- Анна, Вы как своего румяного пузана на себе женили, очень зазнались, - это была особая форма ехидства - переходить на Вы.

   - Он не толстый, а мускулистый, ты просто завидуешь. Ой, кстати, ему же позвонить надо! - Рунда выудила из кармана новомодный мобильник: - Жорик! Я у девочек, попью водочки и приду, не волнуйся. Тебя мама покормила? Ну, рисуй, рисуй, мой пупсик! - спрятав мобилку, она разлила остатки из бутыли и продолжила с того места, на котором прервалась. - Тебе, Катерина, что, жалко? Попробовать-то можно, от тебя не убудет. Ну, пошепчет над тобой бабушка, и что с того?

   - Анна, я на студенческих семинарах отстаивала точку зрения научного атеизма, причем с успехом, а ты хочешь, чтобы я вверила себя шаману с бубном?

   - Ну и принес тебе пользу твой научный идиотизм?

   Это не было правдой. Родилась Катерина в тьмутаракани, да и в школьные годы на каникулы туда уезжала и не пропитаться суевериями не могла. Бабушкины псевдооккультные рецепты она знала, а у маминой сестры вообще был Дар, она и гадать умела. Да и товарки подсказывали, что есть такой вид сглаза, который не прямо на тебя, а на мужика твоего. И наперебой советовали, к кому обратиться, чтоб сглаз такой снять. Только страшно было. И чем больше страдали Катькины "Йоськи", тем становилось страшнее.

   - Вот не осталось у тебя мужика, кота твоего карма настигла, - продолжала Анна.

   - Заткнись. - Катерина ясно вспомнила лето, когда уволилась от Бульбы и с Сыночкой поехала на дачу. Ему тогда уже много лет было, умный, жуть! Сразу определил, где заканчивается его территория и стал ею володеть - то бишь чужих котов гонять, мышек-птичек ловить. Катька боялась, что он потеряется - все-таки домашний зверь - и ставила посреди сада шезлонг. От чтения оторвется, позовет: "Сыночка!" и он из травы ей отвечает: "Тут я". Как Адам в раю. Но душу подтачивало то, что там в Москве Бульба, наверное, уже телефон оборвал - весь обзвонился, как жаждет снова ее увидеть, гад. И, позагорав недельку, Катька с котом вернулись домой. Теперь же Катерина готова была пять лет жизни отдать за то, чтоб сделать бывшее небывшим: вернуться в тот день и остаться на даче на весь месяц. Потому что коту там было хорошо, а любовники все равно все подлецы, как ни крути.

   Наталья между тем сидела молча, ни про семинары, ни про зверьё не вспоминала, а думала лишь о том, что замуж хочется. Анке вон с первого разу повезло, Катьке, хоть и не повезло, а вспомнить-то, наверное, есть о чем, а вот ей, красавице, созданной для блеску, и совсем похвалиться-то нечем.

   - Поедем, Кать. Даже если ты не пойдешь - со мной за компанию.

<p>

***</p>

   Знахарка оказалась не шаманкой с бубном, а цветущей женщиной с сильными горячими руками. Добрые соседи время от времени поджигали ее дом, но народная тропа к "ведьме" не зарастала, и вскоре на том же месте снова стоял отстроенный на пожертвования дом, а перед ним - очередь страждущих. Принимала она в бане. Наталья выскочила оттуда через пять минут, и знахарка поманила пальцем Катерину. Как удав - кролика. Сопротивленья Катька не оказала.

   - Упала? Или камни таскала? Почему у тебя все внутренности опущены?

   - Это после аварии... Да они и не только опущены...

   - Вижу. Изменить нельзя, но можно чуть-чуть улучшить, если узнаешь, кто это сделал.

   - Что сделал?

   - Тебе жизнь поломал.

   - Да ясно кто, - засмеялась Катерина, - мужики-козлы!

   - Нет, это не мужики. Мужики тебя любят без памяти. Это женщина, которая хорошо тебя знает. Когда ты совсем молодая выходила замуж, чья-то зависть вышла из берегов, и тебе подарили нехороший букет, с кладбища.

