В техникуме мама не участвовала ни в каких интригах или группировках. Поэтому часто, когда между сотрудниками возникали конфликтные ситуации, её призывали в качестве нейтрального арбитра, своего рода третейского судьи. За 40 лет бессменной работы она, как говорят, «пересидела» шестерых директоров. И каждый раз, когда увольняли, шёл на повышение или умирал очередной директор, маму приглашал к себе тоже очередной действующий заместитель министра автомобильной промышленности и говорил примерно следующее:

– Поздравляю Вас, Александра Ивановна, принято решение, наконец, назначить Вас директором Автомеханического техникума. Вот я при Вас подписываю завизированный всеми приказ о Вашем назначении. Можете сразу приступать. Есть, правда, маленькое условие: надо срочно написать заявление в партком с просьбой о принятии в КПСС. А то такой достойный человек и вне партии. Не удобно как-то, ну какой пример мы показываем молодёжи?!

Мама заранее знала, зачем её приглашают, предугадывала эти хитрости и была готова к ответу – всегда отнекивалась и говорила, что она ещё не достойна быть членом партии великого Ленина, ещё не доросла, вот ещё с одним директором поработаем, а там… В результате, чтобы не бросать слов на ветер о достойном человеке, министерство ей давало очередную почётную грамоту, значок или медаль. Все прекрасно понимали, что это просто отговорка, что у неё есть другие, более глубинные причины не вступать в КПСС. Но формально придраться было не к чему – она была классным специалистом, и поэтому упорно, много лет продолжала учить подрастающие поколения уму-разуму. Фактически по умолчанию мама была пассивным диссидентом и многие об этом догадывались, но слова этого никто не произносил, – могло стать клеймом и приговором. Она была безгранично преданна как семье, так и работе. Когда мама навсегда покинула нас, на похороны пришли не и только все родственники, но и многие сослуживцы.

Мой отец – Ярошенко Николай Михайлович, родился на Украине в 1918 году в селе Снытыщи в Народическом районе Житомирской области в семье Михаила Архиповича Ярошенко и Домны Назарьевны Назарчук, семья которой была раскулачена и выслана в Сибирь…

Фамилия «Ярошенко» не очень распространённая как на Украине, так и в России. Разные генеалогические ветви рода «Ярошенко» породили известных экономистов, политиков, художников, учёных… Есть даже такой астероид «4437 Ярошенко», открытый в 1983 году в обсерватории моего любимого российского Крыма.

Когда умерла бабушка, родители взяли деда в Москву, где он через несколько лет скончался в возрасте 90 лет. Буквально за два дня до смерти, как бы предчувствуя её, дед попросил прийти меня в госпиталь попрощаться и сказал среди прочего:

– Твой отец – мой сын Николай, замечательный честный человек, настоящий герой войны; его есть за что любить и уважать. Но он убеждённый коммунист и сталинист, а я – нет. Я вижу, что ты, хотя и член этой сатанинской партии, но совсем другой. Поэтому я расскажу тебе то, что знала только моя жена, царствие ей небесное, твоя бабка Домна. В восемнадцатом году я воевал против красных в армии Корнилова, а потом, когда он погиб, – Деникина. Когда стало ясно, что мы проиграли, вернулся домой, к семье. Для всех окружающих я был на заработках в Москве. Время было голодное, так многие мужики делали, чтобы прокормить своих близких. Местная красная шпана, которая захватила власть, конечно, подозревала, что я был у белых, но доказать ничего не смогла. Поэтому, в конце концов, оставили-таки нас в покое, но навсегда записали в «неблагонадёжные» и ходу по жизни не давали. Отцу ничего не говори; он уже никогда не сможет измениться – пусть доживает в своём коммунистическом идеальном мире. А ты должен пойти дальше, сделать следующий шаг, я не знаю, как это будет называться… Рад, главное – вижу, что с коммунистами тебе не по пути…

Отцу, как и просил дед, я ничего не рассказал. Через некоторое время я стал народным депутатом, членом межрегиональной депутатской группы – первого в СССР официального объединения, оппозиционного той самой КПСС, о которой говорил мой дед.

