— Дочка, ты возвращаешься к Джареду? Скажи, что это так! — в который раз вторит моя мать. Она ходит за мной по пятам и буквально клещами пытается вытянуть из меня хоть слово. — Да скажешь ты хоть что-нибудь наконец? Что с тобой происходит?

— Нет! — это всё, что я могу сказать.

— Нет, не возвращаешься или нет, ты не хочешь разговаривать со мной?

— И то, и другое, мама, — отвечаю, пока та с опаской поглядывает на мои доверху наполненные чемоданы.

— Тогда куда ты собралась в такое позднее время, да ещё с багажом?

— Я уезжаю! — отвечаю через губу.

— Вот те раз! И куда же, позволь узнать?

— Это тебе необязательно пока знать. Как только устроюсь на месте, я непременно позвоню папе и всё расскажу ему, но не сейчас. Я знаю, что ты всё растреплешь Джареду, а мне это не нужно!

Озадачившись, мама присаживается на мою постель. Кажется, что вот-вот и на неё снизойдёт, что я вольна делать то, что мне заблагорассудится.

— Дочка, я тебя не понимаю. Что могло такого произойти, что ты в спешке собираешь вещи? Тебя же никто не гонит отсюда. Зачем уезжать?

— Знаешь, мам, достаточно встретить одного человека, и твоя жизнь невероятным образом переворачивается, — улыбка самопроизвольно рисуется на моём лице. Я присаживаюсь рядом с мамой и с теплотой в голосе продолжаю: — Она наполняется красками, благодаря этому человеку. Один его взгляд — и вот… ты уже готова пойти на всё. Одно его слово — и ты забываешь обо всём на свете. Один поцелуй — и ты в его власти. Я счастлива, что смогла встретить такого человека. Это всё, что я могу сказать.

Мама тяжело вздыхает. Предполагаю, что сейчас продолжится её возмущённая тирада, только с удвоенной силой, но я ошибаюсь. Проявив снисхождение, она растягивает губы в понимающей улыбке, и тянется ко мне за тёплыми объятиями.

Боже, как же мне не хватало материнской ласки.

— Ох, доченька. Как же так? — шепчет, поглаживая меня по волосам. — Ты только не забывай о нас.

Больше я не произношу ни слова, но и мама вроде бы пошла на попятную и наконец-таки оставила меня в покое. Правда ни о каком покое и речи быть не может, поскольку до шести часов вечера я нахожусь в беспокойном ожидании, сидя на своих чемоданах. В начале седьмого я устраиваюсь на подоконнике и всматриваюсь на дорогу за окном, реагируя на свет фар, каждой приближающейся к моему дому машине, но ни одна из них так и не останавливается.

Когда стрелки на настенных часах показывают половину восьмого, тревога, которая поселилась у меня несколькими часами ранее, преобразовывается в самую настоящую бурю из дурных предчувствий и безысходного отчаяния.

Мне ничего не остаётся, кроме как написать ему сообщение, чтобы уточнить не изменились ли у него планы. Да и вообще, нужно было раньше об этом додуматься, но я чего-то боялась. Боялась того, что в итоге подтверждается: Кай не отвечает на мои сообщения. Он даже не читает их.

Дрожащими руками я набираю его номер. Долго вслушиваюсь в длинные гудки, пока механический женский голос не сообщает мне, что данный номер больше не обслуживается.

Нет, он не обманул бы меня, — убеждаю я себя.

Он не мог так со мной поступить. Этому должны найтись объяснения. Вероятно, что-то случилось, поэтому как можно скорее мне необходимо выяснить это, вместо того, чтобы изводить себя дурными мыслями и пустыми ожиданиями.

Хватаю ключи от машины, а заодно и свои чемоданы, которые в результате скидываю в багажник. На всякий случай прощаюсь с родителями и, плюя на все правила дорожного движения, мчусь к нему.

Господи, пожалуйста, хоть бы ты был дома. Я же сойду с ума, если мои мысли материализуются. Я точно этого не вынесу.

В рекордно короткий срок добираюсь до Брандисов, и заезжаю к ним во двор, как к себе домой, отмечая, что практически во всём здании горит свет, в том числе и в самой комнате Кая.

Слава Богу!

Теперь я хотя бы могу позволить себе перевести дух.

Может и впрямь что-то произошло? Может он просто запамятовал мне отписаться о том, что опоздает? Так ведь?