   По дороге домой Катерина стала вращать в уме варианты. Катьку с ее извечным недоверием к людям интересовал вопрос не как снять порчу, а кто навел. Поработав в свое время в женском коллективе, она имела широчайший круг подозреваемых. В ту пору было ателье - бабы, и завистливые. Но важнее всего макивельевский вопрос: кому выгодно. В древнем Китае была традиция, нанимать дзюсая - человека, на головы которого будут сыпаться все несчастья, что предназначены тебе. Конечно, позволить себе это могли люди богатые, вроде императора. Видимо, русские бабки-ёжки добились большего прогресса и дзюсаем делали без согласия нужного лица.

   Подружек своих теперь, в тридцать лет, Катерина знала как облупленных и никаких иллюзий на их счет не питала. Несчастная Наталья, которой знахарка велела идти в церковь за гордыню каяться? Но тогда она еще не знала, что не выйдет замуж, наоборот, была уверена, что все будет в шоколаде, и никому не завидовала. Конечно, чувства ее к Катьке и Анке строились по остаточному принципу. Даже в ту пору, когда Катька искренне считала их дружбу самым главным в жизни, Наталья подруг мариновала, держала про запас: время им уделялось тогда, когда ничего более стоящего не было. А Рунда... Однажды Катерина за чаем выслушала кучу гадостей о Наташке. И потом, на досуге, осознала, что и Наташка, наверное, не раз выслушивала гадости о ней, Катерине. Естественнее всего смотрелась бы зависть страшненькой Рунды, которую Катькин ранний брак поверг в длительную депрессию, но тогда зачем она дала этот адресок? Как-то нелогично. Или, обретя счастье со своим безработным толстопузом, стала мучиться угрызениями совести?

<p>

***</p>

   Как Наталья была первой школьной красавицей, так Анна была главным гадким утенком, вовсе не обещающим превратиться в прекрасного лебедя. Катерина пришла в эту школу в пятом классе, первого сентября, - Наталья с Анкой, проучившиеся вместе четыре года, друг друга знать не знали. Красавица-отличница сидела у окна с душкой-очкариком, а обритая наголо после неудачной поездки в пионерский лагерь Анна на непрестижной первой парте у двери, одна. Катька, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, всегда становилась на сторону тех, кого клевали, и заняла место рядом с лысенькой. Надо сказать, что и позже, когда волосы отросли, Анна не стала краше, чем еще больше привязала сердобольную Катьку к себе. К концу учебного года к ним прибилась и отличница, возможно, из любопытства: что нашла новенькая в этой чучелке? Однако, поскольку Наталью отпускали на прогулку только по воскресеньям, Мариванна видела в числе Катькиных друзей только Анну и с сарказмом напевала известную по кинофильму песенку: "на лицо ужасные, добрые внутри", а за невнятно произносимое слово "ерунда" стала за глаза называть ее Рунда. Причем доброй внутри Анка отнюдь не была и страшно ругалась матом, хоть и шепотом. Постоянные насмешки одноклассников сделали ее ершистой, зубастенькой, и хотя она все время оправдывалась: "Я же скорпион, я не могу быть доброй", подружки понимали, что Танатос в ней сильнее Эроса, гороскоп тут ни при чем, и старались ее не задевать даже тогда, когда она кусалась. Более всего радовали Анку не замеченные ранее и нечаянно обнаруживаемые недостатки в ближайших подругах - тогда дышать становилось легче. Когда все одноклассницы поголовно увлеклись косметикой, модой и дискотеками, по молчаливому соглашению в их компании об этом не произносилось ни слова, потому что это могло ранить обделенную в некотором смысле подругу. Но у Катьки в 16 лет появился Йоська - вопреки всему, хотя не было ни дискотек, ни косметики, ни шмоток, даже выходные туфли с мамой одни на двоих. И Рунда озверела. Во-первых, она заявила, что Йоська - чурка, а русский дух всего важнее. Во-вторых, он урод. Ну тут уж злоба была налицо, Катька рассмеялась, сказала: "Дура! Когда дух, мыться надо", и пошла во свои свояси. Потому что красив он был так, что люди оборачивались.