очень деликатному вопросу.

«К дьяволу щекотливые вопросы,» — подумала Лорен, ощущая, как закрадывается

паника, побуждая бежать прочь.

— Простите, но я бы предпочла не делать этого. Если необходимо, можете поговорить

со мной здесь.

Бетт огляделась по сторонам, словно ища стол, на который можно опереться, и

обескураженная тем, что приходится разговаривать посреди улицы.

— Речь о Даниэле. Ему было очень плохо, его жизни угрожала серьёзная опасность.

Теперь прогноз изменился, но во многих аспектах ситуация остаётся ещё тревожной. Как

только вышел из комы, Даниэль спросил о вас. Я взяла на себя смелость разыскать вас и

посвятить во всё. Если хотите, можем проводить вас к нему сейчас же...

Лорен ахнула. Даниэль при смерти?

Она обхватила себя руками, сплетая пальцы. Образ Даниэля, лежащего в постели в

шаге от смерти, и другой, гораздо тревожнее — он в открытом гробу, окружённом цветами,

— заставил её вздрогнуть. Опустив взгляд, Лорен надеясь скрыть от Бетт глубокое смятение,

которое испытывала: ей хотелось лететь к Даниэлю, обнять и прижать его голову к груди, чтобы передать свою любовь. Затем ею овладело осознание того, что первым, кто должен

извлечь выгоду из её забот, был не Даниэль, а ребёнок, живущий во чреве.

Нет, Лорен не доверяла. Она не полезет в эту машину даже мёртвой.

— Я навещу его при первой возможности. Пожалуйста, напишите мне адрес, где я

могу его найти?

Словно понимая сдержанность Лорен Бетт кивнула, и достала из сумочки визитку.

Написала на обороте твёрдым наклонным почерком название и адрес одной из самых

известных частных клиник города, а затем протянула визитку девушке.

— До свидания, Лорен, если я вам понадоблюсь, теперь вы знаете, как со мной

связаться.

Лорен прочла адрес. Место было хорошо ей знакомо, именно в этой клинике Кларк

провёл реабилитацию, и Лорен знала, как добраться туда быстро. Она подождала, пока авто

Бетт исчезнет в потоке транспорта, затем неторопливо подошла к своей машине, припаркованной неподалёку. В конце концов, дома ей не нужно ни перед кем отчитываться, задерживается ли она и почему. Речь шла о том, чтобы навестить больного человека, который

помог ей, и выслушать то, что хотел сказать; в этом акте сострадания не было никакой

опасности. Лорен продолжала успокаивать себя и лгать, пока заводила мотор, обвиняя своё

хрупкое гормональное состояние в неудержимом потоке слёз, заливавших лицо.

Как доехала до клиники Лорен не помнила. Погруженная в тысячи мыслей после

встречи с Бетт, она двигалась почти как робот. Первоначальное недоверие и подозрение, что

болезнь Даниэля — это только предлог, чтобы привезти её к нему, по какой-то неизвестной

причине сменились жалящим беспокойством, чувством острой и отчаянной утраты.

Однако, несмотря на печаль, Лорен осознавала, если бы ей пришлось проделать этот

же путь несколькими неделями ранее, состояние её души было бы гораздо более запутанным

и противоречивым. Она снова откликнулась на призыв Даниэля о помощи, но у неё имелись

очень чёткие представления и твёрдые намерения. Новая, вернее, целенаправленность матери

направляла её шаги.

Она вернулась к молчаливой воительнице, которая боролась за своё выживание и то

существо, которое любила больше всего. Даниэль всё ещё мог иметь значение больше, чем её

собственная жизнь, но, конечно, не больше, чем жизнь, что развивалась в ней. Это делало её

совершенно новым человеком по сравнению с девушкой из Санта-Моники. Если бы при

встрече Джей Кей сумел посмотреть на неё другими глазами, сместившись со своей

проклятой эгоцентричной самовлюблённой точки зрения, он бы понял, что маленькая

преданная кроткая Лорен, которую он унизил перед всеми, стала гигантом с внеземной и

мощной силой.

