Стоя под струями воды, я пыталась смыть с себя усталость, страх, боль, вину. Вину, за то, что так и не приехала к нему, когда он столько раз просил. Боль от того, что не смогла попрощаться с ним. Страх, который сковывал меня словно оковами, страх, за то, что больше никому не нужна. Смыть с себя это все и больше не чувствовать этой ужасающей пустоты и одиночества! Простояв так и забыв о времени, я выплескивала шквал эмоций, запертых столько времени во мне, поэтому, когда я услышала голос Антонио, то не сразу сообразила, что это не мое очередное видение, а живой голос.
– Адалина! С тобой все хорошо? – спросил он
– Хорошо! Хорошо! Я выхожу – сказала я, испугавшись, что он войдет.
Выйдя из душа, я села за столик, и взглянув на себя, ужаснулась. Опухшие, красные глаза и такой же нос, украшали мое лицо, лучше всяких румян. И я плюнула, понимая, что могу и не краситься, да я, и не обязана. Я высушила волосы, надела черное платье, которое подчеркивало мою фигуру, и обула простые черные балетки, проигнорировав туфли. Последним штрихом была шляпка с черной вуалью. Оставив распущенные волосы, и надев ее, я опустила вуаль, которая прикрывала мое лицо.
Мое тело прикрывало платье, а балетки ноги, и лишь моя душа была не прикрыта. Она была обнажена и кровоточила, и не было в мире такого саванна, в который ее можно было завернуть…
В церкви было слишком много народу, все старались выразить свои соболезнования, а мне лишь хотелось, чтобы это все поскорее закончилось. Антонио всю мессу, держал меня за руку, боясь видимо, что я могу упасть в обморок. Мое лицо прикрывала вуаль, но он видел, что по моим щекам струятся слезы. Он сжимал мою руку и старался за меня принимать все слова сочувствия, давая мне время проститься с отцом и прийти в себя.
Прийти в себя! Что это значит?
Быть вежливой и веселой? Улыбаться всем и говорить, что все будет хорошо?
Что я в порядке? Что это?
В таких ситуациях, человек никогда не придет в себя, не для кого, да и не зачем! Я посмотрела на него, благодаря Бога, за то, что он делал все это за меня.
Что теперь будет? Что делать теперь, когда я совсем одна?
Глядя на него я думала, кто мы друг для друга? Друзья? Враги? Непонятно. Я мечтала лишь об одном, остаться одной и никого не видеть и, словно прочитав мои мысли, он прошептал мне на ухо:
– Скоро мы уже поедем домой, и ты сможешь побыть одна!
Стоило ему произнести эти слова, как я поняла, что не хочу оставаться одна, хотела, чтобы он был рядом. И боясь, что он уйдет, я прошептала:
– Ты побудешь со мной? Хотя бы ненадолго? – мои глаза были полны мольбы и боли, и он не смог отказаться.
– Конечно! Сколько потребуется!
Этот день навсегда останется в моей памяти, как самый тяжелый. Я не помнила, как все закончилось, когда я очнулась, мы уже подъехали к дому. Зайдя в дом, я скинула балетки и шляпку и, пройдя к бару, плеснула себе виски. Осушив залпом бокал, я налила еще и, взяв его в руки, прошла к дивану. Присев на него, я поджала ноги и, откинувшись на спинку, закрыла глаза.
Слезы тут же предательски потекли по щекам, словно их было недостаточно, и они норовили утопить меня и всех, кто был рядом. Я сделала глоток, чтобы успокоится и, открыв глаза, увидела, как на меня смотрят самый красивые зеленые глаза в мире.
Он совсем не изменился, лишь стал повыше ростом. Красивый цвет глаз, как и он сам, притягивали взор. Белая рубашка была закатана до локтей, в руках он держал пиджак. Его темные волосы были всегда взъерошены, но смотрелись аккуратно. Вот и сейчас он казался мальчишкой в свои тридцать пять. Посмотрев на мою руку с виски, он бросил пиджак на кресло и спросил:
– Можно?
– Конечно, угощайся! Весь бар теперь в нашем распоряжении – ответила я.
Он плеснул себе того же и присел рядом.
