.

19:30. 4 августа 1968 года. Ростов-на-Дону.

…напиток, который хозяйка разливала по граненым стопкам, Борис не забудет никогда. Градусов семьдесят, обжигающий аромат самогона, яблок и каких-то трав.

Неожиданное пиршество совершенно расстроило планы троицы. Желание посмотреть достопримечательности города, сменилось неодолимым стремлением «принять горизонтальное положение». Только неугомонный Схус продолжал настаивать на походе в город.

– Мужики, нехрен спать, говорят, в Ростове девочки – закачаешься! Когда еще выпадет случай покадриться в Ростове-папе?

Однако, набитые желудки Ильина и Будяки объявили лежачую забастовку. Махнув на лентяев рукой, Володька отправился в город один…

…Борис отхлебнул остывшего чая и перелистнул страницу пикетажного журнала.

Непроизвольно Ильин оглядел пальцы, вспомнив, как измазал тогда вспотевшую руку химическим[48] карандашом…

Володька, заскрипев под утро раскладушкой, огласил окрестности раскатистым храпом. Ответом ему был дружный собачий лай, который поддержали первые петухи.

Возможно, у гостеприимной ростовчанки были еще планы на столичную молодежь, но их влекли море, солнце и приключения. Вдоль Азовского моря, через Таганрог и Мариуполь – в Крым.

Сердечно прощаясь с хозяйкой ранним утром, студенты стали выяснять, как быстрее пройти к железнодорожной ветке, идущей на Таганрог. Выяснилось, что есть тропа напрямки. Идет она через задворки Ростовского артучилища[49], но место уж больно гиблое.

– Не ходили бы вы там, мальчики. Там и в Змиевской балке[50] во время оккупации расстрелы шли, – пояснила хозяйка.

– У меня семью дяди, четверо человек, в Змиевской расстреляли, – мрачно вздохнул Схус.

– Да-а, – вздохнула хозяйка, – там фашисты, говорят, около тридцати тысяч людей кончили. Кого стреляли, кого в душегубках[51] травили, а потом трупы в ров сваливали. – Смуглое морщинистое лицо хозяйки исказила гримаса горя. – У нас соседи были – Валя Лунц и ее муж-инвалид Миша Кудеяров. Он из казаков, она – еврейка. Хорошая семья. Мишка с Финской[52] без ноги вернулся. Так их в начале августа 42-го, когда немцы второй раз Ростов заняли, как и всех евреев, что эвакуироваться не успели, вызвали на общую регистрацию. Оттуда в Змиёвку в душегубке. За их детишками через пару дней пришли. – Взгляд женщины был устремлен куда-то в пустоту. По окаменевшему лицу текли слезы. – Говорят, пацанву они «гуманно» убивали, – у нее получилось «вбивали» и от этого москвичам стало совсем не по себе, – ядом губки смазывали и в яму с мертвяками сбрасывали…

Борис и сейчас, спустя почти полвека, сидя в одиночестве в полумраке московской кухни, ощутил стылый холод того молчания, которое повисло в хате. Вспомнил он и то, что сам тогда нарушил это молчание.

– С тех пор больше двадцати лет прошло. Да и день на дворе.

– Да, да, – поддержал его Володька и пропел, отчаянно фальшивя, – «Пора в путь-дорогу! Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю, идем!»[53]

Тепло попрощавшись с хозяйкой, которая сунула им в дорогу тряпицу с вареными яйцами, огурцами, помидорами и каравай домашнего хлеба, студенты двинулись по тропе, вьющейся по задворкам домов. Рубашки были смотаны и надеты на голову чалмами. Даже интеллигентнейший и вечно стесняющийся Будяко стащил рубашку и майку, подставив свое костлявое тело лучам ласкового утреннего солнца.

На днях, похоже, прошел дождь. По краям овражка, над которым пролегала тропа, то и дело попадались осыпи влажной земли. Среди пожухлой от палящего солнца травы ярко зеленели пучки свежей поросли.

Узкая дорожка не позволяла идти всем вместе, и парни потянулись гуськом. Первым шел Схус, затем Игоряшка, замыкал шествие Борис, рассеяно оглядываясь по сторонам. Неожиданно, яркий всполох заставил его приглядеться к очередному отвалу свежей земли. Не отдавая себе отчета, молодой человек нагнулся к металлическому предмету, лежащему среди небольших продолговатых камешков, и тут же отдернул руку – перед ним на влажной, почти черной земле, вокруг железки лежали кости фаланг пальцев.

16:20. 14 марта 2014 года. Где-то на территории Украины.

Слабый неверный свет одинокой лампы не позволял увидеть дальнюю часть помещения. Конечно, это подвал. Сырой стылый воздух, пропитанный зловонием, ржавая лестница, которая, поднимаясь вверх, упиралась в такую же ржавую дверь.

По отдаленному скрежету понимаю – лестница не единственный выход из моего узилища. Что-то подсказывает, что стоять в единственном освещенном месте не самая лучшая идея, и поспешно прячусь в тени горы искореженных металлических конструкций.

– Кири-илл-са-ан! – Это «сан» настолько неожиданно в украинском подвале, что в первый момент я даже не удивляюсь, что скрытый в сумраке «японец» обратился ко мне по имени. Час от часу не легче. – Господин Ильин, я знаю, что вы здесь. Не прячьтесь, вам ничего не грозит. Я ваш друг. – При слове «друг» начинает нестерпимо болеть шея, куда пришелся удар электрошокера. Насколько возможно, сдерживаю дыхание, грудную клетку сотрясают удары сердца. «Пламенный мотор» стучит неровно. Боль в нем то усиливается, то затихает – маленькие помощники пока справляются. Надолго ли их хватит?