Глава 21.2 Бриана

Нажимаю на дверной звонок, моля о том, чтобы Кэролайн была дома, иначе мне никак не попасть внутрь. Так и выходит. Дверь мне открывает Кэролайн, только вот то, что я вижу наталкивает меня на не совсем приятные мысли. Кэролайн стоит в проходе и смотрит на меня заплаканными глазами, прижимая к груди какой-то листок бумаги.

— Кэролайн? Гд… где он? Он же дома? Скажите, что он дома, — мои глаза начинают пощипывать, а подбородок дрожать, когда я отслеживаю путь её слезинки, скатывающейся по щеке.

— Ждите меня здесь, — говорит она и исчезает за дверью, но лишь на мгновение. В следующую минуту Кэролайн уже передаёт мне какой-то конверт. С опаской беру его в руки и переворачиваю. В глаза сразу же бросается надпись: «Моей Снежной Королеве». И вот теперь-то я понимаю, что наступил конец. Всё становится ясно без каких-либо объяснений. Потрясение — этим словом я могу описать своё нынешнее состояние. — Даже любовь не в силах переубедить его. Если он что-то задумал, то пойдёт до конца и никто его не остановит. Поймите, Кай выбрал себе такой путь не потому что он эгоист, а потому, что он искренне желает вам счастья. Не судите его. Просто прочтите… Надеюсь, в вашем письме так же, как и в письме, адресованном мне, найдутся ответы на все ваши вопросы.

— В-вы м-можете сказать мне, куда он уехал? Кэролайн, — слёзно прошу. — Пожалуйста. Вы же знаете, где он раньше жил.

— Простите, Бриана, — зажмуривает глаза, покачивая головой. Она в такой же растерянности, как и я сама. — Я не могу… Если он решил, то… Вы должны меня понять. Я не хочу портить с ним отношения.

В очередной раз Кэролайн извиняется передо мной и закрывает за собой дверь, оставив меня с моей душевной опустошённостью наедине. Все мои надежды в один миг рухнули и всё, что у меня осталось — конверт. Листок бумаги — всё, на что его хватило.

Думала ли я, что всё, что у меня останется от Кая — это грёбанное письмо? И в мыслях не было…

На ватных ногах возвращаюсь в машину, выключаю музыку и в полной тишине продолжительное время смотрю на конверт, умываясь при этом слезами. У меня не хватает смелости даже распечатать его, не говоря уже о том, чтобы внять смысл, изложенных в нём слов. Наверняка, это будет слишком больно.

А куда ещё больнее? Не хочу ничего знать. Этим уже ничего не изменишь. Он сбежал… Но я ни в коем случае его не осуждаю…

Разрываю письмо на части, решив, что я сама в состоянии найти оправдания его поступку. Поэтому далеко не письмо, а именно память — это всё, что у меня останется.

Ближе к полуночи я кое-как возвращаюсь домой, незаметно прохожу в свою комнату и обессиленно падаю на кровать. Единственное что я хочу, чтобы поскорее наступило завтра. Завтра я буду желать того же, и это уже что-то, в сравнении с тем, если я буду изводить себя унынием, впадая в депрессивное состояние, из которого будет крайне сложно выбраться.

Светать начинает только через сутки, и это неспроста. Я потерялась во времени, и даже не выходила из своей комнаты. Всё это время я думала.

О чём? О нём.

Не предполагала, что так сложно будет найти оправдание. Мне не понять, что было в голове у Кая, когда он принял решение оставить меня здесь.

Одну…

О чём он думал, когда принял решение отправиться в одиночку в такой большой город?

Он тоже один… Он ничего не слышит…

Как он там будет? Нет, мне во чтобы то ни стало нужно разыскать его!

Впервые за долгое время спускаюсь вниз и выбегаю на улицу, где забираюсь в свою машину и принимаюсь искать на полу клочья разорванного конверта. Собрав всё, я снова возвращаюсь в комнату, игнорируя маму и её предложение отужинать. Закрываю дверь на замок и бережно раскладываю кусочки на кровати. Словно элементы пазла, фрагмент за фрагментом, я объединяю их в единое целое, не решаясь даже пробежаться взглядом по содержимому текста. Внутри меня начинается ураган. Душевная стихия скручивает мне внутренности и сдавливает лёгкие, вводя в предобморочное состояние. Мне страшно. Я боюсь.