– Как ты? Глупый вопрос конечно, но все же? – спросил он
– Не знаю! Внутри пустота и это уже навсегда! – закрыв глаза, прошептала я
– Все наладится, вот увидишь! Все будет хорошо! Послушай, твой отец оставил завещание, через неделю нотариус зачитает его и, мы решим, что делать дальше – сказал Антонио
– Я хочу все продать и уехать! – проговорила я, и увидела удивленный взгляд Антонио
– Что? Почему?
– Потому что меня здесь больше ничего не держит! – с вызовом сказала я и уставилась на него.
Я смотрела в его глаза, и ждала ответа, любого, хоть какого-нибудь, но он отвел взгляд и уставился на свои руки, а потом произнес:
– Ты пожалеешь! Не сейчас, потом, но ты будешь страдать оттого, что собираешься сделать!
– Я уже жалею, что родилась на свет, подумаешь, одной жалостью, больше одной меньше! Не велика потеря! – крикнула я, злясь на него.
– Не смей так говорить!
– Как хочу, так и говорю, и ты ничего с этим не сделаешь! – усмехнувшись, сказала я
– Этот дом огромен для меня одной, что я буду здесь делать? – разведя руками, сказал я
– Ты не одна! Я тоже здесь! – невозмутимо ответил Антонио
– Что прости? В каком смысле, тоже здесь? – удивилась я
– Я живу в этом доме уже семь лет, с тех пор, как у твоего отца случился инфаркт. За ним требовался уход и присмотр. Я нанял сиделку, а с делами решал сам! – продолжил он
– Что? Инфаркт? Почему мне ничего не сказал? Почему не позвонили? – я вскочила, минутный ступор, и слезы уже текут по лицу, размывая силуэт Антонио.
– Если бы он позвонил, я бы приехала, я бы успела! – рыдала Адалина
Антонио поднялся и заключил меня в объятия. Я рыдала у него на груди, понимая, что упустила возможность, увидеть отца до того, как он умрет и еще сильнее заплакала. Я все упустила. И в тоже время я вдыхала аромат Антонио, не понимая, отчего у меня кружиться голова больше, оттого что любимый мной человек, обнимал меня, или оттого, что последние несколько дней слишком сильно повлияли на мое душевное состояние и нервную систему.
– Я просил его позвонить, но он сказал, что ты не приедешь! – шептал Антонио, гладя меня по голове, приводя в отчаяние
– Я бы приехала, приехала! Я столько раз хотела, но меня что-то останавливало в последний момент! Но я бы обязательно приехала – шептала она, уткнувшись ему в шею.
Не знаю, когда грань между утешением и сочувствием переросла в желание, но, что-то пошло не так, потому что Адалина начала перебирать его волосы и целовать в шею. Я лишь хотела немного тепла, чтобы не чувствовать себя такой одинокой, но неожиданно для себя самой, стала целовать его в губы.
– Адалина, остановись, прошу! Ты не понимаешь, что делаешь! – отодвинув меня, прошептал он, глядя в мои глаза.
Но я снова прислонилась своими губами к его, пытаясь забыться.
– Что ты делаешь со мной, Адалина? – прошептал Антони, неистово целуя меня, мое лицо, сжимая крепко в своих объятиях.
Я испытывала такой спектр чувств, что невозможно было описать. Единственное, что я знала точно, что он хотел меня также, как и я его. Я начала расстегивать его рубашку, а он снимал с меня платье, не переставая целовать. Мы были пьяны друг другом и не замечали ничего вокруг. Когда моя рука коснулась ремня его брюк, он схватил меня на руки и уложил на диван. Сняв с меня все белье, он осматривал меня с жадностью, проводя руками по телу, то и дело, касаясь моих губ своими. Я не заметила, когда он успел раздеться, лишь почувствовала его горячее тело.
Обнимая меня и водя руками по телу, он еще сильнее возбуждал меня и, опустив руку вниз, я сжала его член, и он судорожно выдохнул. Понимая, что долго так он не продержится, он убрал мою руку и, раздвинув ноги, вошел, не ожидая преград. Каково же было его удивление, когда я вскрикнула от боли.
– Адалина? – прошептал Антонио
Он начал отодвигаться, но я обхватила его ногами и начала двигаться. Сначала неуверенно, испытывая боль и дискомфорт, но постепенно боль отпустила и, когда Антонио опустил руку между нашими телами, разжигая во мне такой же пожар, как и у него, я испытала такое блаженство и восторг, что из моих глаз потекли слезы.