- У-у! Это значит, мы здесь надолго! -- самокритично заметила обиженная Марина. -- А ты чего разрыдалась-то?

   - Вспомнила один эпизод, летом еще было, в выходной в метро. Народу было мало, и я рассматривала девушку напротив. Платье черное, под Диора, с мелким рисуночком: белые якоря и красные штурвалы. И на поясе пряжка в форме штурвала. Так мне понравилось, прямо загляденье. И входит другая девушка, одета кое-как, видимо, в темноте собиралась, но туфельки на ней -- белые лаковые балетки с черно-красным бантиком, а посередине бантика золотая пряжка в форме штурвала.

   - И ты хочешь такие туфли?

   - Нет, но я видела, как эти две девушки с ненавистью друг на друга смотрели. Нечасто доведется увидеть такую гармонию. Эти вещи были созданы, чтобы быть вместе. Как я и моя муза. Как желуди с одного дуба. А ты говоришь, почему я плачу, -- Вера облизала остывающий шоколад с ложечки и задумалась, не заказать ли еще.

   - Он хоть красивый?

   - Отношения должны быть красивыми, а не мужчина, -- процедила Вера, всерьез подумывая о том, как бы поскорее закончить это всё -- в смысле праздники, шопинг и общение с любимой подругой, -- и запереться в своей норке. Она помнила из Хаббарда, что чем хуже человек становится, тем больше его способность стать еще хуже. За последнее время она сильно отдалилась от людей, и уж точно не потому, что стала лучше. Нетерпимость, снобизм, просто мизантропия не украшают -- но именно это позволило ей понять и оценить музу, посмотреть на мир с его точки зрения. Однако ведь обещала подруге шопинг, надо дотерпеть. У Зиновьева есть: "Качества человека определяются количеством социальных отношений, которые он готов вытерпеть". И ведь слово-то как удачно подобрал -- вытерпеть! -- Ты уже придумала, что мы купим тебе на подарочную карту?

   - Ладно, Верка, туфли я не хочу. Попробуем найти мне такой пиджак, чтобы я не выглядела в нем как председательница колхоза из фильмов 40-х годов.

   - Медальку на лацкан не вешай, вот и не будешь похожа, -- съязвила подруга.

   - Может, приталенный какой или твидовый, главное, не обляпать его шоколадом еще до покупки. -- Маринка обратилась к официанту: -- Где у вас можно пописать руки?

   Твидовых пиджаков оказалось два, причем один -- с замшевыми заплатками на локтях, как у заправского журналиста. Маринка вышла из примерочной и крутилась перед большим зеркалом.

   - Этот хужовее, -- мрачно сказал совершенно посторонний мужик, проходя в соседнюю кабинку.

   - Почему это?

   - Пижонский, -- ответил он еще более мрачно. Слово "пижон" явно было для него хуже матерного.

   - Я думаю, стоит прислушаться к мнению мужчины, -- резюмировала Вера. -- У него глаз не замылен, он объективен.

   Пока Маринка примеряла другой пиджак, этот кент вышел из примерочной, босой и в трусах, повесил неподходящие брюки, выбрал другие и скрылся за занавеской.

   - Человек в нижнем белье выглядит даже более жалким, чем голый, -- сказала Вера подруге.

   - Я всё слышу! -- донеслось из-за занавески. Подруги прыснули, как школьницы, и переместились в другой отдел.

   - Ну, а вот скажи! Ты бы со своим первым могла сойтись? Ведь вы стали старше, мудрее, теперь-то вы так глупо себя не поведете.

   - Я фантастические сценарии не рассматриваю!

   - Почему фантастические? Может, мы его сегодня встретим на новогодней распродаже! Что ты станешь делать?

   - Убегу. Если во второй раз у нас все не очень хорошо сложится, и я снова почувствую себя несчастной, то исправить это будет уже невозможно. Заново пережить тот ад, что был у нас при расставании, заново причинить ему такую боль, какую я причинила тогда -- это немыслимо! Именно потому, что мы стали старше и мудрее. Молодость глупа и жестока, а сейчас я старая и мудрая, а значит, буду терпеть, буду несчастной до конца жизни. Возможно, что и он будет терпеть отнюдь не по любви, а из чувства долга. А оно нам надо? Бери вон тот, приталенный.

   - Почему?

   - Потому что в нем ты не похожа на председательницу.

   - Нет, почему вы непременно должны быть несчастны во второй раз?

   - Потому что люди не становятся лучше с возрастом -- только хуже. Обиды оставляют шрамы, шрамы болят и портят характер.

   Маринка снова ушла в примерочную, а перед зеркалом возникла дама за 60, ярко накрашенная, с тщательно уложенной прической и маникюром. Она примеряла розовое платье с воланом на груди, поводила плечами, покачивала бедрами и явно нравилась себе в розовом. Проходящему мимо мужчине она кокетливо улыбнулась. Было очевидно, что дама видит в зеркале совсем не то, что окружающие.

   "Господи, неужели и я так буду?! -- с ужасом подумала Вера и осознала, что сейчас снова расплачется. -- Нужно срочно вспомнить что-нибудь смешное. -- Она стала смотреть на даму в розовом и искать в ней смешное. Но это не было смешно, скорее, жалко. -- Нет, нет! Никогда! Книжки, компьютер, шахматы! На склоне лет можно заниматься чем угодно, только не наукой обольщения! А вдруг и я со стороны выгляжу так же? Не по возрасту мне любовные страдания, я не девушка, я тётка... Но что же делать, если не случилось со мной этого вовремя? Вернее, случилось, но не так. А хочется, чтобы жили долго и счастливо, ворковали бы как голубки и умерли в один день. Не было счастья понимания, не было взаимности... Однако надо себя контролировать!"

   - Ну как? -- Маринка вышла из примерочной, покачивая бедрами точно так же, как леди в розовом. И Вера наконец рассмеялась.

   В конце торговой галереи разноцветными огнями переливалась вывеска боулинга, и глаза Веры тут же загорелись, подтверждая тем самым ее же теорию игры. Она была готова даже терпеть подружку еще несколько часов, если только та составит ей компанию.

   - Пойдем же! Покатаем шары, это здорово!