Когда началась Великая Отечественная война, отец проходил военную службу артиллериста-зенитчика в приграничном Дальневосточном военном округе, где постоянно происходили локальные стычки с японцами. Он считал себя патриотом и сразу запросился на фронт. Логично, что одновременно, как это было принято, подал заявление с просьбой принять его в члены ВКП(б), что и было вскоре выполнено. После короткой переподготовки, в декабре 1941 года, в составе так называемых «сибирских дивизий» молоденький младший лейтенант начал свой боевой путь под Можайском на одной из линий обороны Москвы. Дальше в составе 21-ой, а затем 6-ой гвардейской армии им был проделан длинный путь через Сталинград, Курскую дугу, Украину, Белоруссию, Прибалтику и Восточную Пруссию. Войска армий, в которых он служил, прошли с боями по дорогам войны свыше 12 500 км.

На Великую Отечественную войну почти одновременно ушли три родных брата, но никто так и не дошёл до Берлина. Старший – Игнат – попал в окружение в первые месяцы войны. Через две недели вышел из котла в составе небольшой группы бойцов с боями и оружием, но без партбилета и других документов. Результат печальный – оставшуюся жизнь, как и дед, прожил с клеймом «неблагонадёжный». Всю жизнь проработал на почте служащим, насколько я помню, был очень уважаемым человеком.

Младший брат Григорий был тяжело ранен осколком мины в голову после форсирования Днепра в составе десантной группы в сентябре 1943 года во время Киевской операции, когда выполнял приказ Главнокомандующего. Был в обиде на Сталина (хотя тут Сталин не при чём) за то, что после мотания по госпиталям про него забыли и не присвоили звание Героя Советского Союза (сначала попал в списки без вести пропавших). Перед ночной операцией командование объявило о решении наградить среди добровольцев званием «Герой Советского Союза» тех немногих, кто смогут доплыть до правого берега Днепра и удержать захваченный плацдарм. Григорий выполнил приказ, но не только не был награждён, но и с такой серьёзной раной не смог занять в жизни достойного места – работал служащим в местной администрации.

По словам отца, в начале войны немецкая техника была более высокого качества, чем советская. Однако, когда под Москвой в сентябре-октябре, началась настоящая распутица и дороги стали не проходимы, эта техника безнадёжно застревала в нашем бездорожье. А в ноябре-декабре, когда ударили рекордные за последние 100 лет морозы, двигатели многих немецких танков, самоходных орудий и автомобилей просто перестали работать. Выяснилось, что горюче-смазочные материалы немецкой техники не были рассчитаны на суровые условия русской зимы и превращались в непригодное для эксплуатации вязкое месиво. Горючее для танков и автомобилей немецкие солдаты жгли для подогрева двигателей и собственного разогрева. Кроме того, «сибирские дивизии» были одеты в тёплые тулупы и обуты в валенки, а немецкие солдаты, которым обещали закончить восточную кампанию за 3–4 месяца, в сапоги, ботинки и тонкие шинели. Стратегическая ошибка Гитлера, который самонадеянно полагал, что сможет разгромить «русских варваров» задолго до Нового года, спасла под Москвой жизни многим десяткам или даже сотням тысяч советских солдат и офицеров.

Наша армия ещё не имела такого боевого опыта, как солдаты вермахта, и должна была стать их лёгкой добычей. Москва устояла не только благодаря героизму наших предков, но и благодаря лютым русским морозам, не надо это замалчивать. Почти под копирку была написана история наполеоновской армии, которую среди прочего также жестоко наказал «господин мороз». Хотя наши историки, естественно, склонны преуменьшать значение сильнейших морозов под Москвой в кампании 41-го года.

Зенитная артиллерия, в которой служил отец, была постоянной целью немецкой авиации. Прежде, чем с аэродромов взлетали бомбардировщики, над позициями советских войск кружили самолёты – разведчики люфтваффе, которые выискивали и фотографировали очаги советской противовоздушной обороны (ПВО). Как правило, несмотря на маскировку, им это удавалось. Поэтому первые ожесточённые, беспощадные бомбовые удары наносились именно по зенитным батареям; отец ненавидел лётчиков.