— Можете взять его. Проверить, что ни капли крови девочки на нём нет, я клянусь своей жизнью, — пробормотала Нарцисса.

— Проверим, — я осторожно закрыла крышку, лишь бы не видеть орудие пытки, — придёте лично и расскажете всё, что знаете о нём.

— Да, — миссис Малфой склонила голову и вдруг нахмурилась, — а ведь их было два…

— Как два?

— Кинжалы. Они парные. Родольфус подарил один Белле на свадьбу, а второй отдал Долохову. Я вспомнила. Он был при нём всё время, — Нарцисса прижала пальцы к губами, — я это точно знаю потому, что однажды… однажды он пригрозил, что порежет меня им и плевать, что я жена Люциуса. Муж тогда был в опале и если бы не Северус, Антонин украсил бы моё лицо не одним разрезом, чтобы я, как он хотел, улыбалась…

— Северус отобрал кинжал? — мой голос едва не дрогнул.

— Нет.

Я глубоко вздохнула. Не первый раз Антонин Долохов всплывает в расследовании, но он давно сидит в Азкабане с навечно застывшей на лице нелепой гримасой. Оболочка, лишённая души. Тело, которое ничего не чувствует. Его родственников мы не нашли. Кто-то говорил, что у него была жена, но она умерла в первую магическую войну. Были ли у них дети, никто не знал.

— Вам знакома Ариадна Лестрейндж? — задала я следующий вопрос.

— Знакома, разумеется, не лично, но… — миссис Малфой смутилась. — О ней не принято было говорить вслух, она же…

— Кто она?

— Бастард, — тихо отозвалась Нарцисса, — Родольфус приходил в ярость, едва звучало её имя. Брат его отца изменил жене с другой, и это считалось в то время величайшим позором. Мне никогда не было её жаль, но когда бедная девочка покончила с собой, я хотела сходить на её похороны, но Люциус не позволил. Никто не знал, а ней, откуда вам известно это имя?

— Так она умерла? — пораженно произнесла я. — Давно?

Нарцисса прошлась туда и обратно по персидскому ковру, покрывающему пол библиотеки, отчего её шаги вообще не были слышны.

— Кажется, лет пятнадцать назад, — наконец проговорила она, — вроде бы в тот год, что Драко пошёл в Хогвартс.

Прекрасно. Кто-то притворяется давно умершей женщиной, чтобы навещать Лестрейнджа. Зачем? Или… или не его? Ведь там же находятся Долохов и Руквуд. Они сидят в одной секции Азкабана, в соседних камерах. Поцелованным можно принимать гостей без охраны, Руквуду же только под надзором. К кому же ходит эта таинственная якобы Ариадна?

— Спасибо, миссис Малфой, вы, несомненно, помогли. Кинжал я заберу, а вас жду завтра утром у себя в кабинете.

Я уже направилась к выходу из библиотеки, когда Нарцисса тихо спросила:

— Гермиона… — её голос ощутимо надломился. — Мисс Грейнджер… вы вернёте мне его? Это всё, что осталось от Беллы. Да, она была монстром, но и моей родной сестрой тоже…

— Я подумаю, что можно сделать, — бросила я ровно, хотя мне было очень жаль миссис Малфой. Я по себе знала, каково остаться сиротой. Да, у неё были муж и сын и ещё одна сестра, но Андромеда не желала знать свою младшую сестру после гибели Нимфадоры и Ремуса, и трудно было её за это осуждать.

Трансгрессировав к дому Уизли, я полной грудью вдохнула ароматы пищи, витающие даже возле двери, и мой желудок протестующе заурчал. Надеюсь, Молли простит мне наглость и накормит. На самом деле я хотела увидеть Рози и поговорить с ней, объяснить ей всё, быть… честной. После откровений Северуса моя душа разрывалась от боли, но дочь не должна была испытывать ничего подобного. Ни в коем случае. Я и так заставила её страдать, оставив у Уизли, которые даже не были ей роднёй. Как же девочка с таким тонким восприятием, с замашками Северуса Снейпа, копируемыми ею бессознательно, смогла тут прижиться?

Я постучала.

— Гермиона! Вот так сюрприз! — Молли обняла меня и втащила в дом. — Я только хотела связаться с тобой, как ты узнала?

— Что узнала? — я забеспокоилась. — Что-то с Роуз?

Миссис Уизли замялась, пряча глаза.