Но Джо Кинг никогда не изменится, — повторяла она себе. По крайней мере, до тех

пор, пока сам не решит превратиться в совершенно другого человека. Но чтобы измениться, ему придётся отказаться от слишком многого, возможно, даже радикально изменить свою

личность. А он, будучи убеждённым, что совершенен и превосходит всех остальных, никогда

бы на такое не согласился.

Вот почему Лорен вошла в вестибюль клиники с чувством оплатить долг перед

прошлым и закрыть круг судьбы. Больше ничего. Она пришла, потому что это был последний

акт той фазы жизни, которую требовалось завершить. Каждая смерть должна сопровождаться

обрядом, каждое последнее прощание требует своего празднования. Вот почему её не

заботило то, что хотел сказать Даниэль, или что она может ему ответить. Она потакала

прихоти случая, который сдвинул пешки, чтобы заставить её оказаться там в этот момент, в

качестве долга, и ставя надгробный камень на умершее прошлое.

Единственный момент, когда её ребёнок и Джей Кей будут близко, не зная друг о

друге.

Ещё до того, как Лорен успела подойти к стойке регистратуры, ей навстречу вышел

Ник, начальник службы безопасности Даниэля. Да как она могла подумать, что Джей Кей не

захватит с собой защитный кордон? Мужчина её узнал, более того, сказал, что ждал, и лично

провёл по безупречным коридорам, мимо медсестёр, которые бесшумно скользили по белому

и блестящему полу.

Перед входом в палату Лорен на миг замешкалась. Прежде чем войти, она захотела

заглянуть в маленькое окошко для медсестёр, врезанное в деревянную дверь. И правильно

что сделала, потому как шоу за дверью требовало минимум нескольких минут адаптации.

Тот, кто когда-то был самым известным и обожаемым актёром Голливуда, лежал неподвижно, бледный, как привидение, подключённый к бесчисленным проводам мониторинга и трубкам

для капельниц.

Казалось, Даниэль спокойно отдыхал; его лёгкое дыхание и ровный ритм

записывались зелёными линиями с подчеркнутыми цифрами и аббревиатурой, которые

Лорен не могла понять. Быстрые, как змеи, они пересекали мониторы. В реанимации Лорен

уже видела после операции брата, но по сравнению с мужчиной, который лежал в этой

постели, Кларк выглядел очаровательно, даже едва покинув операционную.

Набравшись смелости, и тяжело вздохнув, она вошла. Даниэль не заметил, что у него

гости. Лорен молча взяла стул и придвинула его к кровати, со стороны, менее

загромождённой электрическими и гидравлическими соединениями. Она имела возможность

изучить его красивые черты, яркий синяк, сухие потрескавшиеся губы, лоб, который Даниэль

иногда морщил, кто знает в каком кошмаре или страдании.

Любимое лицо превратилось в тот образ, который она построила в своём

воображении, накладывая на воспоминание об отце. Только для воплощения вместо десяти

лет потребовалось несколько недель. Лорен задалась вопросом, что она чувствует к этому

человеку. Боль, безмерная жалость, было ответом, который нашла в своём сердце. Ей

хотелось погладить свой живот жестом личного ободрения, но она постаралась этого не

делать.

Она никогда бы не родила ребёнка, чтобы отдать его алкоголику и наркоману. Никогда

её ребёнок не будет страдать так, как страдала она с Кларком. Даниэль не должен узнать. Он

был непредсказуемым и опасным, с огромным чувством собственничества и столь же

сильной способностью к разрушению. Лорен не хотела даже думать о том, что произойдёт, если он натравит Бетт со всей огневой мощью поддержки и денег, чтобы забрать у неё

ребёнка.

«Если сделаешь это, я смогу тебя убить, даже если люблю до безумия. Нет, не до

безумия. Я люблю тебя разумно. Не так, как моя мать, которая пожертвовала всем, чтобы

не потерять и не заявлять на мужчину, за которого вышла замуж. Но если не граничит с

безумием, можно ли это считать любовь?»

На этих мыслях она задержалась, не отрывая взгляда от прекрасных рук Даниэля, сейчас проткнутых иглами и с набухшими венами от контролируемого потока лекарств. Те