— Она… на самом деле ничего страшного, в её возрасте свойственны магические выбросы. Она больше испугалась, чем мы. Я всё же вырастила семерых, такого навидалась… Но это, конечно, шедевр…

— Она пострадала? Что-то сломала? Я всё компенсирую, Молли, мне так жаль… — я уже бежала вверх по лестнице, чтобы увидеть дочку.

— Сама увидишь! — крикнула мне вслед бывшая свекровь.

Я осторожно постучала и тут же распахнула дверь, и слова замерли на моих губах, когда я увидела то, что сотворила моя девочка.

— Мерлин и Моргана… — выдохнула я.

Роуз Уизли явно была расстроена, когда её магия вырвалась наружу, поскольку стены комнаты стали каменными, как и пол, с потолка капало, а ещё, кажется, в углах притаились летучие мыши. Меня передёрнуло. Подземелья, как они есть. Причём в самом их мерзком проявлении. Вся мебель исчезла, кроме одного кресла, в котором клубочком свернулась Рози, держащая на коленях альбом и что-то выводящая карандашом. Она увидела меня, но вместо того, чтобы бросится на шею, лишь сощурилась и вернулась к рисованию. Меня словно с размаху ударили в грудь чем-то тяжелым.

— Роуз, не хочешь со мной поздороваться… для начала? — спросила я, запирая за собой дверь и накладывая силенцио одним взмахом волшебной палочки.

— Здравствуй, мама, — пробубнила она, — я пробовала вернуть всё назад, но не смогла.

— Это был выброс, так что сил ты потратила немало, на обратную трансфигурацию точно не хватит, — я медленно приблизилась к креслу, — что тебя так расстроило?

Девочка закусила губу и промолчала, повернув голову набок. Её волосы, против обыкновения, распущенные, закрывали лицо так, что из такого положения я не видела его выражения.

— Роуз? — позвала я. — Поговори со мной.

— Нет, — девочка помотала головой, — не хочу.

— Почему? — я присела рядом с креслом, поморщившись от ощущения ледяного камня под собой и наложила на него согревающее и амортизирующее заклятия, иначе мой зад превратился бы в ледышку уже через пять минут.

— Я обещала, что не буду влезать тебе в голову и сделала это, — монотонно пробормотала дочь, — я плохая. Я чудовище.

Я закашлялась от неожиданности.

— Кто тебе сказал?

— Никто. Я сама. Чудовища живут в пещерах и к ним никто не приходит. Уходи.

— Роуз, ты не сделала ничего плохого, — я лихорадочно соображала, как и что я могу сказать ей, чтобы не расстроить ещё больше, — у меня заболела голова, это так. Но ничего страшного не произошло. Я не злюсь на тебя. Я люблю тебя, бусинка.

Она наконец-то вскинула на меня тёмные глаза, ошеломлённо моргая.

— Правда?

Моё сердце сжалось от её тонкого голоска и звучавшей в нём надежды. Что же я за мать, если дочка сомневается в том, что я люблю её больше всех на свете? Как я дошла до такого?

— Правда. Никогда не сомневайся в этом, Роуз. Я люблю тебя, и всегда буду. То, что случилось… ты научишься с этим справляться. Это дар. Северус поможет тебе, — торопливо заговорила я, — он обладает тем же, что и ты, он… понимает.

— Северус… — повторила девочка. — Мама, а он… он…

Её щечки раскраснелись, она смутилась и замолчала, не сумев договорить то, что хотела спросить, но я и так поняла. Пора было признаться во всем. Она заслуживает знать правду.

— Он — твой папа, бусинка, — промолвила я дрожащим голосом, — я всё тебе объясню, но ты пока не должна никому об этом говорить. Ни одной живой душе, хорошо? Это только твой и мой секрет. Бабушка Молли и дедушка Артур ничего не знают и очень расстроятся, когда я им расскажу. И… твой папа Рон должен узнать первым.

Рози уставилась на меня, приоткрыв рот, но в самой глубине глаз что-то сверкало, она часто дышала, стиснув кулачки и выронив свой рисунок и карандаш. Выражение маленького личика изменилось с испуганного до понимающего, а затем и радостного. Всё это время я почти не дышала и не замечала, что по щекам струятся слёзы, пока дочка не сползла с кресла и не дотронулась до моего лица.

— Не плачь. Ты расстроилась, что папа… не мой папа? — серьёзно спросила она.

Я кивнула, глотая слёзы.